К вопросу о свободе

I. Предварительная часть

     Свобода. Одним этим словом сказано очень много. Так много, что даже непросто разбраться сразу, что же именно подразумевается под этим понятием в каждом конкретном случае. Обязательно найдётся тот, кто скажет: «Что здесь непонятного? Свобода — она свобода и есть. Ну, это же ведь свобода!». Однако подходить к определению свободы подобным образом — это то же самое, что утверждать, будто добро и зло не нуждаются в определениях, и добро — это просто добро, а зло — это просто зло. Конечно, можно согласиться с тем, что это так и есть, — но на ином уровне осознания понятий, нежели чем человеческий. Скажем, в христианской традиции Бог, создавший мир, точно знает, что для мира хорошо, а что — плохо: ведь ему-то, Богу, доподлинно известно, что полезно для его творения, а что губительно. Таким образом, Бог не нуждается в определениях: он просто знает, что и как. То же самое в пантеистических учениях, где Бога-творца заменяет Природа: она точно так же знает, что и как. В случае же человека неконкретное определение добра и зла (добро — это просто добро, а зло — это просто зло) является основанием и возможностью для того, чтобы при необходимости придавать этим понятиям какое угодно значение, — иначе говоря, подгонять их под свои мнения и потребности. Это — заранее одобренное право на любое действие, любой поступок; это — мораль, утратившая определённую и постоянную точку отсчёта, утратившая онтологические критерии; другими словами, это — отсутствие морали. То же самое и в отношении свободы, — с той разницей, что её степени и проявления находятся уже в рамках системы определений «добро-зло». Отсутствие у понятия «свобода» определения, физических, моральных и психологических критериев превращает его… во что угодно, по желанию того, кто исповедует такой подход к нему. И именно это во многих случаях оказывается в представлениях о свободе самым соблазнительным моментом. Этот соблазнительный момент имеет вполне чёткое терминологическое определение: «вседозволенность».
     На самом деле вопрос о свободе достаточно сложен. Чтобы иметь возможность рассмотреть его более-менее конкретно, придётся разбить его на ряд вопросов, относящихся к разным аспектам понятия «свобода». Это онтологический аспект, физический, моральный и психологический. Далее я буду рассматривать их именно в таком порядке. Для того, чтобы читателю была понятна мировоззренческая основа моих рассуждений, уточню, что сам я являюсь приверженцем пантеистического взгляда на мир.
     

II. Онтологический аспект свободы

     Онтологический аспект проблемы заключается, по сути, только в одном вопросе: существует ли в Природе такое понятие, как «свобода»?
      Если в теистических системах мира Бог устанавливает пределы свободы для своих созданий, сам оставаясь вне этих рамок, то Природа творит сама в себе, одновременно являясь и творцом, и его творением. Это значит, что она устанавливает пределы свободы для самой себя как каждой своей частицы в отдельности и как единой совокупности таких частиц. Она — саморазвивающаяся система, имеющая заданную надсистемой (той Вселенной, частью которой является наша Вселенная) цель и заданные ею же основные принципы развития (Великие Начала). Она строит модель своего развития в соответствии с этой целью и этими принципами, но в своих собственных внутренних условиях, — т.е. выбирает наиболее для неё эффективный и надёжный путь развития. Её можно сравнить с живым компьютером, который, исходя из поставленной задачи и известных основных принципов работы, сам разрабатывает для себя программу функционирования, и при этом сам же проектирует и производит для себя необходимые комплектующие. В такой системе всё работает отлаженно и чётко: известны основания и цель каждого действия, известен наилучший вариант и способ произведения этого действия, известно, в какие сроки должно быть совершено это действие и как оно соотносится с каждым другим действием в пределах данной системы. Даже малейшее отступление от «программы» непозволительно, поскольку оно нарушило бы функционирование системы в целом и привело бы к её распаду. Из этого с неизбежностью следует вывод: такого понятия, как «свобода», в Природе не существует. Но в то же время не существует и несвободы, поскольку Природа управляет собой сама. Понятие «свобода» в Природе замещено понятием «необходимость». Вся Природа в целом и каждая её частица в отдельности следуют необходимости, от точного следования которой зависит само их существование. Цель Природы — существовать и развиваться; в её «механизме» всё находится на своих местах и делает своё дело наилучшим образом.
      Следует задаться вопросом: в данном случае отсутствие свободы является добром или злом? Ответ однозначен: оно является добром. Система нормально функционирует, продвигается к цели, для достижения которой и была предназначена изначально; любое отступление от этого стало бы сбоем, могущим привести к гибели системы, — иначе говоря, оно было бы злом. Свобода в Природе просто не нужна; она в ней не предусмотрена. Частицы Природы не способны осознать саму идею свободы, дающей возможность отступить от исполнения своих функций, — ведь такое отступление привело бы к гибели системы и, следовательно, оказалось бы злом. Выбор же между добром и злом есть выбор моральный, доступный существам уровня человека. Элементы, составляющие Природу как систему, в рамках которой мы существуем, не предназначены для того, чтобы совершать моральный выбор; их время для этого ещё придёт, — а пока они являются составляющими среды, в которой обитают сами и в которой обитают существа, способные совершать моральный выбор.
      Порождение таких существ является одной из важнейших промежуточных целей Природы в процессе её эволюции. Без появления таких существ («осознающих») и без совершения ими морального выбора эволюция вообще невозможна. Поэтому всё, что существует в Природе, в своё время достигнет такого уровня и обретёт способность и возможность выбирать. Пока же не осознающие частицы Природы в такой способности и возможности просто не нуждаются. Они не нуждаются в свободе. Их роль в эволюции иная. Галактики формируются согласно определённым закономерностям; планеты обращаются вокруг своих звёзд по определённым орбитам; ветер дует в соответствии с метеорологическими условиями, формирующимися в соответствии с климатическими закономерностями планеты; поведение животных основано на инстинктах, наличие и способность к проявлению которых является плодом длительного эволюционного процесса. Всему этому свобода не нужна. Она есть эволюционный фактор, имеющий моральный смысл и напрямую зависящий от наличия разума, способного осознавать и являющегося, в свою очередь, продуктом эволюции. Эволюция создаёт осознающие существа, без морального выбора которых её дальнейшее успешное движение невозможно. Итак, свобода есть эволюционный фактор, и её наличие (а значит — и сама постановка вопроса о том, является ли добром или злом отсутствие свободы) актуально только для существ, достигших определённого уровня развития. В нашем случае — для человека.
     

III. Физический аспект свободы

     В простейшей своей ипостаси свобода ограничена физическими факторами: физическими возможностями человеческого тела и физическими условиями окружающей среды. Одно это уже способно нанести сокрушительный удар по концепции «абсолютной свободы». Нет и не может быть абсолютной свободы там, где что-то остаётся физически невозможным. Когда есть желание сделать что-то, а возможности нет, то о какой полной свободе личности может идти речь? Невозможно сделать шаг и оказаться на другом континенте, хотя бы этого и безумно хотелось. Невозможно выжить при абсолютном нуле или при температуре, естественной для поверхности Солнца. Нельзя даже сорвать с высокой ветки яблоко, не применив хотя бы простейшего подсобного приспособления. Таким образом, физическая свобода имеет даже две степени ограничения: задачи, которые нельзя выполнить без применения существующих для этих целей технических средств, и задачи, для выполнения которых технических средств не существует. К первой степени ограничения примыкают также финансовые проблемы. Если нет денег на реализацию какой-либо задачи через технические средства или через оплату услуг других людей, то эта задача превращается в невыполнимую.
      Физическое ограничение свободы имеет и практическую сторону, и моральную. Сколько добрых и полезных дел остаются несовершёнными потому, что для их свершения требуются действия, которые оказываются физически невозможными! Начиная от помощи попавшему в беду человеку и заканчивая счастьем всего мира. Однако в то же время физические ограничения свободы мешают и проявлениям негативной стороны человеческой натуры. Немало зла остаётся несовершённым по той же причине, которая не позволяет свободно вершиться добру: по причине ограниченных возможностей. Эти ограничения кому-то не позволяют спасти человека, а кому-то не позволяют убить человека. Впрочем, следует признать, что в то время как средство осчастливить всё человечество пока ещё не изобретено, уже имеются верные способы его уничтожить. Разрушать всегда легче, чем созидать: здесь мы видим яркий этому пример. В моральном же плане немало людей не стали преступниками только по причине отсутствия физической возможности совершить преступление. И это важно опять же для физического аспекта их жизни, — в смысле избежания попадания в условия тюремного ограничения свободы. Моральный аспект здесь имеет значение более для закона и общества, чем для самого потенциального преступника, — ведь человек, способный на преступление, по сути, уже морально пал, и физическая невозможность совершить это преступление важнее для того, против кого это преступление могло бы быть направлено. Иначе говоря, невозможность совершить зло сама по себе не делает человека лучше. Разве что чисто психологически такой субъект не совершит того, что превратило бы для него преступление в норму поведения, и, таким образом, у него — опять же чисто психологически — останется больше шансов в будущем измениться в лучшую сторону. Точно так же физическая невозможность совершить добро не делает человека хуже. Здесь тоже важнее всего само стремление. Если кто-то желает добра, то он может стать от этого только лучше, — вне зависимости от того, удалось ли ему осуществить своё желание или нет.
      Итак, физический аспект перечёркивает возможность относиться к полной свободе личности как к чему-то реальному. При этом он актуальнее для деятельности человека, нежели чем для формирования его внутреннего мира, в котором и лежат истоки стремлений и поступков.
     

IV. Моральный аспект свободы

     Моральная сторона вопроса гораздо более глубока и сложна. Прежде всего следует отметить, что здесь возможны три «точки отсчёта»: свобода с точки зрения естественности (ведь человек тоже является частицей Природы), свобода с точки зрения общества и свобода с точки зрения индивидуума.
      В Природе, как уже было сказано, понятия свободы не существует за ненадобностью. В ней всё решает необходимость. Человек же и подобные ему существа стоят на том уровне развития, когда становится возможным осознание выбора — следовать ли необходимости или отвергать её. Конечно, необходимость эта актуальна для человека не меньше, чем для других частиц Природы. Поэтому появление свободы значит ещё и появление возможности поступать неправильно, противоестественно, иначе говоря — вершить зло. В этом заключается суть моральной эволюции: из добра и зла нужно избрать добро и научиться идти по его пути. Более примитивные частицы Природы избавлены от необходимости делать выбор. Они всегда поступают правильно. С одной стороны, они не вершат зла; с другой же бездумное следование естественности ограничивает возможности их развития. В результате моральной эволюции человек должен научиться жить так же естественно, как живёт, например, камень или животное, — но научиться этому сознательно. Сказанное отнюдь не значит, что жизнь человека должна иметь примитивность животного уровня; здесь имеется в виду естественность поступков и их мотивации при абсолютно иных условиях жизни. Интересы человека и его возможности простираются гораздо дальше интересов и возможностей животного; но основания и мотивации этих интересов и способы их воплощения в жизнь должны быть естественными, — то есть основанными на тех естественных законах и принципах, по которым живёт Природа. Не требует доказательств тот факт, что возможности человека гораздо шире возможностей того же животного; это значит, что человек может вершить благо сознательно и более эффективно, тем самым в гораздо большей степени содействуя успешной эволюции Вселенной. Но за столь широкие возможности в вершении блага мы платим возможностью заблуждений и неправильного выбора, иначе говоря — возможностью оказаться вершителями зла. Природа имеет естественные представления о морали: с её точки зрения морально то, что хорошо и полезно для неё в целом и для каждой из её частиц в отдельности. Хорошо же для неё то, что содействует её успешной эволюции как системы, являющейся совокупностью подсистем и составляющих их частиц. Другими словами, с точки зрения Природы хорошо (а значит — морально) то, что естественно. Нарушение естественных законов с точки зрения Природы аморально. Это — зло. И возможностью вершить зло обладают как раз самые высокоразвитые её порождения. Такова оборотная сторона эволюционных преимуществ.
      Вопрос о том, совершает ли он аморальные поступки с точки зрения Природы, волнует далеко не каждого. А ведь Природа создала человека для своих целей, которые в то же время являются и целями его самого как частицы Природы. На самом деле именно она и является тем беспристрастным и безошибочным судьёй, который судит каждый наш поступок. Об этом принято забывать. Так человек забывает самое своё предназначение. Безусловно, это отнюдь не способствует успешному исполнению упомянутого предназначения; это помогает пойти скорее по неверному пути, чем по верному и должному. Люди привыкли считать, что только человек может судить о поступках человека; Природа как реальный фактор, определяющий моральность или аморальность того или иного поступка, в расчёт не принимается. Это значит, что человек преступен перед Природой, — перед той высшей инстанцией, которая создала его самого и дала ему цель существования. Он преступен даже уже тем, что не принимает в расчёт возможности преступления перед Природой. Некоторые, правда, понимают это, и пытаются хотя бы как-то помочь это понять другим. Но даже они, вероятнее всего, при этом воспринимают Природу как бездумную «среду обитания», неспособную иметь какие-то понятия о морали. А между тем именно она и является тем судьёй, который имеет большее право судить человека, чем сам человек, и способен делать это безошибочно, в отличие от последнего.
      Общественные понятия о свободе с точки зрения морали в общем заключаются в том, что свободу должны ограничивать рамки общественной пользы или хотя бы ненанесения вреда и ущерба общественным интересам. Общество — система, во многом похожая на Природу: у него также есть частицы, из которых оно состоит (различные общественные институты, формации и отдельные индивидуумы), и законы, по которым оно функционирует как система и совокупность подсистем. Разница в том, что, в отличие от Природы, общество не есть система, изначально функционирующая по правильным, естественным законам. Эти законы устанавливаются людьми, которые способны заблуждаться и принимать неестественное за естественное. Конечно, в формировании общества, социума есть и доля проявления естественных принципов; но всё же преобладают принципы, устанавливаемые сознательно группами лиц или отдельными лицами. Это значит, что принципы и законы, по которым формируется и живёт общество, далеко не всегда бывают естественными по отношению к Природным принципам и законам, и могут им противоречить. Следовательно, преступным по отношению к Природе может быть не только отдельный человек, но и различные человеческие сообщества и общественные институты, и даже всё общество в целом. Но общество считает законы своей жизни правильными и естественными. Здесь уже имеет смысл провести разделение между историческими этапами развития общества и его региональными формациями. Каждая культура (как и каждое время) имеет свои представления о морали. Есть некоторые элементы, которые являются общими для всех времён и культур; но даже эти элементы варьируются в определённых пределах. И каждая культура устанавливает для людей те пределы свободы, которые представляются ей допустимыми с точки зрения её морали. Общество оберегает свои установления. Аморальным считается то, что нарушает их. С этой позиции и устанавливаются пределы для свободы индивидуума.
      В разных культурах имеют место различные обычаи и законы. Нередко обычаи и законы одной культуры противоречат обычаям и законам другой культуры. Таких противоречий множество. Это значит, что все обычаи и законы всех культур не могут быть одинаково естественными и правильными с точки зрения Природы. Разные культуры считают естественными совершенно противоположные вещи. Простым примером могут служить моногамия у христиан и полигамия у мусульман. Есть и более яркие примеры. Скажем, в современном мире любая культура осуждает детоубийство; в прошлом же существовали культуры, не запрещавшие его в определённых ситуациях. Другой пример. Сейчас одним из самых тяжких преступлений считается каннибализм; в прошлом же, у племён, стоявших на первобытном уровне развития, он часто был в порядке вещей. Из этого видно, что моральные каноны общества относительны. Причина такой относительности в том, что эти каноны имеют в своей основе практическую необходимость, осмысленную с точки зрения более или менее превратных представлений о естественности. Мало кто понимает необходимости Природы и роль человека в ней. Из непонимания проистекают многочисленные заблуждения, нередко со временем превращающиеся в законы, «освящённые» санкцией государства. Но мы видим, что в одном месте карают за то, что в другом месте не запрещено и даже поощряется. Мораль общества (обществ, культур) относительна, поскольку не имеет под собой постоянной основы. Мнение человека непостоянно, и далеко не всегда правильно обосновано, — в отличие от законов Природы. Поэтому и рамки свободы в этом отношении являются достаточно зыбкими. Общество, определённая культура, живущая по своим законам и понятиям, не желает, чтобы этим законам и понятиям противоречили. В этом она видит угрозу самому своему существованию (что, в общем, недалеко от истины). И именно этим ограничивается свобода отдельных индивидуумов, живущих на территории распространения данной культуры. Общество просто хочет выжить, — и оно ведёт постоянную внутреннюю войну с нарушителями его законов. То же самое относится и к столкновениям культур. Каждая из них защищает своё понимание мира и человека.
      Между тем человек далеко не всегда бывает согласен с представлениями общества о нём, о том, что хорошо для него, конкретного индивидуума, и о том, как ему, конкретному индивидууму, следует жить. Конечно, каждая культура слагается из людей, являющихся её носителями; однако это отнюдь не значит, что абсолютно все склонны всегда и во всём придерживаться её установлений. Всегда есть несогласные, желающие что-то изменить, желающие иметь право выйти за установленные рамки. Человеку в общем свойственно хотеть того, на что он не имеет права или что не принято в той культуре, частью которой он является. Эти желания могут быть самыми разными, — от безобидных до преступных. Но даже безобидные желания и порождённые ими поступки могут квалифицироваться как преступления только потому, что противоречат моральным нормам определённой культуры. Например, убийство считается преступлением практически везде, а употребление в пищу свинины или говядины, само по себе безобидное, считается в известных культурах преступлением против морали. Общество ограничивает индивидуума массой правил и условностей, — от установлений закона (т.е. юридических) до установлений религиозных (которые тоже могут быть санкционированы юридически) и этических, основанных на простой традиции. Однако человек, как существо мыслящее и способное отвечать за свои действия, желает быть более свободным, чем ему позволяет общество. Он полагает (и совершенно обоснованно), что он сам имеет право решать, что для него лучше. Его могут не устраивать традиции и законы, — как светские, так и религиозные, — по той причине, что они являются продуктами решений других людей. Проще говоря, ему неприятно выполнять установления, которые избрал для себя не он сам.
      Такая позиция может проявляться в диапазоне от молчаливой досады и затаённого недовольства до открытого бунтарства. При этом бунтарь зачастую имеет в виду не изменение довлеющего над людьми общественного строя, а свою личную свободу. Недовольство существующим строем в этом случае есть, вероятно, одно из проявлений желания защититься. Запрещение чего-то, что человеку представляется желательным или необходимым, воспринимается им как проявление по отношению к нему агрессии со стороны общества (государства, религии и т.д.). Как уже было сказано, расхождения во взглядах между человеком и обществом могут касаться самых безобидных предметов; но бывает и так, что человек воспринимает как агрессию по отношению к нему установления всеобщей морали, актуальной для большинства или даже для всех культур. Это значит, что некоторые индивидуумы могут быть недовольны, например, запретом на убийство. Является ли такой человек потенциальным убийцей? Не обязательно. Может быть, у него никогда и не возникнет желания убить. Но уже сам запрет воспринимается как покушение на свободу, а следовательно — как акт агрессии против личности.
      В отличие от животного, не нуждающегося в осознанной свободе, человек нуждается в ней. Более того: она является одним из коренных факторов его развития как осознающей личности. Она естественна для человека. Он это знает и понимает, или, по крайней мере, чувствует. Даже тот, кто вследствие невысокого интеллекта или других причин неспособен обосновать своё право быть свободным с позиций философии или этики, всё равно хочет свободы и так или иначе её добивается, — открыто или подсознательно, совершая поступки, которые иногда и сам не может объяснить. Стремление к свободе заложено в человеке на уровне инстинкта; оно естественно для его эволюционного уровня в той же степени, как и инстинкт познания. Поэтому он всегда хочет устанавливать для себя границы морали, — а значит, и границы свободы, — самостоятельно. С точки зрения политики это стремление должно находить удовлетворение в принципах демократии. И действительно, как новинка после зажатости в более жёстких рамках — например, феодальных, или при диктатуре — она может на первых порах удовлетворить стремление людей быть свободными. Но даже демократия не позволяет индивидууму пользоваться той степенью свободы, какой ему хотелось бы пользоваться. Там, где решает большинство, всегда остаётся ущемлённое меньшинство. К тому же, выбор из чего бы то ни было — личностей, политических программ, законопроектов и прочего — всегда ограничен. Демократия смягчает ощущение несвободы, но не ликвидирует его. Люди настолько разные, желания и стремления каждого и их сочетания настолько своеобразны, взгляды каждого как комбинации понятий и представлений настолько уникальны, что, по сути, каждый человек сам по себе является как бы отдельным миром, маленьким государством, которое, естественно, хочет независимости и права самоопределения в жизни.
     

V. Психологический аспект свободы

     Стремление к свободе — это, прежде всего, фактор психологический. Человек стремится устанавливать для себя моральные рамки самостоятельно; это проявляется, как уже было сказано, на уровне инстинкта. Но всякий инстинкт имеет естественные пределы. Инстинкт свободы тоже имеет их; однако нередко случается так, что человек забывает об этих пределах или, вернее будет сказать, перестаёт воспринимать их. Стремление к свободе настолько важно для человека и, вследствие этого, настолько сильно, что человек часто абсолютизирует его. В особенности он склонен к этому в условиях сильного ограничения свободы. Он стремится к тому, чего ему не хватает, — и это может превратиться в патологию. Следует признать, впрочем, что и наличие широких свобод может породить такую же патологию. Свободы всё время кажется мало, её всегда недостаточно; и поиск новых проявлений личной свободы может привести к преступлению. Однако преступление, по сути, ещё не является самой патологией. Патологией является неспособность обуздать себя и удержаться от аморальных или преступных действий. Здесь я разделяю обдуманное или хотя бы внутренне обоснованное с точки зрения личного мировоззрения действие и действие неподконтрольное тому, кто его совершает. Так само наличие ограничений для личной свободы может спровоцировать психически неустойчивого человека на поступки, которые, не будь этого ограничения, показались бы ему самому ненормальными и совершенно недопустимыми.
      С одной стороны, стремление к свободе совершенно естественно. С другой стороны, оно, как и всё, что естественно, может выйти за рамки естественности и приобрести противоестественные формы. Для человека естественно решать самому, что морально, а что нет. Но в неутолимой жажде свободы кроется своего рода ослепление, — когда перестаёшь понимать, что мораль вообще имеет какие-то рамки. Например, естественно — и поэтому морально — не чинить насилия над другим человеком, тем более — не лишать его жизни. Но тот, кто в таком ослеплении безумно жаждет свободы, часто бывает уже неспособен это понимать. Так естественное превращается в противоестественное. При этом такой одержимый идеей свободы человек может отнюдь не выглядеть ненормальным. Он может даже развивать некие мировоззренческие концепции, провозглашающие отсутствие для свободы каких бы то ни было законодательных и моральных рамок, находя для этих концепций правдоподобные и на первый взгляд логичные основания. Однако при этом такой человек остаётся психически ущербным. Едва ли можно считать нормальным того, кто ставит свою личную свободу выше всего, — даже выше неприкосновенности чужой жизни. Естественные моральные рамки установлены Природой. К примеру, она создала род человеческий уж конечно не для того, чтобы люди истребляли друг друга. Её цель — эволюция, а не истребление тех, кто является залогом успеха этой эволюции. Даже не задумываясь над подобными вещами, люди знают, что причинение вреда человеку и убийство противоестественны по своей сути. Это и понятно: помимо того, что никому просто не хочется умирать, Природа ещё и вложила в свои создания понятия о естественной морали. Таким образом тот, кто в погоне за беспредельной свободой выходит за рамки этой морали, является ненормальным и с точки зрения людей, и с точки зрения Природы. Тот, кто считает, что он имеет право оставить жизнь другому человеку или отнять её в любой момент только потому, что свободная личность не должна иметь никаких ограничений в своей свободе, является психопатом, помешавшимся на почве стремления к упомянутой неограниченной свободе. Только эта свобода является для него моралью, — а это значит, что морали для него не существует вообще. Он опасен, поскольку не имеет естественного психологического «ограничителя», который мог бы удержать его от действий, опасных для общества и людей. От него можно ожидать всего, чего угодно, — ведь он считает, что имеет право абсолютно на всё, что сочтёт для себя необходимым, или чего ему даже просто захочется в какой-то момент. Так естественное стремление быть свободным может превратиться в опасную для окружающих психическую болезнь. Оно может привести и к очевидному сумасшествию, — когда человеку кажется, что даже физические ограничения на него уже не действуют; так, ему может представляться, что он летает или свободно совершает другие невозможные действия.
      Стремление к свободе может переродится и в фобию, — когда человек панически боится не быть свободным. Это выглядит как чья-то злая ирония: тот, кто избегает зависимости от каких бы то ни было правил и установлений, становится психологически зависимым от самого желания быть независимым. Он становится заложником стремления к свободе. Это приводит к тому, что человек становится конфликтным, поскольку всё воспринимает как покушение на свою свободу. Он не может найти свою «нишу» в социуме; у него возникают проблемы с нахождением работы, созданием семьи и просто в отношениях с людьми, потому что всё это требует заключения себя в определённые поведенческие рамки, принятия известных «правил игры». Но для такого человека любые правила представляются агрессией; его личные правила — это отсутствие всяких правил вообще. Но так не бывает. И он начинает враждовать даже с самим собой. Его рассудок и совесть постоянно предлагают ему какие-то схемы поведения, какие-то правила; но он понимает, что приняв эти правила утратит свободу. В итоге он начинает бежать от самого себя. Однако от самого себя скрыться невозможно. Его жизнь превращается в один бесконечно длящийся конфликт, не имеющий логического разрешения. Несомненно, это представляет из себя некоторую форму психического расстройства. Такой человек способен на неадекватные поступки, и может быть опасен. Опасен в том числе и для самого себя, потому что постоянное пребывание в такой мучительной борьбе с самим собой и со всем окружающим миром вполне может привести к суициду.
      Мы видим, что стремление к обретению одной из величайших драгоценностей — свободы — может обернуться бедой. Свобода стоит недёшево. Свобода и её правильное понимание.
     

VI. Некоторые обобщения

      Итак, рассмотрев четыре аспекта вопроса о свободе, мы можем выстроить следующую картину.
      Свобода, по сути, является ни чем иным, как инструментом эволюции. Это вполне понятно. Если не предполагать, что всё в этом мире случайно и не имеет определённой цели, то выходит, что свобода тоже должна иметь своё предназначение, свою функцию. Иначе говоря, она дана нам не ради того, чтобы мы могли тешить своё самолюбие мыслью о том, что мы такие великие в своей свободе существа, а для того, чтобы мы могли научиться использовать её должным образом и чтобы в конце-концов сумели с её помощью достичь какого-то определённого результата. Цель, для достижения которой нам дана свобода, поистине благородна. Эта цель — стать лучше, совершеннее, сделать совершеннее наш мир и, в конечном итоге, — всю Вселенную.
      Наша свобода ограничена физическими факторами. Однако это не значит, что она ущербна. Мы обладаем ею в той степени, в какой это нам необходимо. Человек свободен настолько, насколько это требуется для успеха его моральной эволюции. В моральном смысле мы вообще ничем не ограничены, — и именно это нам необходимо для того, чтобы совершить выбор духовного пути, стать вершителями добра или зла. Всё, в чём мы нуждаемся для совершения этого выбора, находится в нашей власти, — во власти нашего ума и воли. Поэтому физические ограничения свободы не имеют для человека особого значения. Тем более, что он всё же учится их преодолевать научно-техническими средствами. Во многих случаях это оказывается полезным, но во многих — и весьма опасным. Так, если побеждена чума, способная унести жизни миллионов людей, то изобретено и оружие, способное в считанные минуты истребить всё человечество целиком. Рамки естественности в преодоленнии физических пределов свободы весьма зыбки; здесь моральный выбор одного человека может легко обернуться непоправимай бедой для всего мира. Поэтому лучше обратить своё внимание на то, что дано нам изначально, от Природы, и не торопиться изобретать новые виды оружия.
      Моральные установления общества, различных культур, относительны. В основном они направлены на то, чтобы поддерживать общественный порядок. Поэтому те люди, которые идут против означенных установлений, получают статус аморальных личностей. Подлинным мерилом моральности того или иного поступка является Природа, которая устанавливает естественные законы жизни для всего существующего. Но общество имеет об этих законах весьма отдалённое представление, и нередко устанавливает свои правила исходя из заблуждений. Это значит, что, в принципе, любое моральное установление любой культуры может оказаться ошибочным, т.е. противоестественным. Поэтому эаконы и обычаи определённой культуры не могут считаться абсолютным мерилом морали и ограниченной моральными постулатами свободы. Любой несогласный с установлениями данной культуры индивидуум имеет шансы оказаться правым в своих взглядах в той же степени, что и она. Исключением могут считаться моральные моменты, общие для всех или почти всех культур и основанные на моральных понятиях, вложенных Природой в человека на уровне подсознания, — например, запрет на убийство, и ещё некоторые. Запреты не столь коренного характера всегда могут оказаться неверными и, следовательно, несправедливо ограничивающими свободу личности. Моральные же запреты глубинного характера, о которых шла речь, как правило, признаются естественными и правильными даже теми людьми, которые не принимают определённых моральных норм определённых культур. Случаи же неприятия столь очевидно верных и справедливых моральных норм, как, например, запрет на убийство, лежат уже на грани психической патологии.
      Стремление к свободе естественно для человека. Отсутствие такого стремления было бы ненормальным: оно по сути значило бы утрату своеобразой «путеводной нити», ведущей к достижению цели самого существования осознающей себя и мир личности. Но и чрезмерное стремление к свободе тоже является проблемой и даже опасностью для психического здоровья человека. Стремясь перешагнуть очевидные моральные и физические рамки свободы, он теряет связь с реальностью и возможность трезво оценивать свои поступки. Он вступает в конфликт с окружающим миром, и нередко — с самим собой. От него можно ожидать всего, чего угодно, — ведь сдерживающие факторы в его нездоровом миропонимании весьма скудны или отсутствуют вовсе.
      В наметившемся треугольнике «Природа — общество — человек» нет элементарного взаимопонимания. Впрочем, Природа, конечно, всё понимает, поскольку смотрит на ситуацию ещё и изнутри человека; но она создала его свободным, и потому не диктует ему условий игры. В итоге получается вот что. Природа, создавая человека как вид, имела своей целью содействие успеху эволюции в масштабах Вселенной, для чего и наделила этот вид способностью осознавать свободу. Общество стремится просто выжить, сохранить себя как организм, живущий по определённым принципам; это стремление лежит скорее в плоскости инстинкта, нежели чем рассудка. Каждая культура считает свои установления и свой образ жизни наиболее правильными, и в своём стремлении выжить не склонна принимать во внимание законы Природы, которые могут опровергнуть многие из общественных установлений. Человек же, как правило, просто хочет быть свободным, зачастую невзирая на законы Природы, и ещё меньше — на общественные установления.
     

VII. Основные выводы

     Подытоживая всё вышесказанное можно сделать вывод, что основная проблема общества и человека — непонимание. Общество часто не понимает и не желает понимать, что такое естественные законы; человек же далеко не всегда умеет понять, для чего ему дана свобода. Он упрямо полагает, что свобода ценна сама по себе; он не считает нужным осмыслить тот факт, что у свободы есть определённая цель, что она существует не для того, чтобы просто дать ему возможность всегда делать то, что он хочет. Подчеркну: даже не то, что кажется ему необходимым, а именно то, что ему хочется делать. Очень часто желания перевешивают понимание; человек понимает, что именно необходимо и как в свете этого следует поступить, но поступает иначе, — просто потому, что так ему приятнее. На самом деле это является, может быть, второй по значимости проблемой после непонимания, — стремление человека к тому, что ему приятно, к удовольствиям. В моральном плане эта проблема является даже более серьёзной, чем непонимание, — ведь если человек чего-то не знает или не понимает, то он, в общем, в этом не виноват, тогда как стремление получать удовольствия подразумевает осознанное и целенаправленное достижение этого, нередко даже преступными методами.
      Беда в том, что люди склонны рассматривать свободу именно как средство достижения удовольствий. Их мало интересуют необходимости эволюции; их нередко даже мало интересуют нужды и права других людей. Свобода, вместо того, чтобы быть инструментом морального совершенствования, становится инструментом эгоизма, что даёт обсолютно противоположный результат. Вместо того, чтобы стать лучше, человек становится хуже. Это происходит оттого, что инстинкты «перевешивают» разум. Разум ставится на службу примитивности, проявляющейся, в частности, в выводах, делающихся по схеме: «Что приятно, то и хорошо». Полезность уже не в счёт; даже полезность по отношению к себе, — тем более по отношению к другим людям; о полезности по отношению к Природе едва ли вообще приходится говорить. Такое отношение к своим потребностям свойственно животным. Но они не рискуют ошибиться и причинить себе вред вместо пользы. Их жизнь очень проста, и инстинктов вполне достаточно для того, чтобы ею управлять. Жизнь животных бездумна, и в ней, как уже было сказано, нет места для такого понятия, как «свобода». В их случае действительно хорошо и полезно то, что приятно. Это потому, что им неведомы излишества: животное берёт от Природы только то, что ему необходимо для жизни, — в этом и заключаются его простые удовольствия. От человека же требуется несколько больше, чем просто жить: в соответствии с этим ему даны и гораздо большие способности и возможности, и свобода для воплощения их в жизнь. Если животное заботится только о себе и об особях своего вида, то человек кроме этого должен заботится ещё и обо всех других видах, обо всём мире, и, по возможности, — о будущем благе всей Вселенной. Поэтому особенно грустно наблюдать нелепую ситуацию, когда свобода, вместо того, чтобы дать человеку понимание и желание к воплощению в жизнь вышеупомянутого, отнимает у него даже то, чем располагает животное. Человеческий эгоизм мешает людям заботиться даже об особях своего вида, полностью переключая внимание индивидуума на свои собственные потребности и желания. И здесь дело уже не только в непонимании. Бывает, что человек знает и понимает, что он способен и должен жить не только для себя, — но всё равно поступает обратным образом. Может ли здесь служить оправданием внутренняя слабость, неспособность научить себя жить правильно, быть достойным самого себя как мыслящего и могущественного существа? На самом деле такого оправдания нет и быть не может. Человеку дано достаточно сил для того, чтобы он мог быть человеком. Поэтому такая слабость есть ни что иное, как простое нежелание чем-либо жертвовать или поступаться ради пользы, выходящей за рамки личной пользы, личных нужд и удовольствий. Такой осознанный эгоизм низводит человека на уровень гораздо ниже того, на котором находятся животные. И я имею в виду не только моральный уровень, но и интеллектуальный. Многого ли в интеллектуальном плане стоит человек, не желающий использовать свой ум по назначению? Чего стоит ум такого человека, используемый для того, чтобы поставить своего обладателя ниже животного?
      Как я уже говорил, даже одно только стремление к свободе имеет столь огромную силу, что способно искалечить ум того, кто не желает признавать пределов в таком стремлении. Оно может превратить человека в героя, а может в преступника или сумасшедшего. Я веду речь не просто о стремлении к свободе, а о стремлении к неограниченной свободе. Это значит, что человек пытается прыгнуть выше самого себя, выйти за границы возможного. И хотя перейти эти границы нельзя, даже то, что реально, уже опасно само по себе. Свобода поступка, — в пределах физически возможного, — это неограниченность ни в чём. Это непризнание каких бы то ни было рамок, — в том числе моральных. Это жизнь по принципу «Я хочу это сделать, и я это сделаю». Это абсолютная анархия.
      Свобода не должна быть абсолютной и полной. Она должна ограничиваться многими факторами: принципом естественности, принципом общественной необходимости (если это необходимость справедлива), принципом безопасности и пользы других людей. И лишь на последнем месте должы быть личные интересы. Такое поведение естественно для человека. Даже животные неосознанно соблюдают эти принципы. Человек же имеет возможность и должен не только соблюдать их, но и развить их в своём осознании и поднять на ещё большую моральную высоту.
      В чём же тогда заключаться свобода для человека? Прежде всего надо признать, что она в любом случае принадлежит самому человеку. Если он не пожелает исполнять какие-то общественные установления, то он будет их нарушать в любом случае, — тайно или открыто, смотря по своей решительности. Принудить его не нарушать этих установлений открыто возможно только путём прямого насилия, которое, в принципе, можно назвать «диктатурой закона». Если человек не захочет сделать чего-то для другого человека, то он и не сделает, если его не заставят. Примеры можно было бы продолжить, — но основная мысль ясна: каждый устанавливает границы свободы для себя сам. И это правильно. Так и должно быть. Свобода индивидуума должна иметь ограничитель, — и этим ограничителем должен быть он сам.
      На самом деле суть свободы для человека заключается не в том, чтобы эта свобода была неограниченной, а в том, что только сам человек, — любой человек, — и никто иной, имеет право устанавливать пределы для своей свободы. Иначе говоря, подлинная свобода человека — это свобода выбора. Мы делаем выбор каждую минуту, — как в значительных поступках, так и в мелочах, которые мы иногда даже слабо осознаём. Это значит, что мы свободны. Не вседозволенность, но право самому выбирать и устанавливать для себя пределы дозволенного, — вот что такое подлинная свобода мыслящей и осознающей личности. Образно выражаясь, свобода — это право самому ограничить свою свободу; право избрать для себя оковы той тяжести и цепи той длины, какую ты считаешь необходимой и позволительной. Другое дело, что такое ограничение свободы не должно тяготить человека, поскольку это как раз то, что он считает для себя необходимым и наилучшим. К примеру, лишение себя чего-то добровольно, ради служения идее или просто ради счастья близких людей, при всей своей тяжести должно доставлять и радость, — и радость прежде всего. Любая жертва приносится ради того, что драгоценнее. Даже идти на смерть может быть радостно, если ты выбрал это сам и если знаешь, что умираешь ради того, что лично для тебя драгоценнее твоей жизни.
      Итак, выбор. Выбор в любом случае, каким бы он ни был; установление для самого себя рамок необходимости и морали. Такой выбор может сделать только подлинно разумное существо, — в отличие от бездумного и гасящего разум желания вседозволенности, ставящего человека ниже животного. Нельзя отрицать, что не у всех имеется верное понимание моральных пределов дозволенного. Но если человек, например, решается на преступление, то это — его моральный выбор, на который он имеет право. И когда я говорю об осознанном выборе, то имею в виду также и осознание последствий, которые этот выбор за собой повлечёт. То есть если кто-то решается совершить преступление или как-либо иначе преступить естественные моральные рамки, то он должен понимать, что тем самым эти рамки становятся недействительными и по отношению к нему самому. Проще говоря, поступая негуманно по отношению к другим, он даёт им право поступить негуманно по отношению к нему. Он как бы отменяет определённые правила игры, — и с этого момента он уже не находится под защитой этих правил. Таков его выбор. Самое главное то, что никто в принципе не способен ограничить другого в таком выборе. На него можно только прореагировать определённым образом. Это значит, что моральные понятия каждого отдельно взятого человека могут влиять только на то, каким будет его выбор, но обсолютно не влияют на само право выбора, — иначе говоря, на свободу личности. Это, конечно, не касается психопатов и сумасшедших, которые не способны трезво оценить причины и последствия своих действий, и потому не могут отвечать за свои поступки.
      Как же добиться того, чтобы моральный выбор человека не выходил за рамки естественной морали и общественной безопасности, чтобы свобода личности не вырождалась в примитивное потакание своим эгоистическим, часто сиюминутным и необдуманным желаниям? Как добиться того, чтобы она не превращалась в стремление ставить себя над моралью, вершить судьбы других людей, подчинять себе тех, кто имеет такое же право на самоопределение и самостоятельное вершение своей судьбы, чинить насилие и совершать преступления? Карательные меры — это меры защитные; это, практически, признание того, что общество и отдельные его члены находятся в состоянии войны. На мой взгляд, средство от этих бед — познание. Познание и воспитание на основе этого познания. Человеку нужно помочь понять, что у его существования есть цель; что мир и другие люди не должны быть рабами его желаний и инструментами в утолении его эгоистических наклонностей; что они — такие же личности, как и он, с теми же правами; наконец, помочь понять, что он — на самом деле гораздо больше, чем представляется ему самому, — в том смысле, что он гораздо выше той примитивности, которая часто представляется ему воплощением высоких принципов личной свободы. Если он думает, что свобода — это право ползать в грязи в любом направлении, то ему нужно помочь понять, что на самом деле свобода — это право подняться в небо, право содействовать счастью всего мира. Вопрос о том, каким образом ему помочь, лежит уже за рамками темы настоящей статьи. Способов может быть предложено множество, и разбор того, какие из них верны с моей личной точки зрения, а какие неверны, здесь производиться не будет. Методы воспитания — отдельная тема.
     

VIII. Заключение

     В этой статье я преследовал только одну цель: обрисовать свою точку зрения на то, что такое свобода личности и почему она часто понимается неправильно. В качестве резюме повторю ещё раз: по моему мнению, подлинная свобода — это не вседозволенность, а как раз способность осознанно лишить себя этой вседозволенности. Способность сознательно заключить себя в рамки необходимости, которые, в свою очередь, должны лежать в пределах известных моральных рамок. Именно осуществление такого выбора позволяет личности задействовать потенциал своего разума и раскрыть высоту своей души и совести. Этот выбор помогает человеку быть человеком, — разумным существом, строящим свою жизнь исходя из знания, понимания и чувства, а не из одних лишь инстинктов, тем более — не из безумия и бездумия, низводящего его на тот уровень, с которого приходится подниматься в умственном и моральном плане для начала хотя бы до уровня животного, и уже потом думать о том, как оправдать звание человека.
      Я вовсе не хочу сказать, что все люди погрязли в заблуждениях и тупом эгоизме, что все понимают свободу неправильно и стремятся ко вседозволенности. Но я знаю, что такие есть; мне неоднократно приходилось наблюдать такое понимание свободы и вытекающее из него отношение к людям и миру. Хочу надеяться, что это, всё же, — частные случаи, гораздо более редкие, чем осознанное отношение к личной свободе, своим потребностям, целям и правам. Но, повторю, есть случаи того понимания свободы, которое я здесь описал. По моему мнению, такие взгляды несут в себе, как минимум, потенциальную опасность для общества, — опасность тем более актуальную, что они не только ведут к опасным для окружающих действиям, но оказывают ещё и негативное воспитательное влияние на окружающих, в особенности — на младшее поколение. И взгляды эти опасны для любого общества, для любой культуры, потому что моральная необузданность — т.е. отсутствие морали как основного и самого естественного сдерживающего фактора — ведёт к разрушению любой общественной структуры и к саморазрушению человеческой личности.
      Разумеется, люди, желающие руководствоваться в жизни принципом вседозволенности и считающие, что это правильно, имеют полное право придерживаться такой точки зрения. Их выбор (всё-таки выбор!) таков, — и мне остаётся только в форме полемики противопоставить их точке зрения свою, которую я и изложил в настоящей статье.

Между двух миров

Предисловие

     Уже несколько лет мы живём в XXI веке. Ещё пару десятилетий назад сама эта цифра представлялась чем-то чуть ли не из области научной фантастики. Ещё лет пять назад нам казалось, что мир подошёл к какому-то судьбоносному, почти волшебному рубежу. Шутка ли: скоро окажемся в будущем! Сами слова «XXI век» завораживали. Не всех, конечно, — но думаю, что многих. И вот мы в будущем. Оно оказалось… настоящим. А путешествие во времени обернулось всего лишь банальным новогодним застольем. Человечеству, как и мухам из повести братьев Стругацких, в очередной раз не удалось вырваться из проходящей через него плоскости.
      Всё осталось по-прежнему. Мы взяли своё прошлое с собой в своё будущее. Именно так и рождается настоящее. Берутся прошлое и будущее и смешиваются в пропорции 1:1. Своего рода алхимия. Естественная алхимия, одним из важнейших ингредиентов которой является человек. Человек, живущий, собственно, сразу в двух системах мира: в той, которую он создаёт для себя сам, и в той, которая существует на самом деле. Эти системы во многом похожи, но всё же не являются одним и тем же. С течением времени они сближаются всё больше, и есть надежда, что однажды эти два мира сольются в один, цельный и непротиворечивый.
      Для пояснения своей мысли приведу такой пример. Не так давно люди ещё жили на планете, которая была центром Вселенной и вокруг которой вращались все прочие планеты и светила. Когда выяснилось, что это не так, тогда два мира — воображаемый и настоящий — существенно сблизились. Познание сближает их всё больше и больше. Когда-нибудь должно наступить и такое время, когда человеку уже не придётся внутренне разрываться на две половины, — между реальностью и иллюзией.
      Залог этого — познание. Но на деле оказывается, что как раз познание и подвержено болезни, название которой — «способность впадать в иллюзии». Одновременное существование в двух мирах есть недуг познающего разума, который вполне можно охарактеризовать как «шизофрению познания». А как ещё можно назвать такое раздвоение? С одной стороны, люди ощущают (и воспринимают подсознательно) мир таким, каков он есть на самом деле; с другой стороны, они вырабатывают для себя такие концепции мира, которые должны удобно укладываться в систему того, что им представляется известным и возможным.
      Вся история человечества прошла в борьбе с вышеупомянутым недугом, в попытках отыскать лекарство, способное сделать сам человеческий разум здоровым, зрячим. Но это пока не удалось никому. Иллюзорный, воображаемый мир живуч. Он постоянно трансформируется, теряя одни элементы и приобретая другие. Иногда он включает в себя то, чего не существует, иногда отказывается признать существующее таковым. Он живёт и сейчас, — как всегда, дробясь в сознаниях отдельных людей на бесчисленные осколки личных восприятий.
      Тему настоящего очерка составит то, что во все прошедшие века считалось безусловно существующим, а сейчас, в «научную эру», не признаётся как факт реальности. Я говорю о той невидимой обычному глазу стороне реального мира, которая считается источником так называемых «сверхъестественных явлений», о той области бытия, с которой связано религиозное и оккультное видение мира. В Средние Века сфера «потустороннего» цепко владела умами, даже в ущерб объективному видению и пониманию физического мира. Тогдашняя наука верила в демонов и не верила в другие планеты. Теперь ситуация изменилась с точностью практически «до наоборот»: нынешняя наука знает о существовании иных галактик и отрицает существование привидений. Миропонимание человечества изменилось, «шизофрения познания» по-прежнему неизлечима.
      Впрочем, в умах большинства людей и по сей день живут определённые представления о «потусторонней» сфере мира. Наука пока ещё не в силах совершенно искоренить их. И смею утверждать, что это не удастся ей никогда. Не удастся, потому что «та сторона» действительно существует. Официальной науке со временем придётся это признать.
      Каждый человек представляет себе по-своему даже ту часть мира, которую можно увидеть, пощупать и попробовать на зуб, — что же говорить о незримой его части? Однако в представлениях о ней всё же есть немало общих моментов. Нескольких таких моментов я и коснусь в этом очерке, попытавшись в общих чертах обозначить реальные явления, лежащие в их основе. Именно «в общих чертах», — потому что детальный разбор этих явлений может составить не один толстый том. Я буквально пробегусь по ряду тем, кратко обрисовывая подлинное положение вещей. Однако здесь не будет описано ни одного реального случая, — как из соображений краткости, так и потому, что в мои намерения не входит что-либо доказывать. Этот очерк состоит из ряда коротких, можно даже сказать, конспектных набросков, абсолютно не претендующих на полноту и касающихся только некоторых интересных вопросов из разряда тех, что относятся к области так называемых «оккультных знаний». Моя цель — просто показать в общих чертах, как явления подобного характера отражаются на нашей жизни.

I. Магия

     Как ни странно это звучит с точки зрения современного уровня развития научного мышления, но магия всё-таки существует и действует. Я имею в виду то, что принято называть магией, — обращение к «потусторонним» силам и воздействие с их помощью на мир и людей.
      Конечно, на самом деле магия лишена той картинности, которая подаётся как её атмосфера в фильмах, всевозможных беллетристических и псевдоспециальных литературных опусах, и тем более — в россказнях якобы участников и очевидцев магических ритуалов и церемоний. Эти ритуалы — вовсе не театрализованное действо. Хотя они и выполняются, выглядят они гораздо скромнее, чем их рисует воображение среднего обывателя или самодеятельного мистика-романтика. Дело обходится без яркого и сверкающего инструментария, без светящихся багровым пламенем чертежей на полу, без нездорового величия, так и прущего от фигур магов, то и дело застывающих в эффектных позах, без ударов грома, сопровождающих самые патетические моменты заклинаний и без прочего романтического антуража. На самом деле чем театральнее выглядит ритуал, тем дальше он от магии и ближе к показухе. Хотя дело может быть и не в мошеннических целях «магов», а просто в их непонимании того, чем они пытаются заниматься. Однако разница — в смысле получения практических результатов — здесь невелика: эти результаты в подавляющем большинстве случаев равняются нулю. Впрочем, хороший маг в состоянии и вызвать удар грома, и организовать другие необычные эффекты. Но хороший маг не работает на публику. Как правило, его деятельность вообще незаметна для окружающих. Такой маг будет идти к своим целям не через рекламу своего искусства и спекулятивное эпатирование широкой публики, а через те возможности, которые открывает сама магия. Выполняемые им ритуалы и церемонии могут быть абсолютно не впечатляющими, — но зато чёткими и целенаправленными, как движения хирурга во время проведения сложной операции.
      Действенность магии тоже обычно переоценивается, — естественно, теми, кто вообще верит в неё. На самом деле церемониальная магия основана по большей части на заблуждениях. Так уж получилось, что магия как совокупность ряда дисциплин, претендующих на, так сказать, эксклюзивное проникновение в тайны Природы, как раз очень сильно заблуждается в своих представлениях о мире и о системе взаимосвязей его частей и явлений. Результатом этого является крайне низкая эффективность магических приёмов, предназначенных для воздействия на окружающую среду и человека. В тех случаях, когда магия всё же действует, и действует успешно (т.е. даёт результат, более или менее адекватный поставленным задачам), основным фактором действенности могут быть прежде всего личные способности оператора, воплощаемые в действие (как бы концентрируемые) через ритуал, или, например, сила астроидеи самого ритуала, когда длительная историческая традиция в совокупности с накопленным потенциалом волевых усилий множества людей порождает воздействие по принципу перехода количества и интенсивности в качество. Но в любом случае эффективность ритуальной магии крайне невысока. И это к лучшему. Трудно представить, что творилось бы в мире, если бы магия была полностью эффективной. Ведь не секрет, что мало кто пытается использовать её в благих целях. Добрые волшебники встречаются в основном в сказках. Как правило, с помощью магии стараются обрести силу и власть, которой, как известно, никогда не бывает достаточно. В борьбе за власть и преобладание люди даже обычными физическими средствами силового разрешения конфликтов уже сумели довести мир до края бездны. Но в нём хотя бы ещё можно жить. А что было бы, если бы основным оружием такой борьбы стала магия? Что было бы, если бы её с успехом использовал любой, — от закомплексованного и неуравновешенного подростка до престарелого, утратившего авторитет и влияние политика? При этом следует учесть, что магия даёт гораздо большие возможности, чем самые новые технические разработки и самое совершенное на сегодняшний день оружие. На земле начался бы такой ад, в сравнении с которым ад нынешний показался бы настоящим раем. Началось бы самая реальная, самая страшная и самая короткая сказка, которую, скорее всего, уже некому было бы рассказать.
      Я не сгущаю краски. Я говорю, что каждый получил бы почти неограниченные возможности гнуть свою линию, причём без применения технических средств, без опоры на научные достижения и без поддержки народа. Любой психопат стал бы почти всемогущим. А приобрести необходимые навыки в условиях повсеместной распространённости магического искусства было бы несложно.
      Однако вспомним, что магия в некоторых случаях всё же действует. Благодаря этому, а в гораздо большей степени благодаря её очевидному потенциалу очень многие верят в её мощь и пытаются практиковать её. Единицам из тысяч удаётся достичь определённых успехов. Магию практикуют не только отдельные лица, но и специально создающиеся для этих целей группы. Постоянно возникают тайные и не очень тайные оккультные и магические ордена, открытые и закрытые группы и кружки, причём многие из них — с коммерческим уклоном. Разумеется, едва ли можно научиться действенной магии в «самопальных» орденах и самодеятельных кружках, у непродвинутого псевдоучителя или по книгам, в широком ассортименте продающимся в магазинах и на рынках. То, что действенно хотя бы в какой-то степени, не предлагается открыто и не даётся легко. Так что 99,999% желающих изучать магию остаются ни с чем, — хотя некоторые из них и не желают этого признавать.
      Но существуют и люди, действительно продвинутые в магии и кое-что могущие. Их очень и очень мало. Попасть в ученики к такому специалисту почти невозможно, — как потому, что его чрезвычайно трудно найти, так и потому, что он не принимает в ученики каждого желающего. У настоящего мага за всю его жизнь может не набраться и полудюжины учеников. Принятие многообещающего искателя в ученики, прохождение им испытаний и тому подобное, — всё это книжные байки. На самом деле обучение магии похоже не столько на школу, сколько на процесс воспитание ребёнка. Маг определяет подходящего человека (методы определения весьма своеобразны; они могут послужить предметом отдельного разговора) и в процессе обучения делает из него совершенно новую личность. Он заново «лепит» психику, мышление и взгляды ученика, помогая уже, в сущности, другому человеку развить его способности и овладеть необходимыми знаниями. Связь Учителя-мага с учениками напоминает родственные связи отца и детей, — так она глубока на уровне психики. Если воспитание удаётся, ученик становится магом; если не удаётся, он, как правило, погибает. Отбор, о котором было упомянуто выше, основывается не только на определении наличия у потенциального ученика способностей и таких качеств, как, например, храбрость, терпение, старательность, умение хранить тайны и так далее, но в немалой степени ещё и на том, возможно ли воспитать его таким образом, чтобы ему можно было доверять. Магия открывает широчайшее поле для соперничества, в котором проигравший — не жилец. В воспитании учеников случаются и неудачи. Бывает, зарвавшийся ученик поднимает руку (в магическом смысле, конечно) на Учителя. Только уцелеть таким удаётся редко. Обычно Учителя-маги вообще не допускают перехода событий в фазу борьбы.
      Кроме магов-одиночек существуют целые магические школы, имеющие долгую историю и большой опыт, устоявшиеся традиции и жёсткую иерархическую организацию. Причём такая школа бывает способна существовать только в том случае, если в её существовании соблюдено несколько важнейших условий. Во-первых это, конечно, цель. На простом «союзе людей, стремящихся познать тайны мира» магическая школа не удержится. Для прочности нужна более конкретная цель. Иначе не будет сплочённости, упорядоченности в работе, да и просто того, что может являться оправданием совместной деятельности как таковой. Должен быть, так сказать, вектор, направляющий общие усилия. Второе условие — способность выживать. Иначе говоря, способность не только рассуждать, искать и исследовать, но и бороться. Сражаться, применяя при необходимости самые жёсткие методы борьбы. Кстати, для магии жёсткие методы — обычное дело. Как уже говорилось, она чаще всего бывает средством борьбы за преобладание. Здесь как нельзя более уместен принцип «На войне как на войне». Третье минимальное условие — осторожность. Даже имея широкие возможности нельзя зарываться. Тот, кто демонстрирует свою силу, и делает это агрессивно или хотя бы просто угрожающе, вызывает соответствующее противодействие. Для магической школы это может быть не только противодействие со стороны других подобных школ (что, в общем, в порядке вещей), но и со стороны властей. А это бывает для такой организации опаснее незримой магической войны с естественными соперниками.
      Подытоживая сказанное можно сделать вывод, что если общество и не пропитано магией как губка водой (хотя мироощущение человечества в огромной степени мистицизировано), то магия всё же занимает в его системе определённую нишу. Она не играет в его существовании особо значительной роли, однако же по временам даёт себя знать, оказываясь одним из рычагов вершения дел в самых разных областях общественной жизни, — от шоу-бизнеса до политики, а также и в частной жизни отдельных лиц. Некоторые необъяснимые события и поступки людей, не укладывающиеся ни в какие естественные схемы, могут быть легко объяснены при включении в эти схемы такого элемента воздействия, как магия. Везде видеть магические козни было бы неразумно (если не сказать хуже); но и совершенно не признавать существования магии и наличия хотя бы минимального её влияния на отдельные события было бы не менее неразумно.
      На самом деле в Природе нет ничего сверхъестественного, и чудес не бывает. То, что представляется нам сверхъестественным, есть всего лишь действие пока ещё неизвестных науке законов Природы. Все без исключения чудеса — это чудеса того же рода, что и автомобиль для неандертальца. И магия тоже основана на природных явлениях, на знании их принципов и умении работать в содействии с этими принципами. Казалось бы, ни в куске железа, ни в осколке кремня не содержится огня, — тем не менее его можно добыть с их помощью. Казалось бы, что общего между странным набором слов и чашей с водой с одной стороны и погодой или неурожаем с другой стороны, или с куском воска и иглой с одной стороны и жизнью человека с другой стороны? Тем не менее… Дело здесь как раз в том, что наука, как бы парадоксально это ни прозвучало, является очень отсталой по отношению к тем методам познания мира, которые человечество достаточно успешно применяет уже многие десятки тысяч лет. Она пока ещё не умеет замечать, признавать и осмысливать то, что бывает вполне «по зубам» иной беззубой деревенской бабке. И пусть эта бабка заблуждается в конкретике, но в принципе она видит многое, и даже может худо-бедно с этим работать, — чего нельзя сказать о членах Академии Наук.
      Несомненно, то, что делают так называемые сельские колдуны, тоже представляет собой род магии. Ритуал ещё скромнее, атрибутика беднее, мировоззренческая платформа проще и не так тщательно разработана, как в церемониальной магии, — но принципы те же. Это немного иной культурный пласт, нежели чем всё то, что связано с «классической» церемониальной магией, которая является по отношению к магии колдунов приблизительно тем же, чем является литература, создаваемая интеллигенцией, по отношению к фольклору. Магия колдунов не преследует таких глобальных целей, на которые могут пытаться замахиваться адепты «классической» магии; можно сказать, что цели магии колдунов более сиюминутны. В её среде практически нет организованных групп, тем более — магических школ. Зато одиночки, достигшие в своём деле определённых успехов, встречаются чаще. Это объясняется в основном большей близостью к естественному ощущению Природы и упором более на личные способности, чем на интеллектуальную традицию (слабое место которой — заблуждения, ошибочность сложных мировоззренческих и практических построений). В этой среде и сама магическая практика относительно более безопасна, и оснований для конфликта ученика с наставником меньше.
      В том, что касается магии, можно обозначить следующую закономерность: чем ближе практик к Природе, тем действеннее его магия. Знания его могут быть невелики, цивилизованность в её техническом и культурном понимании может отсутствовать вовсе, — а практически он может быть неимоверно силён. Недаром индейские шаманы, брухо, африканские колдуны и им подобные являются излюбленными персонажами литературы ужасов. Действительно, неграмотному старому колдуну из африканских дебрей могут быть известны такие тайны Природы, и он может быть наделён такими личными способностями, что мало какой адепт «классической» магии со всем своим багажом знаний и культурным уровнем будет в состоянии тягаться с ним. Помимо близости к Природе и более развитых (естественным образом, т.е. благодаря самим условиям жизни) личных способностей тому есть ещё одна причина. Эта причина — целевое использование магии. Для чего магия, скажем, европейцу? Он прекрасно представляет себе жизнь и без неё. Она нужна ему даже не столько ради обретения знаний, сколько для обретения силы, влияния и вообще благ власти. А это уже нечто сверх минимально необходимого. Для первобытных же племён основная проблема — выживание. Их магия служит этой цели. Нужно ли удачно поохотиться или собрать хороший урожай, чтобы дети не умерли с голоду, нужно ли справиться с болезнью или одержать победу в схватке с врагами, или что угодно ещё, — нигде не обойтись без магии. И уже не суть важно, на самом ли деле нельзя без неё обойтись. Главное — волевая целеустремлённость человека. Даже в физическом действии то, что бывает не по силам в спокойной обстановке, становится посильным в ситуации, когда речь идёт о выживании. А воля обладает гораздо большим ресурсом мощности, чем мускулы. Если же она не конфликтует с Природой, не пытается её покорить, подчинить себе, тогда Природа ещё и поможет. Так виды магии, считающиеся примитивными, на поверку часто оказываются мощнее и действеннее прочих.
      Магическое искусство в разных его видах — часть нашей жизни. Правда, его присутствие выражается более в представлениях о магии, нежели чем в практических её проявлениях. Магия всегда была и остаётся одним из элементов видения человеком окружающего мира. Она является психологическим и культурным феноменом. Она фигурирует в фольклоре, литературе, кинематографе, присутствует в играх детей, фантазиях подростков и миропредставлении взрослых, она имеет своё место в религиозных взглядах. Однако кроме всего этого она ещё и действует на практике. И пусть воздействие её на социум незначительно (куда меньше, чем воздействие представлений о ней), но это воздействие всё же имеет место.
      Не следует ни бояться магии, ни зацикливаться на увлечении ею. Сама по себе она, конечно, явление отрицательного порядка, поскольку (особенно в форме ритуальной магии) всегда имеет в виду ту или иную степень воздействия на Природу, использование сил последней в личных целях. И цели эти по большей части бывают неблаговидными (впрочем, применение так называемой «защитной» магии в отдельных случаях оказывается оправданным). Магия так же реальна и так же опасна, как, скажем, землетрясения или пожары, — хотя и менее заметна. Её нужно принимать как данность, как то, с чем приходится сосуществовать.
      Что же будет, когда её реальность признает наука? К чему приведут научные исследования и эксперименты в этой области? Хороший вопрос. Поживём — увидим.

II. «Народная» магия

     Темой первой части очерка было то, что, при всём разнообразии его методик и проявлений, в общем можно квалифицировать как «ритуальную (церемониальную) магию». Это то, что принято считать собственно магией; то, что обычно подразумевается под этим термином. Определение «церемониальная» означает, что для совершения акта магического воздействия на что- или кого-либо необходима специальная подготовка (иногда достаточно длительная и сложная), особые условия, определённая атрибутика, и обязательно — знание предмета и умение разбираться в закономерностях происходящего. Это справедливо для любой разновидности такой магии, — будь то действия мага с высшим образованием в специально подготовленной лаборатории, деревенского колдуна на старой водяной мельнице или африканского шамана в диких джунглях. Однако существует и скрытая магия, присутствующая в нашей жизни в гораздо большей степени и лишённая столь яркого романтического ореола. Чаще всего она остаётся незаметной и не осознанной; а то, что оказывается очевидным, считать магией как-то не принято. Я говорю о тех приёмах работы с проявлениями незримого мира (в просторечии именуемого «потусторонним»), которые используют очень многие люди, — используют, часто даже не отдавая себе в том отчёта. Для таких манипуляций не требуется углублённых знаний и специальных навыков; в одних случаях их заменяет следование традиции, в других — слабооознанное (или даже неосознанное) волевое усилие, как правило, инспирированное острым эмоциональным переживанием. Такую магию, бытующую в народной, обывательской среде, я и называю здесь «народной» магией.
      Пожалуй, самыми известными её представителями являются разные знахари и шептуны. Их деятельность стоит ближе всего к ритуальной магии. Они — сознательные последователи определённых традиций, использующих определённые методики работы. Однако для того, чтобы их искусство можно было считать собственно магией, им недостаёт нескольких взаимосвязанных факторов первостепенной значимости. Прежде всего — чётко разработанного мировоззрения, в рамках которого они могли бы действовать; затем — осознанности собственных действий. Сознательное следование традиции подразумевает знание того, что, как и в каких случаях следует предпринимать. Но при этом все действия совершаются скорее механически, нежели чем осознанно. Знахарь умеет дать больному нужную травку, умеет приготовить снадобье и «заговорить» болезнь, испуг и т.д., — но едва ли он сумеет объяснить, почему помогает именно такая процедура и как это происходит. Знахарь учит ученика свойствам трав и всякой всячины, учит его молитвам и заговорам на определённые недуги, простейшим колдовским приёмам, — потому что всё это может действовать. А уж как оно действует, в том предоставляется разбираться Богу и святым, к которым по большей части и обращены молитвы и заговоры. Настоящий же маг, в отличие от знахаря, имеет в уме чёткую систему взаимосвязей, базирующуюся на ясной картине мира, и потому знает, какие «рычаги» должны придти в действие при том или ином предпринятом им шаге, и знает, почему они должны придти в действие. Деятельность знахарей в сравнении с этим представляет собой более примитивную форму работы.
      Но почему же тогда она так часто оказывается результативной? Ну, по чести говоря, не так часто, как принято считать. Для того, чтобы поверить в чью-то целительскую силу, людям не так много и надо. Несколько удач — и знахарь понемногу начинает приобретать авторитет. А факты неудач не так уж заметны на фоне надежды получить помощь. Однако здесь следует отметить, что хорошие знахари действительно встречаются не в пример чаще хороших магов. В этом помогает реальная целебная сила природных средств. Если уж определённая травка лечит от определённой болезни, то тут и магия не нужна. Помогает традиция (об этом говорилось в первой частью очерка). Что не помогает, так это обращения к Богу и христианским святым. Деятельность разного рода знахарей лежит вне сферы христианского учения и безоговорочно им осуждается. Поэтому трудно ожидать, что христианские силы станут содействовать тем, чьи дела идут вразрез с самой сферой существования этих сил. Зато очень помогает собственная сильная воля. Её роль вообще колоссальна. Иной знахарь одним усилием воли способен добиться большего эффекта, чем целый курс лечения медикаментозными средствами. В этой связи интересно вспомнить, что некоторые заговоры построены на приказе болезни или иной напасти повиноваться воле знахаря, а вовсе не святых сил. Напасти повелевается оставить свою жертву и уйти, потому что ей приказывает это сделать тот, кто сильнее её. Великая мощь человеческой воли нередко побеждает даже тогда, когда бывает задействована вслепую. Поэтому фактически у знахарей два основных козыря: целебные силы Природы и личные способности. И здесь оказывается, что именно некоторая примитивность даёт знахарству известные преимущества по сравнению с магией. Упрощенная система действий открывает доступ к этому делу для большего количества способных, одаренных сильной волей людей. И не только упрощённая система действий, но и совершенно иная целенаправленность знахарства как совокупности практических приёмов.
      Другой мощный пласт «народной» магии — действия, совершаемые людьми на почве суеверий. Мощный по распространённости, но отнюдь не по действенности.
      Если человек отказывается идти избранным ранее маршрутом потому, что дорогу ему перебежала чёрная кошка, если он плюёт через левое плечо или стучит по дереву, стремясь отвести от себя беду, если он скрещивает пальцы или съедает счастливый билет в общественном транспорте, то для чего всё это? Для того, чтобы избежать несчастья или привлечь удачу методами, выходящими за пределы действия физических сил. Иначе говоря, это попытка повлиять на события магически, путём приведения в действие неких незримых связей, объединяющих предметы, события и человека.
      Откуда берутся такие псевдомагические приёмы, вопрос вовсе не риторический. Вероятно, часть их создаётся буквально по ходу дела, основываясь на совпадениях, а потом обрастает якобы достоверными свидетельствами действенности, а часть пришла из прошлого, являясь пережитками старых верований. Но в любом случае верно одно: всё это, конечно же, не действует. Не может действовать чепуха, никак не связанная с действительной подоплёкой событий. И тут не поможет даже длительная традиция. А воля… Бывает, она творит чудеса, — но для этого вовсе не нужно плеваться и совершать другие неразумные поступки.
      Теперь скажу несколько слов о куда более серьёзных пережитках старых верований. Они имеют много проявлений, но я, в целях краткости, остановлюсь здесь только на одном их роде, — а именно на обычаях, связанных с умершими.
      Можно с уверенностью утверждать, что в современном христианском (в частности, православном) обществе до сих пор живы отголоски древних культов и обрядов, связанных с почитанием предков. В частности, сюда можно отнести принцип «О мёртвых — или хорошо, или ничего». Рационально это объяснить невозможно. Вероятно, это пережиток древних опасений, что покойник обидится на злословие — пусть даже справедливое — и накажет обидчика. Вполне явным пережитком культа мёртвых является обычай совершать приношения на могилы. Причём туда таскают, кроме собственно пищи, ещё и лакомства, и спиртное. Да ещё и норовят «помянуть» дорогого усопшего (с распиванием горячительного, естественно) прямо там же, на могиле. Это в то время, как Православная Церковь дозволяет приносить на могилу только пасхальные яйца и куличи, и обязательно — с молитвой. Сильны в народе языческие представления о такой загробной жизни, когда покойному и поесть, и выпить надо… А языческие же тризны с выпивкой, превращающиеся чуть ли не в пиры и гуляния (если средства позволяют)? Это в то время, как Церковь велит поминать усопшего борщом, кашей и киселём. А дичайший по современным меркам обычай перед погребением «откупать» для покойника могилу, кидая в неё мелкие деньги? Что это, как не пережитки веры во что-то, что очень напоминает древнегреческий обычай ссужения покойника медяками для того, чтобы он мог оплатить перевозчичьи услуги Харона?
      Словом, среди христиан продолжают жить элементы магических практик древних культов. И не только в отношении погребальных обрядов. Насколько можно считать христианами тех, кто всё это исполняет, — вопрос отдельный. Народные же магические практики, ни с какой определённой религиозной традицией уже не связанные и стоящие на грани суеверий, налицо.
      Следующая составляющая «народной» магии — вера в талисманы. Здесь я имею в виду не пантакли, принадлежащие классической магической традиции, и не элементы игры в магию, вроде «куриных богов», а предметы, которые, по серьёзному убеждению их обладателей, приносят удачу. Такой предмет может быть изготовлен знахарем, который, к примеру, зашивает или завязывает в клочок ткани нечто, что, по его сведениям, должно обладать чудесными свойствами. Так изготавливается нечто вроде ладанки, надеваемой на шею, внутри которой могут находиться травы, разного рода минеральные и органические вещества. Всё это может ещё зашиваться в одежду, и так далее. Однако чаще талисманом становится какой-либо предмет, который якобы помогает своему владельцу в жизни. Вера в такие «талисманы» возникает обычно на почве совпадений, и в этом смысле мало чем отличается от суеверий. Надо ли говорить, что действие всех этих талисманов, роль которых могут играть абсолютно любые предметы, — от брелка для ключей до поезда, на котором едет такой суевер, — равно нулю? Иногда вера в них приобретает анекдотичные формы, — вроде того, что какой-нибудь студент в день экзамена обязательно надевает красные трусы. Смешно и в то же время печально, когда человек ставит себя, свой ум и волю, ниже тряпки… И вовсе уж нелепо и унизительно, когда «талисманом» становится живой человек, — а ведь бывает и такое. Если бы удачу и счастье можно было обрести через ношение талисмана, то человечество буквально купалось бы в счастье. Талисманы же знахарские иногда бывают способны защитить своего носителя от определённых энергетических воздействий, — но едва ли они могут что-то большее.
      «Народная» магия как явление очень обширна, и упомянуть все её составляющие в коротком наброске не представляется возможным. Поэтому я коснусь здесь ещё только двух близкородственных явлений: сглаза и проклятия.
      Сглаз сам по себе — явление спонтанное, т.е. нечто, что происходит самопроизвольно, без осознанного желания что-то сделать. Суть его — энергетический удар, нарушающий энергетику жертвы. Такие удары наносит обычно человек, обладающий мощной энергетикой психики и дурным характером, плюс особая способность неосознанно концентрировать и выбрасывать агрессивный энергетический импульс. Хотя дурной характер есть вовсе необязательное условие. Даже неплохой человек, обладающий указанной способностью, в минуту раздражения или переживания какой-либо негативной эмоции может бессознательно нанести удар. Особенно это касается завистливых людей. Желание, чтобы другому человеку не было хорошо, уже способно вызвать вредоносный импульс. Воздействие такое бывает двух основных видов. В первом варианте удар наносится сразу, и жертва немедленно (или очень скоро) чувствует ухудшение своего состояния, недомогание, или получает травму, — например, при внезапном падении. Иногда человек может серьёзно заболеть или, в случае особо мощной атаки, даже умереть. Во втором варианте импульс не поражает жертву сразу, а некоторое время как бы скрытно сопровождает её, начиная действовать в определённый момент, — например, в момент совершения действия, которое завистнику не хотелось бы, чтобы удалось. Воздействие это может быть направлено и на неодушевлённый предмет. Скажем, один позавидовал хорошей машине другого, — и в результате она сломалась, или же во время движения начались неполадки, которые стали причиной аварии. Даже техника подвержена энергетическому воздействию. И хотя сглаз совершается на бессознательном уровне, и люди, обладающие такой способностью, обычно о ней и не подозревают, всё же распространённость этого явления в кругах, далёких от настоящей магии, — среди простых обывателей, — позволяет отнести его к «народной» магии.
      Как же защитится от сглаза? Для этого достаточно минимальных навыков в работе с энергией, или просто сильной волевой установки, становящейся своеобразным щитом от негативных воздействий. Как раз от сглаза очень хорошо защищают знахарские талисманы и амулеты (если, конечно, изготовивший их знахарь действительно что-то умеет).
      Очень близко к сглазу по принципу воздействия стоит проклятие. Однако в самой механике этого воздействия имеется ряд кардинальных отличий.
      Во-первых, проклятие совершается сознательно. Во-вторых, его можно наложить с помощью колдовства. В-третьих, огромное значение имеет то обстоятельство, виновен ли проклинаемый в том, за что его проклинают.
      Вообще проклятие можно разделить на три вида.
      Первый вид — это практически тот же сглаз, но только «оформленный» словесно. Человек, обладающий способностями, описанными в теме сглаза, желает своей жертве (открыто или украдкой): «Чтоб с тобой произошло то-то и то-то!». В этот момент наносится энергетический удар, и дальше всё происходит по описанной схеме. Способы защиты те же.
      Второй вид — собственно проклятие как таковое. В этом случае говорится: «Проклинаю тебя за то-то и то-то!», «Будь ты проклят!» и прочее в подобном же смысле. Такое проклятие имеет колоссальную силу. От него невозможно защититься, — но только в том случае, если проклинаемый действительно виновен в том, за что его проклинают. Сам факт вины притягивает энергетический удар, который в принципе может нанести кто угодно. Для успешного нанесения такого удара не нужно обладать особыми способностями: нужна только настоящая ненависть и соблюдение того условия, чтобы проклятие было «за дело». От такого проклятия нельзя уклониться, его нельзя «отменить». Но, вопреки молве, оно распространяется только на виновного; нельзя, например, проклясть всю его семью или род. Если человек на самом деле не виновен, или его ошибочно либо злонамеренно проклинают за правильный, благой и справедливый поступок, то проклятие не подействует, — оно окажется «холостым выстрелом». По этой причине невозможно проклясть род, детей виновного, — ведь оно-то ни в чём не виноваты.
      Третий вид проклятия сложно отнести к «народной» магии, поскольку он совершается посредством колдовства. Но для полноты картины я кратко опишу и его тоже. Колдовскими методами создаётся невидимое энергетическое существо, нечто вроде демона, которое начинает преследовать намеченную колдуном жертву, разрушая энергетику её организма и причиняя ей всяческие несчастья и беды. Как правило, такое преследование заканчивается смертью жертвы. В общем, это то, что в просторечии именуется «порчей». И здесь уже не играет роли, виновна ли жертва в чём-нибудь или нет. При втором виде проклятия подобный «демон» иногда создаётся тоже, хотя проклинающий обычно не подозревает, что своей ненавистью породил его. Но это происходит только тогда, когда проклинаемый виновен. В колдовском же проклятии это происходит всегда, — если только колдун является мастером своего дела. Если колдун особенно искусен, он сможет наложить проклятие и на семью, и на весь род до некоторого колена, и, в исключительных случаях, — даже на небольшой населённый пункт.
      Защитить от колдовского проклятия может либо другой колдун, не менее искусный, либо хороший знахарь посредством очень сильного заговора или амулета, либо мощный эгрегор, либо ещё некоторые специфические средства или обстоятельства.
      Люди не так уж и редко пытаются навести порчу друг на друга, — поэтому такие средства этого, как пересыпание пути следования жертвы песком или зерном, подбрасывание пучков перьев, сжигания волос, втыкание в одежду иголок, различные наговоры, возжигание живому человеку свечей за упокой и прочее подобное, тоже, несомненно, представляют собой элементы «народной» магии.
      В заключение темы скажу, что любая попытка причинить кому-либо зло есть преступление и несомненный грех с моральной точки зрения (и не только христианской). Проклятие же — преступление особо тяжёлое, могущее быть приравненным к убийству, и даже ещё хуже. К примеру: убийство при самозащите ещё можно кое-как оправдать, хотя бы частично, а наложение проклятия — нет. Такова специфика агрессивных энергетических действий. И то зло, которое проклинающий принимает на себя, в конечном итоге обернётся для него последствиями гораздо более тяжёлыми, чем его проклятие — для проклинаемого, даже если тот виновен. Объяснить, почему так происходит, не позволяют узкие тематические рамки данного очерка. Поэтому я ограничусь тем, что просто ещё раз повторю: это неизбежно.

III. Борьба религий

     На свете существует множество религий, — в диапазоне масштабности от племенных до мировых. И не секрет, что кроме «духовного прибежища» для человека религия нередко оказывалась и причиной социального раздора. Поводов для этого раздора всегда было предостаточно: тут и борьба за право считаться Истиной в последней инстанции, и привлечение приверженцев силой оружия, и раздел сфер духовного, интеллектуального и политического влияния, и устранение потенциальной угрозы со стороны идеологического соперника, и что угодно ещё. Я не утверждаю, что все религии агрессивны по отношению друг к другу; но столкновения многих из них принесли немало бед человечеству за его историю.
      Соперничество религий продолжается и сейчас. Оно, возможно, ведётся менее жёсткими методами, чем раньше, — но оно имеет место. Хотя в последние века у религиозного видения мира появился серьёзный соперник в борьбе за умы (скорее за умы, чем за души), — материализм. Вернее, появился он очень давно, но в особую силу вошёл именно в последние века. Многие люди не признают существования иного мира и богов, считая религию как таковую явлением вредным или, на худой конец, бесполезным. Так что теперь, похоже, первоочередной задачей религий становится борьба с материализмом, — т.е. борьба за сохранение в человеке стремления жить чем-то большим, чем материальный мир и материальные потребности, — а борьба их между собой за духовное (и не только) преобладание на её фоне несколько «размывается». Надо ведь для начала сохранить тех, за кого можно соперничать.
      Не задаваясь целью начинать одностороннюю дискуссию с материализмом, я, как из аксиомы, исхожу из постулата, что иной мир и боги существуют. Далее речь пойдёт о той сфере борьбы религий, которая обычно остаётся за пределами внимания исследователей вопроса. Тема данной части очерка — соперничество и борьба людей и богов, принадлежащих разным религиям, в незримом мире.
      Борьба религий в видимом мире явственна, и средства её очевидны. Они колеблются в пределах от мирного спора двух друзей до масштабного военного конфликта или иной формы противостояния целых народов и держав. Думаю, что уделять отдельное внимание влиянию этой борьбы на жизнь мирового сообщества и подробно излагать её историю не имеет смысла, — настолько это влияние явно и колоссально. Но вот вопрос: всё ли мы видим? Вся ли борьба проходит перед нашими глазами? Конечно же, нет. И я имею в виду не закулисную войну религий, не становящуюся достоянием гласности потому, что её умело скрывают, а борьбу, происходящую в незримом мире, и вследствие этого малодоступную глазу и пониманию.
      Жизненное пространство необходимо не только животному и человеку, но и божеству. Боги делятся на две категории: истинные (подлинные) боги и ложные боги. Истинные боги — это силы, заставляющие действовать законы Природы, как бы «души» этих законов. Разумеется, между ними никакого соперничества не может быть в принципе, так как каждый из них занимает в системе Природы свою определённую нишу и имеет свою определённую функцию. Каждый такой бог делает только то, для чего он предназначен изначально, не покушаясь на сферы деятельности других истинных богов. Им нечего делить; каждый из них является как бы деталью одного общего механизма, как бы «поёт свою партию» в опере Мироздания. Они объединены общими целями, и при таком разделении функций не мешают друг другу; напротив, действия их идеально слаженны и взаимополезны. Взаимоотношения истинных богов являются образцом сосуществования, когда каждый выполняет свою работу во имя общих целей. Иное дело ложные боги. Они создаются людьми, их воображением и силой воли. Это значит, что ложные боги могут быть по своим особенностям столь же различными, сколь различны характеры и образы мышления людей. Самые разные люди создают самые разные религии, по своему произволу, как правило, неосознанному, порождая в незримом мире (так сказать, на энергетическом плане бытия) столь же разнообразных богов, наделённых разнообразными функциями. Но все естественные функции в Природе уже принадлежат истинным богам. Это значит, в свою очередь, что люди пытаются подменить истинных богов «богами собственного изготовления». Конечно, этого сделать невозможно. Зачастую бывает и так, что люди, имея некоторое представление об истинных богах, начинают наделять их вымышленными особенностями и свойствами. Это может привести к созданию достаточно сложной политеистической религиозной системы, подобной древнегреческой. Вообще именно такие системы, видимо, и были всегда наиболее распространёнными. Обожествляются обычно как раз природные силы. Может вершиться поклонение и преимущественно какой-либо одной из этих сил. В этом случае в данной религии возникает одно основное (или даже единственное) божество. Или же изобретается единый, универсальный и всемогущий бог, бог абсолютный, — и тогда никакие другие боги уже не признаются существующими; в лучшем случае им отводятся второстепенные роли добрых и злых духов (ангелов, демонов и так далее). Бывает и так, что обожествляется человек. Что при этом происходит с ним после смерти — вопрос особый, здесь он рассматриваться не будет. Скажу только, что и в этом случае тоже создаётся ложное, иллюзорное божество, на самом деле не являющееся одним и тем же с обожествлённой личностью.
      Соперничества между истинными богами не существует; поэтому речь пойдёт о борьбе между собой ложных богов. Эти последние не могут составить полноценную конкуренцию истинным богам, не могут оспорить у них их функций. Но они ведут постоянную борьбу друг с другом за жизненное пространство, за пищу, роль которой для них играет энергия, за влияние на людей, что является для этих богов вопросом выживания.
      Что представляет из себя ложный бог? Это существо, имеющее энергетическую природу и являющееся продуктом веры людей. Когда человек начинает искренне верить в божественность чего-то, то это что-то начинает постепенно превращаться в божество. Создаётся как бы своеобразное ядро, идея, вокруг которого «нарастают» специфические энергетические структуры. Это существо мыслит в пределах своей идеи, осознаёт себя как божество, и стремится выполнять функции, заданные его почитателями. Иначе говоря, человек сам творит своих богов, которым после поклоняется. Почитатели определённого божества создают его фактически из собственной энергии; они буквально кормят его. Искреннее и эмоциональное поклонение вызывает обильные истечения психической энергии; эта энергия направляется прямиком к божеству, входит в его структуру, питает его, даёт ему силу. Конечно, сила эта относительна. Если люди воображают, что их бог властвует, скажем, над какой-либо стихией, или вообще является всемогущим, то он всё равно таковым не станет. Но претензию на это он иметь будет, поскольку в выполнении таких функций заключается смысл его существования. Особенно сильные боги, имеющие много почитателей и вследствие этого обладающие солидной мощью, имеют и кое-какие возможности; они могут иногда даже совершить что-нибудь такое, что среди людей принято считать чудом. Но вообще естественного места в системе Природы у них нет. Если какому-то ложному богу приписывают функции, исполняемые определённым истинным богом, то этот ложный бог в любом случае остаётся не у дел. По самому смыслу своего существования он должен делать то, что ему не по силам. Тем более это касается идеи всемогущества. Поэтому все ложные боги являются фикциями, иллюзиями, пустыми масками. Для Природы они практически не значат ничего; сфера приложения их сил — люди.
      Как уже было сказано, их пищей является энергия, которую отдают им их почитатели. Чем больше почитателей, тем большую силу набирает их бог. А поскольку богов очень много, и каждый из них стремится иметь определённую сферу могущества или вообще стать сильнейшим, то между ними постоянно ведётся борьба на энергетическом уровне. То есть враждуют не только приверженцы различных религий и культов, но и предметы их поклонения. Иногда высказываются догадки, что приверженцы разных религий конфликтуют только потому, что их вынуждают к этому их боги. Это не совсем так. На самом деле в тандеме «человек — божество» человек первичен, а божество вторично. Это оно делает то, что хочет человек, а не наоборот. Если люди создали себе агрессивного бога, то он и будет подталкивать их к агрессивным действиям, — потому что они считают, что так должно быть. По сути каждый ложный бог представляет из себя ощутимое и активное воплощение определённых взглядов, ожиданий и намерений определённого круга людей. Каковы люди, таковы и их боги. Конечно, известное влияние на умы своих почитателей ложный бог оказывает: у него есть для этого некоторые специфические методы. Но это — не абсолютная власть. Человек всегда имеет возможность поступить не так, как хочет его бог. Однако в сущности отношения людей и их богов есть ни что иное, как теснейший симбиоз, где каждая из двух сторон определённым образом питается за счёт другой, и в то же время питает её тем, что необходимо ей. Люди дают богам жизнь и силу, а боги дают людям воплощение их идей и чаяний, становятся олицетворением их мировоззрения и в некоторой степени — самосознания.
      Каждая религия защищает себя. Можно сказать, что люди защищают свою религию (а значит, своё видение мира и свою жизнь, как они её представляют) не только своими руками, но и руками своих богов, а боги защищают себя руками людей. В то время, как в физическом мире происходит конфликт на религиозной почве, в мире незримом происходит схватка богов. Люди поражают друг друга оружием, а оружие богов — различные энергетические воздействия. Надо сказать, что в этом отношении боги гораздо более агрессивны, чем люди, — потому что отказ от своей религии для человека означает смену убеждений, культуры, образа жизни, а для божества потеря почитателей означает ослабление и движение к гибели. Чем меньше у ложного бога почитателей, тем меньше у него возможностей продлить своё существование, и наоборот. Поэтому религиозные войны с насильственным обращением побежденного противника в свою веру выгодны богам, — тем, разумеется, чьи почитатели побеждают. Если люди разных религий всё-таки умеют уживаться мирно, то конфликт между богами продолжается постоянно. Эта скрытая перманентная война постоянно «проецируется» богами на сознание их почитателей, как бы подталкивая их к вражде. Такова роль богов, стремящихся выжить любыми средствами, в разжигании религиозных конфликтов. Но я повторю, что это влияние не является определяющим. Ложный бог просто не в состоянии превратить человека в безвольную марионетку. Такова эта странная ситуация: боги более агрессивны, но в разжигании вражды более виноваты люди. А некоторые области незримого мира вообще представляют из себя поля непрекращающихся сражений. Сражаются и отдельные боги, и целые пантеоны сходятся в битве. Впрочем, теперь, когда пантеонов стало меньше, ситуация изменилась. Сейчас основная борьба ведётся между несколькими «абсолютными» богами. И в самом деле, — не многовато ли нескольких «абсолютных» богов для одного мира? Это настоящая борьба титанов, сцепившихся в смертельной схватке как бы «за спинами» (над головами?) своих почитателей. Но если вспомнить, что всемогуща одна только Природа, то титаны эти оказываются иллюзорными. Однако печальнее всего то, что борьба иллюзий приносит в мир действительные разрушения, и что во имя этих иллюзий льётся настоящая кровь.
      История религий во многом представляет собой картину жестокой резни, которая продолжается тысячи лет, то несколько затихая, то обостряясь вновь. Приблизительно то же самое происходит на энергетическом уровне, в незримом мире. Сложно описать битву богов, а тем более — их постоянную войну. Люди тоже обмениваются энергетическими ударами, поражая друг друга невидимым оружием. И оружие это эффективнее всего действует именно в периоды обострённой религиозной вражды. Поэтому поля сражений в незримом мире — это поля сражений не только между богами, но и между людьми.
      Кроме этого существует и ещё одна сфера борьбы между приверженцами различных религий. Это, так сказать, сфера действия воли. Каждая религия имеет свои представления о том, каким должен быть мир. Приверженцы каждой религии пытаются переделать мир по-своему, стараясь добиться того, чтобы он соответствовал идеальному образу, согласно представлениям их религии. Воля человека — великая сила, и в самом деле способная многое изменить в мире. И именно в этом смысле и сталкиваются волевые импульсы приверженцев различных религий. Все они как бы пытаются одновременно перекроить по множеству разных образов один и тот же мир. Они молятся о совершенно противоположных вещах, добиваются взаимоисключающих эффектов через различные практики, да и просто через свои стремления сделать мир таким, каким он должен быть по их мнению. Всё это — волевые усилия, которые постоянно сталкиваются, гасят друг друга и вызывают в незримом мире настоящие энергетические бури и ураганы. Это ещё одна форма борьбы религий, происходящей за пределами физического мира.
      Человек и его взгляды — одно целое. Поэтому можно сказать, что человек — одно целое с богами, в которых он верит. Борьба религий, религиозная борьба людей и борьба богов — всё это разные грани одного и того же явления, оказывающего на жизнь человечества колоссальное влияние. Ведь в конечном итоге всё, что делает человек, определяется его взглядами. Повторю, что вражда людей на религиозной почве имела огромное значение для мировой истории. Из примеров, которые приходят на ум «навскидку», назову гонения на христиан в Римской Империи, преследования манихеев, экспансию ислама, крестовые походы, войны, связанные с Реформацией, насильственную христианизацию народов Латинской Америки. Сейчас тоже не утихает религиозная борьба, преследующая, кроме всего прочего, ещё и такие цели как, например, недопущение распространения некоторых сект. В это время в незримом мире происходят непрерывные схватки богов и всевозможных эгрегоров, огромные объёмы энергии получают агрессивный заряд, нацеленный на разрушение. Всё это в определённой степени влияет и на поведение людей, — ведь они имеют энергетическую связь со своими богами. Плюс ко всему непрерывно продолжается и волевое противостояние, о котором говорилось выше. Совокупность перечисленных факторов на самом деле отражается на жизни людей и ходе мировой истории в гораздо большей степени, чем это можно заметить. Несомненно, многие события имеют подоплёку в том, что происходит в незримом мире, на тамошних полях битв религий, богов, людей. Для нас это не очевидно, — потому и кажется, что ничего подобного нет. На самом же деле это похоже на энергетику тела: мы не видим энергии, но она даёт нам возможность двигаться. Точно так же многие события и закономерности в жизни человечества объясняются постоянной борьбой религий на незримом уровне, которая проецируется на социум. Понимание этого и умение замечать подобные вещи есть вопрос привычки мыслить не только в физической плоскости реальности.

IV. Тайные культы

     Тайные культы в понимании среднестатистического обывателя — это нечто жуткое, демоническое, антисоциальное. Почему? Потому, что если «тайные», то, значит, им есть что скрывать. Раз скрывают, значит, там что-то плохое, — логика на уровне ребёнка, но не такая уж неверная. В общем, действительно, скрываются по большей части те, чьи жизненные принципы враждебны обществу. Если «культы», то, значит, там нечто потустороннее, что жутко уже само по себе. Тут же приходит на ум связь с «тёмными силами», кровавые жертвоприношения, зловещее колдовство.
      Конечно, всё может быть. Но не обязательно. Тайных культов не любит никто, — а христиане, кажется, в особенности. И вот им-то, так часто проявляющим слепую предвзятость, можно напомнить, что само христианство поначалу очень долго существовало как тайный культ. И именно потому, что считалось общественно опасным, — ведь Древний Рим в целом был очень терпим по отношению к некоренным, неримским религиям. Так что вопрос может быть не в том, каков культ, а в том, каково общество.
      Но всё это было сказано скорее просто ради справедливости, — чтобы показать, что не всё так очевидно, как представляется. А в целом дело обстоит по большей части именно так, как принято считать, — т.е. не лучшим образом.
      В незримую борьбу религий, которой была посвящена предыдущая часть очерка, вносят свою лепту и тайные культы. Цель их богов, как и цель любых других ложных богов, — выжить и стать сильнее. Это ближайшие цели. Конечной (основной) же целью их может быть что угодно, — от стремления просто стабильно существовать, получая причитающееся им поклонение, до стремления захватить контроль над миром. Что может заставлять такой культ оставаться тайным в первом случае? Возможно, специфика поклонения, практики культа, какие-нибудь особенности его постулатов. Во втором случае причины более очевидны. Хотя опять же справедливости ради скажу, что почти любой признанный обществом культ имеет идеологические основания и претензии (пусть в некоторых случаях не очень явные) на то, чтобы занять в мире доминирующее место. Это, естественно, не касается узколокальных культов. Зато это безусловно относится к культам «абсолютных богов», — таким, как христианство или ислам. Так что сама по себе претензия на мировое господство ещё не есть состав преступления и причина для ухода в глубокое подполье.
      Что же в таком случае может быть причиной?
      Прежде всего, особенности доктрины такого культа. Некоторые исповедуемые им постулаты могут быть не предназначены для широкой публики. Знакомство с ними является прерогативой посвящённых жрецов (или иных служителей), которые хранят какие-то специфические знания. Почему эти знания хранят в тайне, на то может быть немало причин. Они могут считаться слишком ценными, предназначенными только для достойнейших, или слишком опасными по причине сил и возможностей, открываемых ими человеку, или они могут быть слишком шокирующими для того, чтобы общество могло нормально их воспринять, или ещё что-нибудь.
      Вторая причина — цели культа. Такой целью может быть отбор всё тех же «достойнейших» для их последующего совершенствования. Подобный отбор обычно имеет в виду создание некой духовной элиты, общества «избранных». Затем, целью может быть захват власти и установление в определённом регионе или даже во всём мире гегемонии некоторого божества. Именно для управления таким «обществом будущего» и может быть необходим упомянутый круг «избранных». Кроме них могут также подготавливаться и боевые кадры, — нечто вроде армии, предназначенной для захвата власти и последующего силового осуществления контроля над подвластными территориями.
      Здесь хочу сделать следующую сноску. Речь идёт именно о культах, — т.е. об организованных сообществах людей, поклоняющихся чему-то не из этого мира. А такое «что-то» обычно стремится к силе и власти. Их оно получает от своих почитателей. Соответственно, чем больше будет последних, тем оно будет сильнее и тем дольше оно сможет существовать. Это значит, что культам как таковым в большинстве их свойственна экспансия, стремление к расширению своего влияния. А это, в свою очередь, значит, что более нейтральные цели, — такие, например, как изучение мира и человека или сохранение информации для будущих поколений, — есть дело тайных сообществ иной направленности, скорее просто оккультных и философских, у которых могут быть свои причины для соблюдения конспирации, и о которых здесь речь не идёт.
      Третьей основной причиной могут быть особенности отправления культа. Эти особенности, опять же, могут считаться достоянием только «избранных», посвящённых. Или сам ритуал может быть слишком необычным, даже шокирующим. Он может быть оскорбительным для общественной морали или же для некоторых прослоек общества, — скажем, для определённых религиозных конфессий. Он может быть антигуманным, жестоким. В нём даже может иметь место то, что столь часто муссируется во всевозможных слухах и сплетнях и играет как составляющий элемент такую важную роль в литературе ужасов и приключений. Я говорю о жертвоприношениях, в частности — человеческих, ритуальных убийствах и тому подобных вещах. К великому сожалению, всё это встречается не только в литературе.
      Кроме перечисленных, для сохранения конспирации могут быть и другие причины, более специфические. Они зависят от особенностей культа, и вовсе не обязательно представляют собой нечто отрицательное и асоциальное.
      Каковы же эти культы сами по себе? Каким конкретным божествам поклоняются их адепты? В данном очерке я не намерен касаться таких подробностей. Это просто краткий обзор некоторых тем, без их особой детализации. Тем более оправдан этот принцип в отношении темы тайных культов.
      Скажу лишь, что поклоняться там могут и совершенно новым божествам, созданным людьми (нередко как «вариации» уже существующих божеств) в последние века или даже в наше время, и очень древним, известным ещё со времён античности. Впрочем, слово «известным» подходит не всегда, так как есть божества, культы которых были тайными уже тогда, или даже вообще никогда не исповедовались открыто. Некоторые культы до сих пор не известны науке, но при этом существуют и имеют последователей и сейчас. Такие культы имеют за собой прочную историческую традицию, без преувеличения уходящую в глубь веков и даже тысячелетий. Чем дольше существует культ, тем больше могут искажаться его традиции, и тогда он слабеет, утрачивая свой потенциал, — как идеологический, так и энергетический. Но если культ исповедуется серьёзно, если тщательно соблюдаются его традиции и в душах последователей живёт твёрдая вера в его идеалы и цели, то от времени он становится только сильнее, потому что потенциал накапливается и концентрируется, вместо того чтобы «размываться» и истощаться. Такие культы бывают очень сильны, — скрытой силой. Они похожи на бомбы замедленного действия, заряд которых с течением времени всё возрастает: если такая бомба вообще когда-нибудь сработает, то последствия могут быть катастрофическими. А среди тайных культов имеются единицы, чья история и традиция насчитывает не тысячи, а десятки тысяч лет. Наука считает историю современного человечества от времён появления кроманьонцев; в действительности же это лишь один из этапов нашей истории. Существовали гораздо более древние цивилизации, и истоки наиболее древних культов идут оттуда. Среди богов же, которые когда-то были объектами мощных культов но давным-давно утратили всех своих почитателей и теперь существуют в незримом мире только за счёт накопленных ещё во времена своего могущества гигантских запасов энергии, есть такие, возраст которых исчисляется сотнями тысяч лет. И такие боги (как и не столь древние, но находящиеся в сходном положении) хотят вновь иметь почитателей, стремятся опять «придти в мир» и достичь своих, теперь известных только им самим, целей. Они пытаются воздействовать на умы людей, пытаются, так сказать, «взывать» к ним. Так что при определённом стечении обстоятельств некоторые древние культы с давно пресекшейся традицией способны даже возрождаться буквально на пустом месте. Но это — вообще отдельный разговор.
      Остаётся кратко коснуться влияния тайных культов на жизнь общества. Прежде всего, это их участие в борьбе религий, о котором уже упоминалось. Это значит — внесение ими своих элементов и своих специфических влияний в общую картину формирования энергетической атмосферы, в которой приходится жить человечеству. Их вклад в это не столь значителен, как вклад распространённых религий, — но он есть. Затем — влияние на умы, в идеологическом смысле. Оно минимально, поскольку на то эти культы и тайные, чтобы об их взглядах ничего не было известно. Но бывает, что «в народ» просачиваются отдельные элементы их доктрин; такое явление особенно актуально для оккультных и околооккультных кругов. Далее, их скрытое влияние может присутствовать в некоторых сферах общественной жизни, поскольку среди их адептов есть и ряд достаточно известных и влиятельных личностей. Может иметь место, конечно, и чисто силовое давление на отдельных людей, не имеющих к такому культу никакого отношения, но могущих как-нибудь посодействовать его делам. Оказывается — по мере возможностей — и магическое влияние на некоторые события. Затем криминальный аспект. В частности, исчезновения людей. Никто не знает, какой процент пропавших составляют те, кто сыграл роль жертв в обрядах самых жестоких культов или был по каким-либо причинам убит внутри такой общины собственными единоверцами. Есть и ещё ряд проявлений деятельности тайных культов.
      В общем можно утверждать, что их роль в жизни человечества невелика, но зато постоянна. Суть вопроса заключается даже не столько в том, что они делают, сколько в том, что они в принципе способны сделать. Повторю, что тайные культы в сущности представляют из себя бомбы замедленного действия, сжатые мощные пружины, ожидающие своего часа для того, чтобы распрямиться, развернуться во всей своей силе. И пусть среди тайных культов, которых не так много по сравнению с известными религиями, вообще считанное количество может представлять действительную угрозу в мировом масштабе, всё же и это следует принимать в расчёт.

V. Сатанизм и ведьмовство

     Надо признать, что понятие «сатанизм» является знаковым понятием. Сатанизм давно превратился в символ, по масштабности своей безмерно переросший само явление как таковое. Везде на просторах христианского мира можно услышать, как в сферу действия Сатаны зачисляется всё, что хоть сколько-нибудь противоречит христианскому видению реальности и христианской этике. Любые другие верования считаются сатанинскими заблуждениями (хотя в последнее время такое отношение не афишируется), неудача или беда трактуются как козни Дьявола, всё непонятное и страшное именуется чертовщиной, и даже злобное выражение человеческого лица часто описывается с употреблением эпитета «дьявольское». Определение «сатанинские» используется и по отношению к тайным культам, которым была посвящена предыдущая часть очерка. При этом христианизированное сознание абсолютно не принимает в расчёт то, признают ли эти культы существование Сатаны или нет. Повторю, что понятие «сатанизм» стало символом, символом всего отрицательного вообще. Прямую смысловую связь с явлением, которое им обозначается, оно не утратило полностью, — поскольку явление это существует в действительности, — но приобрело очень размытые рамки.
      Что же можно назвать «сатанизмом» в конкретном смысле этого слова? Роль истока и мировоззренческой базы этого явления играет христианство, утверждающее, что между Богом и Сатаной, как между созидательным и разрушительным началами, идёт постоянная борьба. Важно то, что Сатана вторичен по отношению к Богу, которым он и создан: поэтому он слабее своего создателя. Сатана оспаривает у Бога владычество над миром, который он желает преобразовать по-своему, — что с точки зрения Бога есть разрушение и, следовательно, зло. Впрочем, для осуществления чаяний Сатаны необходим человек, как инструмент и жертва одновременно. Сатана старается подчинить себе души людей, дабы обратить последних в своих слуг. Бог противопоставляет усилиям Сатаны Христа, через которого человек может очиститься и придти к Богу. Сатана готовится однажды противопоставить Христу Антихриста, через которого, соответственно, люди смогут придти к нему, Сатане. В будущем имеет произойти великая битва между армиями Бога и Сатаны; естественно, каждая из сторон уверена в своей грядущей победе.
      Из этого максимально сжатого изложения сути идеи противостояния Бога и Сатаны сразу становится очевидным следующее: идеи Сатаны не может быть без идеи христианского Бога и Христа в частности. Сатана актуален тогда, когда есть Бог; не будь последнего, Сатана даже не был бы создан. Соответственно, не будь Христа, не может быть и Антихриста, и у действий сатанистов не будет оснований и смысла. Это значит, что сатанизм есть явление, принадлежащее сугубо христианскому миру. Зачисление в разряд сатанинских тех культов, в которых нет понятия о Христе и Сатане, просто бессмысленно, — в той же степени, в какой бессмысленно утверждение, что любой город, который не Париж, есть Лондон. Мировоззрение, не содержащее в себе концепции Сатаны, не может быть сатанинским по определению. То же самое в отношении всего, что не принадлежит христианской культуре. Понятие «сатанизм» превратилось в ярлык, который постоянно навешивают не по адресу.
      Но вне зависимости от этого, как и от того, является ли христианство объективным мировоззрением или нет, сатанизм существует. Он представляет собой идеологическое течение внутри христианства, — течение неоднородное по своим особенностям у различных придерживающихся его групп, и оттого крайне аморфное, но в целом строящееся вокруг той предпосылки, что миром должен править не Бог, а Сатана. Оно базируется на библейских понятиях, но при этом является таким же вторичным по отношению к христианству, как и Сатана по отношению к Богу, и не имеет собственной фиксированной письменной традиции. Впрочем, вернее будет сказать «единой традиции», поскольку разного рода сатанинских писаний, созданных в разное время, существует немало. Они существуют, — но ввиду многообразия трактовок самими сатанистами сути противостояния Сатаны и Бога содержание этих писаний отнюдь не составляет единой, цельной мировоззренческой системы. Бытует множество «частных версий» сатанизма, представляющих его в диапазоне от простого эгоизма (и даже с оговоркой, что эгоизм любого конкретного лица не должен причинять вреда окружающим) до ненависти буквально ко всему живому; от поклонения Сатане ради обретения личного благополучия до серьёзных попыток скрыто бороться за политическую власть и создание общества, в котором культ Христа будет заменён культом Антихриста; от грубого понимания свободы как вседозволенности и устраивания в связи с этим, скажем, разнузданных оргий, до построения сложнейших интеллектуальных концепций; от совершения кровавых жертвоприношений до создания произведений искусства, пронизанных духом морального вольнодумства.
      Сатанизм многолик, и его влияние на жизнь общества (христианского общества; концепции поклонения силам зла в других религиях не в счёт) достаточно ощутимо. Полюс, противоположный моральной «точке отсчёта», притягивает к себе внимание уже просто потому, что он существует. А то, что с ним могут быть связаны и практические интересы, многократно усиливает роль этого антипода. Кто-то просто отвергает библейские десять заповедей, обвиняя Бога в тирании, кто-то пишет стихи «тёмной» тематики, кто-то философски доказывает приоритет Сатаны над Христом, а кто-то и создаёт тайные секты сатанинского толка, повинные в исчезновениях людей. В христианской среде влияние «подводных» сатанинских течений проявляется гораздо сильнее, чем влияние тайных культов, не имеющих отношения к христианству. Число более или менее сознательных приверженцев сатанизма велико, — благо, вследствие своей идеологической гибкости он даёт огромный простор для приспособления его к личному мироощущению человека. В наше время, когда рамки дозволенного небывало расширились, сатанизм даже получил возможность существовать легально, открыто, — конечно, не в крайних, кровожадных своих проявлениях. Но и это уже даёт ему немалые преимущества, а значит — силу. Если учесть, что христианские понятия о социальной морали в общем близки к общечеловеческим, к понятиям естественной морали, то распространение сатанизма в любой его форме не может не вызывать опасений. Конечно, как мировоззрение он, безусловно, имеет право на существование; но это утешает слабо.
      Подпольная деятельность сатанистов достаточно обширна. Она вторгается даже в политику, где у почитателей Сатаны имеются вполне конкретные цели и задачи. Их осуществлению способствует ещё и появление легальных, официально зарегистрированных религиозных организаций сатанинского толка. Людей постепенно приучают к мысли, что сатанизм — это не страшно и не плохо. Его элементы в культуре и даже в той её сфере, которая принадлежит детям, давно стали привычными и уже мало кого шокируют. А осуждение подобных вещей христианскими деятелями всё чаще воспринимается как мракобесие и проявления дикости.
      Заметно, что христианство всё больше слабеет, утрачивая единство и влияние на души самих же христиан. Сатанизм набирает размах. Им не является всё то, что им считается, — но сам по себе он представляет серьёзную проблему. Что мы увидим лет, скажем, через пятьдесят, сложно предугадать.
      Огромную роль в сатанизме играет магия. Хотя христианство любую магию, даже сельское ведовство, считает служением Дьяволу, на самом деле это, конечно, не так. Здесь имеет место навешивание ярлыков, о котором говорилось выше. К сатанизму относится специфическая, так называемая «чёрная» магия. Она основана на контакте и сотрудничестве с теми силами, которые в христианстве однозначно считаются отрицательными, противостоящими Богу. В ряды таких сил христианская демонология зачисляет самые разные существа, часто относящиеся к другим системам верований. Однако для чёрной магии основным является даже не набор существ, с которыми происходит общение, а то, что любое действие в ней вершится «под эгидой» Сатаны, при его покровительстве и при мотивации действий, в конечном счёте восходящей к нему же, как к идеологическому источнику. За века своего существования этот род магии сформировал мощную традицию, подкреплённую действительными контактами с существами из иного мира и, главное, реальным существованием Сатаны, который представляет собой не совсем то, что думают христиане и сатанисты, и на самом деле не относится целиком к христианской традиции, заново и по-своему создавшей его искажённый образ, но всё-таки существует, в отличие от христианского Бога, изначально являющегося иллюзией. Благодаря этой традиции чёрная магия в отдельных случаях бывает достаточно сильной для того, чтобы производить разрушительный, убийственный эффект. Как её элемент, практикуется и чёрная месса; правда, в наше время эта весьма наивная форма поклонения Сатане утратила былую популярность, так как просто морально устарела.
      Одним из ярчайших и известнейших элементов сатанизма считается пресловутая продажа души Дьяволу. Но эта тема будет рассмотрена в следующей части очерка.
      Теперь уделим немного внимания ведьмовству, как явлению, родственному сатанизму и во многих своих деталях пересекающемуся с ним.
      Вообще, раньше к ведьмам и ведьмакам (колдунам) относили практически всех тех, кто имел какие-нибудь навыки и возможности, связанные с незримым миром, и даже тех, кого в этом только подозревали. Всякое колдовство и ведовство считалось плодом сношений с Дьяволом, преступлением против Церкви. Обвинение в этом преступлении влекло за собой беспощадную кару; общеизвестны зверства инквизиции, притчей во языцех стало преследование ведьм в Салеме. Но всякая ли колдунья является ведьмой, — если под этим словом понимать одну из форм сатанизма? Конечно же, нет. Большинство обвинённых в ведьмовстве женщин вообще не имели к подобным вещам никакого отношения; из остальных подавляющее большинство, хотя знали или умели что-то, всё же не относились к почитательницам Дьявола. Их ведовство и знахарство базировалось на совершенно иных принципах, и часто даже имело в своей основе христианскую религиозную практику.
      Собственно ведьмовством можно назвать особый род агрессивного колдовства, использующего в своей практике вредоносные энергетические воздействия и построенного на взаимодействии с некоторыми разрушительными силами из незримого мира, принадлежащими, согласно христианской традиции, к лагерю Сатаны. Настоящие ведьмы, которых немного, добиваются своих целей в основном методами энергетической агрессии, в чём действительно имеют помощь со стороны «сатанинских сил». Помощь эта обходится им очень недёшево: они расплачиваются за неё страшными страданиями, — либо ещё при земной своей жизни, либо после (что неизбежно в любом случае). Среди сатанистов тех, кто служит Сатане из чисто идейных соображений, меньшинство; среди ведьм таких почти нет. Вообще ведьмовство по отношению к сатанизму является приблизительно тем же, чем является знахарство по отношению к магии. Я имею в виду концептуальность. Ведьмы имеют более примитивные понятия о Сатане, и цели их деятельности более приземлены, сиюминутны. Но зато если среди сатанистов мало тех, кто имеет доступ к настоящей магической практике, то не практикующих ведьм не бывает. На то они и ведьмы.
      Слухи о возможностях ведьм преувеличены; однако же умелая ведьма действительно способна и погубить посевы на чьём-нибудь поле, и извести у недруга скот, и убить человека на расстоянии, и ещё кое-что. Другое дело, что современным ведьмам уже навряд ли нужно оперировать такими методами воздействия, как уничтожение посевов или скота. В то же время способность посредством колдовства вмешиваться в чужие дела, способность вредить и убивать и сейчас в цене. Поэтому сейчас ведьмовство во многом изменилось, приспосабливаясь к современному миру. Некоторые ведьмы открыто оказывают определённые услуги магического характера, — те услуги, за которые не предусмотрена уголовная ответственность. Услуги иного рода (полагаю, нет необходимости уточнять, какого) оказываются тайно, и пользуются большим спросом. Ведьмовство даже стало модным. Ведьмами в целях приобретения авторитета, обещающего определённые материальные выгоды, объявляют себя даже те, кто таковыми не является. Можно сказать что сейчас, как и прежде, ведьмовством называют что угодно помимо собственно ведьмовства. Складывается впечатление, что ведьм теперь пруд пруди. Это при том, что число настоящих ведьм в сравнении с прошлыми временами сократилось. В мире теперь иные религиозные условия, иной уровень образованности населения. И ведьмовство теперь всё больше сливается с собственно сатанизмом, становясь всё более идологизированным.
      Говоря о ведьмовстве, совершенно невозможно обойти молчанием такой нашумевший его элемент, как шабаш. Понятие «ведьма» в общем представлении неразделимо с понятием «шабаш». Тут и народная молва, и средневековые трактаты по ведьмовству и демонизму, и художественные литературные — и не только литературные — изыски на эту тему… Словом, целый пласт в фольклорном видении мира. Но надо сказать, что и здесь имеется масса преувеличений.
      Представление о шабаше формировалось в средневековье, преимущественно с того времени, когда за искоренение ведьмовства взялась инквизиция. Навряд ли кто-нибудь из церковников, описывавших шабаш, наблюдал его лично; сведения о нём выбивали главным образом у схваченных ведьм и колдунов, которые в подавляющем большинстве случаев вообще таковыми не являлись и, разумеется, сами не имели о шабаше ни малейшего понятия. Однако страх смерти и пытка заставляли не только подтверждать любые бредни тех, кто вёл процессы, но и сочинять что только взбредало на ум. Не буду повторять общеизвестные красочные описания шабаша. Гораздо интереснее вопрос о том, что же он представлял собой на самом деле. Вероятно, прообразом его послужили тайные отправления языческих обрядов, с точки зрения победившего христианства являвшиеся безусловным поклонением Сатане. Это к ведьмовству отношения, понятно, не имеет. Но и у настоящих ведьм, бывало, происходили собрания. Никакой единой организации у них не было и быть не могло; в то же время имелось нечто вроде примитивного культа Сатаны, со своим специфическим календарём и определёнными местами поклонения, где в известные дни и собирались ведьмы. Хотя следует отметить, что это было необязательно и исполнялось далеко не всеми и далеко не всегда, — тем более, что это было и смертельно опасно для тех, за кем охотилась инквизиция. Что происходило на шабаше? Взывание к Сатане было одним из его основ. Причём во время отправления такого ритуала иногда действительно появлялись существа ужасного вида, которые, хотя и могли приниматься за Дьявола, конечно же, им не были. Это были те, кого можно назвать «демонами»; проявиться в этом мире им позволяли огромные выбросы энергии, производимые собравшимися во время бдения. Эти собравшиеся могли и в самом деле поворачиваться задом к принесённой туда церковной атрибутике, могли и плясать в голом виде, и уж конечно — произносить богохульства. Могли иметь место и человеческие жертвоприношения. Убивали, действительно, главным образом детей, похищенных специально для этих целей. Однако это не имело тех масштабов, которые приписывались данному явлению. Шабаш вообще не имел одного жёстко установленного ритуала. У разных групп ведьм были во многом разнящиеся представления о том, что необходимо для проведения шабаша. Поедания убитых детей не бывало почти никогда. Мог быть свальный грех; а вот участие в нём чертей и прочей нечисти — это выдумки, как и многие другие отвратительные детали. Конечно же, сказками чистой воды является и прибытие ведьм на шабаш верхом на мётлах или на животных; хотя в некоторых случаях (очень редких) могли использоваться действительно нестандартные способы передвижения.
      Шабаш в целом служил для поддержания традиции, обмена опытом и иногда — для совместного совершения некоторых особенно трудных в энергетическом плане колдовских манипуляций, служивших общим интересам. Ну и, безусловно, такие собрания, кроме ритуального, имели для их участников и огромное психологическое значение. Можно ещё добавить, что одного главного ритуального центра — вроде пресловутой горы Броккен — у европейских ведьм не было. В разных регионах были свои места для собраний и более-менее определённый контингент участников, обычно на этих собраниях присутствовавших.
      Сейчас шабашей почти не бывает, так как современные ведьмы при необходимости успешно используют иные средства объединения. Те шабаши, которые ещё происходят, можно разделить на три разновидности. Настоящие шабаши, — подлинные ритуалы поклонения Сатане, такие же тайные, как и в средние века, поскольку на этих собраниях всё ещё оскверняется христианская атрибутика и по временам совершаются жертвоприношения. Затем — шабаши, которые можно назвать «адаптированными». Они лишены противозаконных элементов, их участники не занимаются вызовами Дьявола, и вообще такое ведьмовство постепенно переходит в иное качество: оно всё больше превращается в философско-этическое учение, по духу близкое к моральному анархизму. Это уже нельзя назвать полноценным ведьмовским шабашем. И наконец — показушные шабаши, близкие к шарлатанству или игре, нечто вроде костюмированных шоу для избранных.
      Конечно, тема ведьмовства гораздо шире, чем здесь показано. Существует полухристианское-полуязыческое ведьмовство, — например, в Африке и Латинской Америке, — и существует ведьмовство в других религиях, в других мировоззренческих и культурных сферах, где само понятие «ведьма» имеет иную специфику и иное значение. Всё это — тема не на несколько страниц, и здесь освещено быть не может. Я намеренно ограничился кратким рассмотрением только «классического» европейского ведьмовства, которое напрямую соотносится с таким явлением христианского мира, как рассмотренный выше сатанизм.

VI. Демонизм и одержимость

     Во многих культурах бытует представление о демонах. Оно характерно для религиозного видения мира; причём интересно то, что существование демонов признают как примитивные первобытные религии, так и те, которые на данный момент считаются вершиной развития религиозного мировосприятия, — такие монотеистические системы, как, например, христианство. Хотя видно, как меняется трактовка понятия «демон» по мере развития религиозных представлений. Если с точки зрения более простых религий демон есть часть природных сил, и он вовсе не обязательно должен быть агрессивен, и с ним, хотя он и может быть опасен, нередко можно поладить, то в религиях более сложных демоны выделяются в особый класс злобных и агрессивных существ, которые хотя и являются такой же равноправной частью мира, как боги, но уже олицетворяют собой зло как таковое. Впрочем, иногда встречаются и добрые демоны. В христианстве же демоны предстают в особом качестве. Здесь они не равноправная часть мира, а плод совершения ангелами (которыми они были в прошлом) неестественного, преступного деяния: восстания против Бога. То есть изначально демонов не было. С точки зрения учения о создании мира Богом демоны, идущие против Бога, тем самым идут против добра и самой жизни. Они превращаются в безусловно разрушительную силу; а коль скоро в христианстве основную роль играет человеческий фактор, то все старания демонов направлены на то, чтобы заставить человека отвернуться от Бога и перейти в их лагерь, возглавляемый Сатаной.
      Мы видим, что демонизм по сути есть одна из сторон сатанизма. Оговорюсь, что здесь речь будет идти опять же о христианском аспекте вопроса, так как тема нехристианского демонизма столь обширна и разнообразна, что внятно рассмотреть её в нескольких строках не представляется возможным.
      Итак, христианские демоны. На энергетическом уровне Мироздания существует целый мир, созданный людьми, исповедующими христианство. В качестве очень жизненных иллюзий существуют и Бог со своими ангелами, и Сатана (в христианском его варианте) со своими демонами, и рай, и ад. Всё это оживотворено людьми. За многие века искренней веры в реальность своих представлений люди наделили их устойчивостью и силой, дающей им возможность жить своей жизнью и влиять на жизнь самих же людей. Христианские Бог и Сатана ведут между собой непримиримую борьбу. При этом со стороны божественных сил возможны чудеса (которые на самом деле есть действие определённых законов Природы, которые актуальны и для иллюзий), а со стороны демонических сил возможны искушения. Бог и демоны делают то, что, по представлениям людей, они и должны делать.
      Вышесказанное значит, что демоны порождены человеческим воображением (это относится не только к христианским демонам). Иначе говоря, они существуют на самом деле, и на самом деле занимаются устроением всевозможных козней и искушением людей. Отмечу особо, что существование христианских демонов, о которых далее и будет идти речь, актуально только для христиан. Они не могут воздействовать на приверженцев других религий (где часто имеются свои демоны), а также на тех, кто вообще не верит в существование потусторонних сил.
      Христианских демонов можно условно разделить на две основные категории.
      Первая — собственно адские демоны, те самые падшие ангелы, сильнейшие из которых известны поимённо, и масса менее значительных демонов, понимаемых как то самое пресловутое «адское воинство». Крупнейшие и сильнейшие демоны, такие, как Вельзевул (иногда отождествляемый с самим Дьяволом), Асмодей, Астарот, Бегемот, Бельфегор и ряд других, являются адской элитой, предводителями сатанинских полчищ, организованных по почти армейскому образцу. Каждый из этих «аристократов ада» олицетворяет собой какие-либо разрушительные силы, определённый человеческий порок или грех. Классификацию всего этого приводить не буду, поскольку она весьма запутана; к тому же такую информацию в наше время отыскать нетрудно, — как религиозной литературы, так и литературы, посвящённой разнообразной чертовщине издаётся сколько угодно. Гораздо важнее то, что в сношения именно с этими демонами обычно стремятся войти сатанисты и ведьмы. Крупнейшие демоны очень сильны энергетически, и действительно в некоторых случаях могут посодействовать обратившемуся к ним за помощью человеку, — разумеется, только в нехороших делах, в достижении целей негативными методами. Для них самих в этом есть прямая выгода. Во-первых, любое злое дело по сути своей является актом агрессии и ведёт к разрушению, — а разрушение есть прямая функция демонов как противников созидающего Бога. Во-вторых, вершение зла людьми вызывает у этих людей выбросы специфической энергии, «заряженной», если так можно выразиться, гневом, злобой, ненавистью. А такая энергия служит для демонов источником жизненных сил и мощи; они кормятся ею, и она же входит в состав их энергетических тел. Поэтому демоны заинтересованы в таком сотрудничестве.
      Тут мы подходим к интереснейшему вопросу, — к вопросу о продаже души Дьяволу. Кто не слышал или не читал о том, что некоторые подписывают договор с нечистым, в результате чего обретают необыкновенные способности или получают иные преимущества, за что позднее их бессмертная душа поступает в вечное распоряжение Сатаны? Понимаю, что для современного человека это может звучать дико, — но заключение подобного договора на самом деле возможно. Правда, происходит это не совсем так, как принято считать. Сделка (если можно так назвать) заключается не с самим Сатаной, а с демонами. Никакого договора, разумеется, не подписывается, тем более кровью; его роль играет ритуал вызывания демона, завершающийся словесной договорённостью. Хотя назвать общение с демоном «разговором» трудно; но это такие специфические детали, в которые я не хочу здесь вдаваться. В момент достижения договорённости — а точнее, в тот момент, когда человек выражает согласие принять помощь вызванного существа на оговорённых условиях — в незримом мире образуются прочнейшие энергетические связи, которые делают для человека расплату (или, если угодно, «уплату по счетам») неизбежной. В некоторых случаях человек обязуется в течение своей дальнейшей жизни совершать определённые поступки, угодные демонам, — например, приносить жертвы. Бывает, расплата происходит только после смерти. Энергетическая сущность человека после отделения от тела оказывается как бы в плену у демонов. В течение длительного времени (которое может измеряться тысячами лет) эта энергетическая сущность — «душа» — служит им своеобразной «дойной коровой». Они тянут из неё энергию. Душа не может потерять всю энергию и прекратить своё существование: она и в самом деле бессмертна. Природа постоянно восполняет её энергетические потери; таким образом, «пленённая» человеческая душа служит для демонов надёжным, никогда не иссякающим источником энергии. При этом душа (т.е., собственно, сам человек) испытывает страшные мучения. Если провести аналогию с физическими условиями, то это приблизительно то же самое, как если бы кого-то грызли, поедали заживо, вырывая из живого тела куски мяса, которое нарастало бы вновь, и его пожирали бы снова и снова на протяжении многих веков. Причем на такую посмертную расплату обречены и те, кто начинает расплачиваться ещё при жизни. Таков общий закон. И хотя на самом деле душа не остаётся во власти демонов вечно (ей нужно продолжать своё развитие, и потому сама Природа по истечении некоторого срока — различного для каждой души — освобождает её из плена), всё же это — слабое утешение на фоне таких мук.
      Сознают ли те, кто заключает подобные договоры, их последствия для себя? Как правило люди, у которых хватает знаний и умения для того, чтобы вызвать сильного демона и заключить с ним подобный договор, имеют понятие о последствиях, — хотя бы приблизительное. Но, видимо, кратковременные прижизненные блага в их представлении стоят таких непредставимых мук. А аннулировать такой договор нельзя. Даже если заключивший его человек одумался и перестал пользоваться выторгованными преимуществами, всё равно он расплатится за них после смерти. Если же он должен был делать что-то в качестве платы ещё при жизни, но не желает больше так поступать, то для него такой отказ почти неизбежно означает смерть, а далее — то, о чём было рассказано выше.
      Тех, кто сумел заключить такую сделку, очень мало. Их единицы. И хотя они имеют немалую силу (например, им даются знания о магии, или способность каким-то определённым образом воздействовать на людей, или даже им могут служить демоны-убийцы и т.д.), всё же деятельность их на жизни общества в целом никак не отражается. Люди страдают от них, — но на фоне сотрясающих мир катастроф и войн это скрытое воздействие на чужие судьбы остаётся незаметным. Плоды такого договора обычно используются в личных целях, и потому жертвами вышеупомянутого воздействия становятся отдельные люди, в основном об этом не подозревающие. Хотя бывает и так, что выторгованные у демонов преимущества используются, скажем, в политических целях, для обретения власти. Но такое бывает исключительно редко; да и возможности таких деятелей всё же не беспредельны.
      Другая категория демонов — искусители. С ними ситуация совершенно иная. Они не созданы христианством, но существуют на самом деле. Христианство только включило их в свою мировоззренческую систему, — так сказать, адаптировав под свои нужды.
      Когда человек поддаётся своим порочным наклонностям, совершает нечто противоестественное, он выбрасывает в пространство энергию определённого качества. Из неё формируется особое существо, остающееся рядом с этим человеком. Такие твари в оккультизме известны как «ларвы». Они и есть те самые демоны-искусители. Они питаются энергией порока; поэтому их задача — воздействовать на психику породившего их человека, подталкивая его к дальнейшим порочным действиям. Эти энергетические паразиты могут, например, вызывать в воображении своей жертвы притягательные картины греха, добиваясь совершения ею соответствующих действий и, следовательно, новых выбросов энергии. С каждым таким поступком ларв становится сильнее и, соответственно, получает больше возможностей для воздействия на того, кого сопровождает. Для каждого порока формируется особый ларв: для жадности — свой, для гнева — свой, и для лени, и для похоти, и для лживости, и так далее. Если человек подвержен сразу нескольким порокам, то его осаждает аналогичное число ларвов, питающихся от него, как пиявки.
      Здесь необходимо особо отметить вот что. Ларвы вторичны по отношению к пороку: то есть не порок проистекает от них, а они — от него. Если человек по характеру своему не подвержен, скажем, пороку воровства, и ничего подобного не совершает, то и соответствующему ларву взяться неоткуда. И верно то, что человек сильнее своих ларвов. Он сам их порождает, и он способен противостоять им. Можно быть их рабом, — но только добровольно. У каждого хватает сил на то, чтобы не подчиниться ларвам; поэтому нельзя оправдывать свои пороки их неодолимым воздействием. Не может сопротивляться ларвам только тот, кто не хочет бороться с пороками.
      Если, образно выражаясь, взяться за ум и перестать поддаваться своим порочным наклонностям, то и ларвы ничего не смогут сделать. Они начнут слабеть, не получая своей пищи; и если удастся преодолеть порок совершенно, то исчезнут, «растворятся» и ларвы. Это естественный способ борьбы с ними. Помочь справиться с ними может и умелый колдун: он просто уничтожит их. Но это, по сути, бесполезно, — ведь порок-то останется. Первый же случай подчинения ему — и ларв рождается снова.
      Если человек при жизни не сумел (сиречь не пожелал) преодолеть свои пороки, то после смерти он оказывается во власти своих ларвов. Это несколько похоже на вышеописанную зависимость от демонов, с которыми был заключён договор. И в этом случае человека тоже «грызут», питаясь его энергией; но здесь его муки несколько меньше, и длятся они не так долго. Но всё равно это могут быть сотни лет адской пытки, и сомнительные кратковременные удовольствия, которые дарит человеку порок, не стоят того.
      Теперь уделим немного внимания пресловутым инкубам и суккубам. Это — уникальные в своём роде существа. Они представляют собой ларвов похоти, вошедших в такую силу, что для них становится возможным осязаемо проявляться на физическом плане. Иначе говоря, такое существо, как правило будучи невидимым, посещает свою жертву, вступая с ней в сексуальные сношения. К мужчинам являются ларвы, имеющие подобие женской анатомии (их принято называть суккубами), а к женщинам — имеющие подобие мужской анатомии (их принято называть инкубами). Во время таких сношений эти твари «высасывают» из человека огромное количество энергии; поэтому неоднократные встречи с таким демоном могут достаточно скоро закончиться истощением человека и смертью.
      Причины перехода ларва похоти в состояние инкуба или суккуба могут быть различными. По большей части это зависит от психических и энергетических особенностей человека-донора. Ларвы других пороков не имеют естественной способности переходить в осязаемое физически состояние.
      С демонизмом соприкасается такое явление, как одержимость. Принято считать, что человек бывает одержим именно демонами в христианском их понимании. На самом деле всё гораздо сложнее. В незримом мире есть существа, способные завладеть телом человека, особыми энергетическими приёмами изолировав от тела человеческое сознание. Таким агрессором и в самом деле может быть христианский демон, а может быть и другое существо. Бывает, сознание жертвы изолируется от тела полностью, и тогда человек превращается в живую оболочку, занятую другой личностью, недалёкой и агрессивной, — именно такими обычно и бывают подобные демоны-захватчики (здесь словом «демон» я обозначаю захватчика вообще). Бывает, сознание жертвы изолируется время от времени; в этом случае одержимость проявляется эпизодически, в зависимости от обстоятельств. Человек, вроде бы, совершенно нормален, — а через минуту становится другим: происходит подмена личности. С какими целями и каким образом такие агрессоры завладевают человеком — это особая тема, которой я не буду здесь касаться.
      Если человеком завладел христианский демон, то и ведёт он себя соответственно, — избегает церквей, боится молитв, креста и так далее. В борьбе с ним эффективна отчитка, — экзорцизм. Хотя тут многое зависит от священника-экзорциста. Если этот последний не имеет в сердце подлинной веры или, скажем, ведёт недостойный образ жизни, то навряд ли у него что-нибудь получится. Впрочем, экзорциста может постигнуть неудача и по иным причинам, — например, если он имеет дело не с христианским демоном, или если для изгнания требуются какие-то особые условия. Демона может изгнать очень сильный колдун; но такой колдун бывает способен также и спровоцировать одержимость, «наслав» демона на намеченную жертву.
      Итак, мы видим, что христианские представления о демонизме и одержимости частично основаны на действительных природных явлениях, а частично — на явлениях, спровоцированных самим же христианством. Оно очень преувеличивает масштабность и частоту заключения людьми договора с демоническими силами или тех же случаев одержимости; но в целом можно констатировать, что и то, и другое имеет место в действительности.

VII. «Нечистая сила»

     Тема нечистой силы столь обширна, что в ней можно утонуть, как в океане. Само понятие очень расплывчато: к «нечистой силе» относят самые разнообразные существа, — в частности, демонов, о которых шла речь выше, и вампиров, оборотней, призраков, о которых будет рассказано в последующих частях очерка. Если брать нечистую силу различных мифологий и религий, то её столько разновидностей, что описать их все здесь всё равно невозможно. Поэтому я ограничусь рассказом о том, что ближе всего к нам, о том, среди чего нам в прямом смысле слова приходится жить.
      Вообще, «нечистая сила» — христианское понятие. Под это определение подпадают все обитатели незримого мира, не относящиеся к лагерю Бога. Собственно, все эти существа огулом зачисляются в демоны, и христианство культивирует в своих последователях соответствующее к ним отношение. Для него они — враги Бога, враги всего доброго, святого и чистого; злокозненные, нечистые существа. На самом деле термин «нечистая сила» здесь, конечно же, не подходит: мало ли какое определение даст чему-то некое учение, исходя в этом из своей интерпретации устройства мира. Я использую здесь это определение исключительно в силу традиции, — чтобы было понятно, о чём идёт речь.
      Классическая христианская нечистая сила — собственно демоны и бесы-искусители, в роли которых выступают ларвы — уже была рассмотрена. Нечистую силу иных верований во всём её разнообразии здесь рассматривать не приходится. Речь пойдёт о существах, являющихся частью Природы и отнесённых христианством к нечистой силе по тому же принципу, по какому ларвы были причислены к демонам.
      Помимо существ, составляющих категорию так называемой «живой природы», нас окружает множество столь же живых, но невидимых существ. Каждое природное явление, каждый предмет естественного или искусственного происхождения имеет в себе то, что можно назвать его душой. Это — сущности энергетического плана, в оккультизме именуемые элементалами. Собственно, они представляют собой энергетические тела явлений и предметов. Эти существа ограниченно разумны: интересы и мысли элементала не выходят за пределы практических интересов существования предмета или явления, одушевляемого этим элементалом. Во всём, что мы видим вокруг себя, — во всём без исключения — «прячутся» живые и соображающие насельники. Об их существовании учат анимистические религии; это их называют «природными духами»; это их имеет в виду синтоизм, утверждая, что во всём, в каждом камне живёт божество-ками.
      Для начала вспомним древнегреческие мифы, в которых, кроме всего прочего, рассказывается о дриадах (духах деревьев) и нимфах (духах источников). Действительно, в каждом дереве тоже обитает живой и разумный дух-элементал. Он — душа самого дерева, и от того, в каком состоянии находится дерево, зависит и благополучие элементала. Погибает дерево — умирает и его дух (можно называть его и дриадой, хотя на самом деле элементалы не имеют пола). Духи деревьев могут общаться между собой; так что особо чувствительным людям недаром кажется, что лес — живой, и что деревья шепчутся о чём-то. Духи деревьев — впрочем, как и любые другие — очень ценят доброе отношение человека, и сами относятся к нему благожелательно, как к брату (уж они-то, в отличие от людей, понимают, что все мы едины как части единого организма — Природы). Поэтому тот же особо чувствительный (или определённым образом настроенный) человек вполне может уловить нечто похожее на то, что дерево пытается говорить с ним. Дерево (его дух) с радостью поделится энергий с тем, кто придёт к нему с добром и любовью. Зато там, где валят лес, царит атмосфера бойни. Древесные духи кричат от страха и боли; они плачут по-своему, умирая. Если бы те, кто орудует пилами, могли слышать это, им показалось бы, что они участвуют в массовом расстреле мирного населения. Однако духам деревьев, при всём их желании жить, свойственно и самопожертвование. Если в лес с топором придёт человек, которому необходимо топливо для того, чтобы не замёрзнуть зимой, или если это будет лесоруб, таким образом зарабатывающий на прокорм семьи, и если он не возьмёт больше, чем ему необходимо, то духи деревьев будут согласны умереть. При всей их ограниченности этим существам свойственно умение понимать чужую нужду и чужое горе, — умение, которого так часто недостаёт людям. Для них единство — не пустой звук. Духи плодовых деревьев готовы поделиться с голодным человеком своими плодами.
      Добавлю, что подобные духи есть, конечно же, у всех растений, а не только у деревьев. Поэтому доброе отношение к любому представителю мира флоры всегда сыграет свою роль. Например, комнатные растения нередко приживаются и растут хорошо уже потому, что их любят.
      У источников, ручьёв и всякого рода водоёмов тоже есть свои духи, — прототипы нимф. У них иная жизненная специфика, нежели чем у духов растений. Они не так беззащитны, — ведь уничтожить водоём труднее, чем дерево или куст. Но и они страдают, когда, скажем, водоём загрязняется. Принято считать, что духи водоёмов — водяные, русалки, японские каппа и многие другие — агрессивны; достаточно обычной является практика их умилостивления и умиротворения через принесение им жертв. Говорят, что водяной способен утопить человека, не вовремя побеспокоившего его. Тут есть один основоопределяющий нюанс. Водяной — это уже не сам дух водоёма: это отдельное существо, созданное людской фантазией и верой. Если люди верят, что в определённом водоёме живёт некое агрессивное существо, то оно и в самом деле может там завестись. И сила его будет тем больше, чем крепче в него верят. Такое существо и вправду может быть опасно. Однако встречаются эти создания на самом деле крайне редко, — особенно теперь, когда вера в подобную «чертовщину» становится в народе всё слабее и слабее. Сам же дух водоёма безопасен. Наоборот, он благожелателен к людям и всегда готов поделиться с ними своей энергией. И если кто-то тонет, дух водоёма обычно старается спасти его, — ведь гибель человека по закону единства горестна и для него. К сожалению, физические силы этих духов невелики, и помочь тонущему им удаётся лишь иногда. Но такие случаи бывают.
      Следует особо отметить, что практически все природные духи благожелательны к человеку и готовы помочь ему, — поделившись своей силой или ещё как-нибудь. Природа любит людей, — ведь они её дети, — и у других её частиц нет причин питать к ним ненависти. Это он часто относится к ним как к врагам, которых надо покорить. И они гибнут в войне, которой не ведут, — как, например, те же духи деревьев.
      Точно таким же образом духи обитают и в камнях, и в самородках и жилах металлов, и в различных природных объектах: есть духи холмов, скал и гор, духи оврагов и пещер; есть духи морских течений, духи пустынь, духи ветра, огня и так далее. Ими одушевлено всё, что мы видим и чего касаемся, — в том числе и предметы искусственного происхождения; но о них чуть позже. Следует различать природных духов-элементалов и духов, созданных фантазией и верой человека. Как есть дух водоёма и отличный от него водяной, так может быть, к примеру, дух пещеры и отличный от него какой-нибудь кобольд или тролль, который может быть агрессивным и опасным. Может существовать дух (демон) какого-то определённого места, — горы или рощи, озера или морского залива, дороги или брошенного дома либо старинных развалин. У всего этого есть свои элементалы; но я говорю не о них. Отношение элементала к человеку установлено Природой; схемы отношений людей с теми тварями, которых они порождают сами, вырабатываются людьми же. Они наделяют каждое своё порождение определённым характером, а после вкушают плоды этого, — нередко горькие плоды. Можно уверенно утверждать, что в большинстве случаев в основе представлений о подобных существах лежат представления о настоящих природных духах, каковые представления, будучи неправильно поняты, в иных случаях способствуют порождению настоящих монстров.
      К продуктам народной фантазии относятся и лешие. Дух леса как природного комплекса — существо аморфное, с нечёткими или вообще неопределёнными границами, включающее в себя духи всех деревьев и других растений и природных объектов, составляющих лес. Леший же — вполне конкретное существо, обитающее в конкретном лесу. Интересно то, что облик, приписываемый людьми тому или иному порождению их веры, — лешему, водяному, духу старой мельницы или ещё кому, — позволяет оному показываться в этом обличье. Создаётся нечто вроде миража, — род иллюзии; но этого достаточно для того, чтобы иногда можно было увидеть легендарное существо. И обличий этих столько, сколько их вариантов создало воображение народа. Те же лешие в разных местностях могут появляться и в виде чертоподобного страшилища в красном колпаке, и в виде старика в белой неподпоясанной одежде, и в иных обличьях. Впрочем, теперь их уже едва ли представляют так где-нибудь, — кроме, разве, самых глухих провинциальных углов… Да и то навряд ли. Характер у каждого лешего будет приблизительно такой, какой ему приписывают. Один будет агрессивен, будет пугать людей и выгонять их из леса, будет жестоко морочить; другой будет любителем грубовато пошутить; третий будет сердит, но падок на лесть и подкуп; четвёртый будет относиться к людям терпимо, и даже будет сторониться их; а какой-то иногда и поможет, — например, заблудившемуся. Примечательно, что по народным поверьям лешие редко убивают людей, — гораздо реже, чем водяные, — но и прямо помогают им тоже нечасто.
      По тому же принципу, что и лешие, существуют полевики, болотники (или даже конкретно болотные черти) и прочие духи народной мифологии. Кстати, кикимора, вопреки распространённому заблуждению, есть не болотный дух, а домашний. Это нечто вроде домового, но женского пола, и как будто с более хулиганскими наклонностями.
      Теперь самое время перейти к самому домовому.
      Естественно, у каждого жилища тоже есть свой дух-элементал, которого больше всего заботит благополучие этого жилища. Поэтому если вспомнить, какой заботливостью о доме и хозяйстве народные верования наделяют домового, то окажется, что это порождённое народной фантазией существо стоит очень близко к своему прототипу-элементалу, — гораздо ближе, чем водяной, и тем более леший, у которого и прототип-то считать таковым сложно.
      Оговорюсь для ясности понимания, что такие определения, как «порождение народной фантазии», «продукт верований» и тому подобные отнюдь не означают, что всех этих созданий не существует. Напротив, — они ещё как существуют: люди сами дали им жизнь, облик, и в отдельных случаях — даже некое подобие плоти. Я говорю здесь о тех, кто реально живёт среди нас. Не станет их тогда, когда в них совершенно перестанут верить, и тем самым перестанут снабжать их энергией, необходимой для их жизни (вот, кстати, интересное их отличие от природных духов, которые, вместо того, чтобы брать энергию от людей, ещё охотно делятся с ними своей энергией). Цивилизация уже серьёзно теснит всех этих леших, водяных и им подобных, — теснит в умах, а значит, лишает жизненного пространства в окружающем мире.
      Но вернёмся к домовому. Он действительно всеми силами заботится о благополучии жилища; однако силы эти не так уж велики. На самом деле он, вопреки народным поверьям, не может делать ничего по хозяйству, по той простой причине, что он — существо нематериальное. Хотя иногда, в особо пиковых случаях, физическая сила у него проявляться может. Так, он бывает способен тычками разбудить хозяев если, например, в доме занимается пожар. Он может иногда сбросить на пол или даже швырнуть в стену или в человека какой-нибудь предмет. Может, чаще всего опять же в ночное время, явственно топать, бормотать, и даже касаться спящих людей. Бывает, такие прикосновения происходят и днём; он позволяет себе это отнюдь не с целью напугать, но, как правило, стараясь предупредить, предостеречь от чего-то. В этих же целях он может и показаться, например, грозя пальцем. Облик его, как и облик других подобных созданий, может быть самым различным, в зависимости от того, каким его себе представляют, и от возможностей конкретного домового. Показывается он редко, так как это очень сложно для него (как и для других подобных существ). Ещё реже он пытается говорить с жителями дома. Когда это всё же происходит, разговор с его стороны обычно ограничивается несколькими словами, содержащими какое-либо предостережение или совет. Всевозможные предостережения — вообще основная его функция; на более ощутимую деятельность сил у бестелесного существа не имеется. Дотронуться до человека, а тем более заговорить с ним могут только очень сильные домовые. Впрочем, изредка случается, что домовой бывает в силах сам предотвратить зарождающийся пожар (например, задув опрокинувшуюся свечу или забросив обратно выскочивший из деревенской печи уголёк) или сделать ещё что-нибудь столь же несложное.
      О домовом можно рассказывать очень долго. К сожалению, такой возможности у меня нет. Добавлю только, что всё вышеперечисленное опять же было более актуально раньше, во времена не столь просвещённые, и в основном в сельской местности. Теперь в домовых уже не верят так убеждённо, и, следовательно, их становится всё меньше. То же относится к дворовым, овинникам, баенникам и им подобным. У многоквартирных домов нет дворов (в хозяйственном их понимании), — так откуда взяться дворовому, тем более — овиннику? А баеннику нечего делать в ванной комнате. Но при всём при этом даже в городской квартире может жить свой домовой, — благо, по причине невидимости и неощутимости ему на самом деле не нужно особого места для того, чтобы там прятаться. Не особо нуждается он и в подкармливании молоком, хлебом и прочим съестным. Достаточно, если хозяева просто не исключают возможности его существования.
      В заключение коснусь темы совершенно особых существ: духов предметов искусственного происхождения.
      Когда человек создаёт какую-то вещь, то он тем самым заставляет создаться и её энергетическую структуру, — элементала. Без него не может существовать никакое физическое тело. Но такие духи отличаются от природных духов-элементалов тем, что они создаются неестественным образом, и потому не имеют своего законного места в Природе. Не все, конечно, — но большинство. Чем менее необходим предмет человеку (необходим с точки зрения Природы), тем более он противоестествен. Например, простая одежда из естественных материалов, предназначенная для того, чтобы прикрыть наготу или не замёрзнуть в холод, более естественна, чем всякие нелепые изыски моды, сделанные из синтетики, или пышные одеяния и аксессуары, сделанные из кожи и меха убитых животных (когда без этого можно было обойтись), да драгоценности, да прочее подобное. То же относится к большинству механизмов, а также ко многим домашним вещам, без которых можно прекрасно обойтись. Всё это создано как бы «вне правил игры», и потому духи этих предметов не имеют своей законной ниши в Природе, как бы выпадают из некоторых общих закономерностей и вследствие этого могут вести себя неестественно.
      Начать с того, что искусственные предметы требуют для своего изготовления затрат энергии, — в том числе психической. Это значит, что их духи не дарят людям силу, а отнимают её. В дальнейшем мы уделяем вещам много внимания, заботимся о них, переживаем; иначе говоря, мы тратим себя на них, и больше теряем, чем получаем. Это не касается только самых необходимых предметов, которые действительно помогают жить, и подлинных произведений искусства, которые хотя и отнимают у своих творцов массу энергии и сил, но зато потом служат для всех людей неисчерпаемым источником и того, и другого.
      Затем, духи предметов, стремящиеся занять в мире не принадлежащее им место, могут быть агрессивны и жестоки сами по себе. Фильмы ужасов, рассказывающие о том, как взбунтовавшиеся вещи начинают убивать людей, хотя и сильно преувеличивают, но всё же имеют в себе зерно истины. Доброе отношение приятно любой вещи (её духу); и на дурное отношение, пренебрежение, ненависть дух предмета может постараться ответить тем же. Это может иметь различные формы: начиная с того, что какой-нибудь механизм при полной своей исправности не срабатывает тогда, когда он больше всего необходим, и заканчивая тем, что отчего-то неудачно повернувшийся нож наносит рану своему владельцу, или надёжно прикреплённый к стене (лежащий на шкафу и т.д.) предмет вдруг падает кому-то на голову. Вариантов может быть множество. Думаю, многие смогут вспомнить подобные случаи из своей жизни. Что тут можно посоветовать? Прежде всего, не окружать себя ненужными вещами. И непременно относиться к вещам по-доброму, с уважением, — вне зависимости от того, необходимый это предмет или нет. Вещь можно выбросить за ненадобностью, — но не следует презирать её, ругать и оскорблять. Враждебное отношение людей к вещам и вещей к людям может по-настоящему отравить атмосферу в доме и подпортить жизнь его обитателям. Вещи можно не ценить как нечто необходимое или уникальное, но уважать их надо.
      Наконец, характер духа определённого предмета зависит от того, для каких целей этот предмет создавался. Каждая вещь стремится исполнить своё предназначение: в этом — смысл её существования и, если угодно, её счастье. К примеру, одеяло стремится дарить человеку тепло, медицинская аппаратура стремится спасать людям жизнь, а оружие и военная техника стремятся убивать. Поэтому все россказни о мечах и ритуальных ножах, жаждущих крови, имеют под собой реальную основу. Конечно, дух меча или иного холодного или огнестрельного оружия сам по себе не обладает силой, способной принудить человека к действию. Но «взывать» к человеческому сознанию эти духи пытаются; и если человек очень чувствителен и психически неуравновешен, и к тому же склонен к насилию, то кто знает, что может получиться из такого контакта… Словом, оружие — опасная игрушка. Причём оно в этом совершенно не виновато: оно просто хочет делать то, для чего родилось. В конечном счёте всё зависит от человека. Если он не хочет зла, то никто и ничто не заставит его пустить оружие в ход.
      В особую тему можно было бы выделить колдовство над вещами; но здесь эта тема неуместна.
      Мы видим, что вся эта «нечистая сила» на самом деле не имеет ни малейшего отношения к сатанинским воинствам. Христианство предубеждено, — и можно понять, что это логически следует из его системы мира. В действительности же плохо, отрицательно здесь бывает только то, что сделал таким сам человек. В природных духах зла не больше, чем яда в чистой капле дождя; а ответственность за злобные порождения своих мыслей и желаний не годится сваливать на кого-то другого, — хотя бы даже и на Сатану.

VIII. Вампиры, упыри и оборотни

     Вампир — существо легендарное, с одной стороны уже практически ставшее сказочным персонажем, с другой же вполне реальное, — во всяком случае, постоянно фигурирующее в народных поверьях в качестве такового. На вопрос «Существуют ли вампиры?» можно дать утвердительный ответ. Суть проблемы, следовательно, не в том, существуют ли они, а в том, что они из себя представляют на самом деле.
      Сейчас вампиризм в моде. Люди не только увлекаются историями о вампирах, но нередко даже изображают их из себя. Эту мрачную романтику, в общем, можно понять и оценить даже с эстетической стороны. Однако некоторые, приняв «идеи» вампиризма слишком близко к сердцу, перегибают палку, начиная пытаться воплотить эти идеи в жизнь. Так, если некоторые откровенно играют в вампиров, то другие всерьёз рассчитывают обрести бессмертие через, так сказать, следование своеобразному «пути вампира». В особо серьёзных случаях всё это заходит слишком далеко, — вплоть до реального сосания крови у живых людей, похищаемых специально для этих целей, с последующим их убийством. Существуют группы таких «вампиров», имеющие свою оккультную идеологию, примыкающую к сатанизму или даже прямо связывающую себя с ним. Эти люди, часто не вполне здоровые психически, пытаются чужими жизнями оплатить своё бессмертие. Есть и группы с более гуманным укладом: их члены стараются жить по вампирским принципам и превратиться в вампиров психологически, но крови не пьют и убийств не совершают. Кратко говоря, вампиризм предоставляет тем, кто желает почувствовать себя «не-мёртвым», множество вариантов действий, в диапазоне от откровенной игры до кровавых преступлений.
      Есть ещё люди со своеобразными отклонениями, неспособные в определённых ситуациях себя контролировать и вследствие этого могущие наброситься на кого-нибудь и укусить, стремясь пустить ему кровь. Есть и те, кто по причинам биохимического свойства нуждаются в свежей крови. Таких хорошо знают в деревнях, где они не упускают случая получить кружку крови когда кто-то из сельчан забивает свинью или корову. Такие любители в общем безопасны, — хотя и могут напугать неподготовленного зрителя когда, например, отрубив голову курице, имеющей попасть в суп, вдруг начинают пить кровь из перерубленной шеи.
      Всё это — не настоящие вампиры. Но и настоящие, как было сказано выше, существуют в действительности. Что же они такое?
      На самом деле настоящий вампиризм есть род одержимости. Однако одержимость эта очень отличается от одержимости, описанной в одной из предыдущих частей очерка. В случае вампиризма враждебная сущность из незримого мира не просто изолирует сознание человека от тела, но вообще выбрасывает душу своей жертвы из её плоти. Человеческая личность умирает, а тело превращается в пустой «футляр», которым завладевает агрессор. Иначе говоря, вампир — это уже не сам человек, а совершенно постороннее существо в его облике. Такие существа, обитающие в незримом мире (мире энергии), по определённым причинам испытывают настоятельную потребность жить физической жизнью. Они ищут человека, соответствующего определённым «параметрам», — то есть такого, которого можно «выбить» из тела, чтобы потом занять его место. И не только в теле. В распоряжении такого агрессора оказывается и память жертвы, так что вампир может достаточно убедительно имитировать её личность.
      Конечно, вампир не в состоянии в совершенстве повторять поведение живого человека, так как он, по сути, является ни чем иным, как трупом, в котором обитает более ограниченное существо. Поэтому поведение такого «человека» обычно становится странным, нередко агрессивным, — ведь он едва ли может испытывать по отношению к кому-либо добрые чувства. Существо-захватчик может умело изображать их, — но фальшь будет проглядывать всё равно. Словом, практически неизбежно будут заметны перемены в поведении, отношении к окружающим и т.д. И, безусловно, — некоторые перемены во внешности. А в дальнейшем наоборот, — отсутствие появления перемен с годами.
      Цель вампира (я буду называть так существо-захватчика) — прожить в физическом облике как можно дольше. Для этого необходимо успешно поддерживать жизнедеятельность тела. Как уже было сказано, фактически оно представляет собой труп. Для того чтобы предотвратить его разложение, вампиру необходима энергия, — гораздо больше, чем требуется её живому человеку. Вампир может питаться обычной пищей (пищеварительный тракт и обменная система организма работают); но этого ему недостаточно. И вот тут встаёт вопрос о крови. Она одна из наиболее энергетически насыщенных жидкостей организма; её потребление — даже редкое — помогает вампиру решить проблему поддержания жизни тела. Процесс переработки крови, поглощённой вампиром, очень отличается от процесса переработки обычной пищи, и даёт ему гораздо больше энергии и сил. На самом деле ему не нужно каждую ночь отправляться «на охоту»; но и случая «подкормиться» он не упустит. При этом он будет стараться действовать максимально осторожно, чтобы не выдать себя. И если будет возможно без риска забрать всю кровь, оставив жертву мёртвой, то он, скорее всего, сделает это. Не из злобы и желания убить, а из стремления выжить. И кто именно это будет, для него обычно не имеет значения. Если он и пощадит кого-то, то того, от кого может рассчитывать получить в дальнейшем какое-либо содействие, — вольное или невольное.
      Что касается продолжительности жизни вампиров, то на самом деле они не вечны. Тело, которым завладел вампир, просто не приспособлено для вечного существования. Благодаря интенсивному притоку энергии и некоторым изменениям в процессе обмена веществ тело вампира может прожить в несколько раз дольше, чем живёт обычный человек. При этом оно почти не изменяется внешне: как бы перестаёт стареть. Но со временем износ организма достигает критической стадии, и тело вампира начинает претерпевать катастрофические изменения. Например, оно может начать разлагаться заживо (что чаще всего и происходит, — хотя слово «заживо» тут не очень к месту). Тогда существо-захватчик волей-неволей покидает его, отправляясь на поиски новой жертвы.
      Укус вампира, вопреки распространённому убеждению, не приводит к превращению укушенного в нового вампира. Вампиры, конечно же, не могут превращаться в летучих мышей, и не выходят по ночам из могил, тем более — в виде тумана или дымоподобной субстанции. Бывает (в редких случаях), что существо-захватчик завладевает телом в момент смерти человека. Это не может произойти с каждым: нужны особые обстоятельства. И вот тогда-то, после похорон, вампир действительно пытается выбраться из могилы. Если ему это не удаётся, то он оставляет тело; если удаётся, он выбирается и уходит, потому что возвращаться в могилу ему просто незачем. Он живёт среди людей, или же может скрываться, бродяжничать, выискивая жертву подобно зверю или разбойнику. Но в любом случае в гробу он не спит. Он вообще не нуждается в сне, — хотя и способен при необходимости в целях экономии энергии замедлять внутренние процессы организма и впадать в некое подобие спячки. Он не боится солнечного света, и может поддерживать видимость нормальной жизни нормального человека. Он отражается в зеркалах, имеет тень (как и всякое непрозрачное физическое тело), обычно не боится церквей и христианской атрибутики, — святой воды, креста и т.д. Но и отличий от нормального человека, как уже можно было понять, в его поведении достаточно (для вдумчивого наблюдателя). В их числе ещё можно назвать то, что вампир очень боится смерти и увечий, — в целом не меньше, чем средний человек, а зачастую и больше. Тело для него — величайшая драгоценность. Добыть тело и поддерживать его жизнеспособность очень трудно, — а увечье или ранение может нарушить хрупкое равновесие между жизнью и смертью. Терять же вожделенную жизнь, возможность получить которую это существо искало, быть может, много сотен лет, ему панически не хочется. Затем, вампир избегает половых сношений. Он не нуждается в них; к тому же, они привели бы к огромному расходу энергии. Вообще вампир ведёт обычно не очень активную жизнь, — энергия и силы достаются ему слишком дорогой ценой. Можно добавить, что он и в самом деле избегает некоторых растений; каких именно и почему — разговор не для этого очерка. Есть и некоторые другие моменты, позволяющие отличить вампира от человека.
      Для того, чтобы убить вампира, вовсе не надо никаких особенных ухищрений. Это сделать не сложнее, чем убить человека. Наносится повреждение телу, и этим нарушается тот баланс между жизнью и смертью, о котором было упомянуто выше. С одной стороны, вампир, имеющий в своем распоряжении изобилие крови, в состоянии выжить при достаточно серьёзных ранениях; с другой стороны, такое изобилие бывает в его распоряжении редко, и потому даже не очень тяжёлое ранение может привести к тому, что в теле его начнутся процессы разложения. Однако убить можно только тело вампира; само же существо будет просто выброшено из этого тела и, в общем, не пострадает. Оно будет способно тотчас же отправиться в новый поиск. Как справиться уже с ним — тоже вопрос отдельный.
      Другим столь же легендарным (хотя и менее популярным) существом является упырь, или вурдалак. Иногда эти названия ошибочно применяют по отношению к вампирам. Это действительно грубая ошибка, так как вампир и упырь по легенде — совершенно разные существа с различной, так сказать, специализацией: первый пьёт кровь живых, второй поедает трупы.
      Впрочем, упырь сам по себе, в отличие от вампира, существо не очень конкретное. Это скорее собирательный образ. Упырей во плоти, как особой разновидности чудовищ, разрывающих могилы и пожирающих мертвецов, не существует. Откуда же пошли представления об упырях? Источников может быть несколько.
      Самый простой вариант — люди с определёнными психическими отклонениями, которые, впадая в особое состояние, действительно разрывают могилы и занимаются трупоедением. В редких случаях такое поведение может быть вызвано одной из форм одержимости.
      Есть и другой вариант, связанный с некоторыми особенностями энергетики свежего трупа. Когда человек умирает, та его энергетическая сущность, которую принято именовать «душой», отделяется от тела и отправляется, так сказать, своей дорогой. Но в теле остаётся другая энергетическая сущность, — его элементал. И когда мёртвое тело начинает разлагаться (то есть практически немедленно после момента смерти), энергия элементала начинает постепенно рассеиваться в окружающем пространстве. Гниющий труп, таким образом, представляет из себя слабый, но стабильный и достаточно долговременный источник энергии. Причём энергия эта имеет особые свойства, — по той причине, что тело принадлежало разумному (осознающему) существу. И в незримом мире есть охотники до этой энергии. Имеется род существ, питающихся ею. Конечно же, постоянные места их «охоты» — кладбища. Обнаружив свежую могилу, эти твари усаживаются вокруг неё, как вокруг обеденного стола, и начинают «впитывать» истекающую из неё энергию. Можно сказать, что они пожирают мертвеца в энергетическом смысле. Происходит это преимущественно по ночам. И вот что интересно: при определённых условиях такое «пиршество» может оказаться видимым даже для простого глаза (а есть и люди, обладающие способностью наблюдать незримый мир). Могила, окружённая тварями жуткого вида, словно бы едящими что-то, — такая картина должна производить на неподготовленного человека, мягко говоря, тяжёлое впечатление. Это может происходить не только на кладбищах, но и в местах одиночных захоронений, а также и там, где просто лежит непогребённое тело. Возможно, именно это явление и послужило основой для легенд об упырях.
      В качестве дополнительных вариантов могут рассматриваться, например, существа, создаваемые сильными колдунами в незримом мире и переводимые затем в зримую и осязаемую форму существования. Создать такое существо безумно сложно, — но возможно. Использоваться оно может и как охранник или сторож, и как убийца. Подобная тварь в состоянии растерзать человека; здесь тоже может быть отголосок представлений об упырях или гулях.
      Если рассматривать и более мелкие, частные варианты того, что могло послужить составляющими элементами для легенд об упырях, то говорить можно долго. Однако здесь нет необходимости углубляться в подобные тонкости.
      Ещё одно существо, ставшее притчей во языцех, — оборотень. В фольклорных традициях разных народов имеются представления об оборотнях, и не везде к ним имеет место одинаковое отношение. Если европейский вервольф считается существом безусловно кровожадным и смертоносным, и внушает особый ужас как человек в обличии зверя, то в китайских, например, преданиях лисы-оборотни (т.е. не люди, превращающиеся в лис, а наоборот) нередко оказываются мудры и доброжелательны к людям. Хотя и там оборотней никогда особо не жаловали, и старались по возможности истреблять их как нечто противоестественное и уже потому вредоносное.
      Оборотни существуют. Но они вовсе не то, что принято понимать под этим словом. В действительности никаких изменений с телом человека не происходит: это потребовало бы колоссальных энергетических затрат, — даже трудно представимых. Если подходить к вопросу систематически, то можно выделить три основных разновидности оборотничества.
      Первая — оборотничество, являющееся последствием некоторых событий, происходивших с человеком в предыдущей жизни или в период между прошлой жизнью и нынешней. В этом случае оно представляет собой нечто вроде врождённой болезни (это только аналогия; на самом деле оборотничество, конечно же, не болезнь), которая может никогда не проявиться. В том случае, когда оно всё же проявляется, человек по временам перестаёт осознавать себя человеком. У него проявляются звериные повадки и реакции, он начинает вести себя как животное, и действительно может быть опасен. Но обличья зверя он, как и было сказано, не принимает. Это имеет характер приступов, частота и интенсивность которых варьируется в зависимости от подверженного им человека.
      Вторая разновидность — род одержимости, когда сознание человека изолирует и телом его завладевает (как правило, тоже как бы приступами, время от времени) существо, имеющее звериные повадки. Почему это происходит и что это за существа, я здесь рассказывать не буду. Интересно другое: в случае такого оборотничества человек иногда действительно может принимать облик зверя. Но тело не изменяется; создаётся видимость, как бы мираж, оболочка, под которой — обычное человеческое тело. Такое изменение облика, как и сами приступы, человеку не подконтрольно. Он обычно даже не помнит, что с ним происходило (то же самое относится и к первой разновидности оборотничества). Во время приступов такой одержимости тело может обретать буквально нечеловеческую силу и способности, свойственные животному: ловко передвигаться на четвереньках, лазать по деревьям, умерщвлять жертву определённым образом и т.п.; голосовые связки могут издавать характерные для животного звуки. Всё это оборачивается катастрофической потерей энергии и сил, и после приступа обычно сказывается слабостью и мучительной болью во всём теле.
      Третья разновидность — оборотничество, к которому по желанию могут прибегать некоторые сильные колдуны. Такой колдун способен искусственно создать себе облик зверя, — всё ту же иллюзию, при которой тело не изменяется. Он может также заставить своё тело обрести вышеописанные звериные способности; после «сеанса» он в состоянии достаточно быстро восстановить энергетические потери. И, в отличие от предыдущих случаев, он чаще всего полностью контролирует процесс «превращения» и свои действия, и помнит всё, что делал в облике зверя.
      Конечно, для убийства оборотня тоже не требуется никакого специального оснащения, вроде серебряных пуль и тому подобного. Убить оборотня — значит убить человека, и этим всё сказано.
      Помимо трёх описанных разновидностей существуют и некоторые другие варианты. Например, можно создать (как о том говорилось в рассказе об упырях) существо, которое будет иметь способность принимать то облик человека, то облик зверя, не будучи при этом ни тем, ни другим. Но подобное едва ли можно отнести к оборотничеству.
      Закрывая тему, отмечу следующее. Как видно из вышесказанного, во всех трёх случаях — в случае вампира, упыря и оборотня — могут иметь место определённые формы одержимости. Но это не означает, что подобное происходит часто. На самом деле и то, и другое, и третье — чрезвычайно редкие явления, требующие особого стечения обстоятельств, особых условий, а главное — определённых человеческих типов (последнее справедливо в большинстве случаев). Так что большинство россказней о вампирах, упырях и оборотнях — всё же не более чем сплетни.

IX. Призраки, присутствие умерших и спиритизм

     Привидений не боятся чаще всего те, кто в них не верит. Кто верит, те, как правило, боятся. Почему же? Видимо, потому, что не ждут от них ничего хорошего. Принято считать, что призраки (привидения) заводятся там, где произошло что-то дурное, зловещее. А вот мнения об их вредоносности разделились. Одни полагают, что призрак опасен, что он может убить; другие убеждены, что он опасен не более, чем клуб тумана. Но и эти последние всё равно в подавляющем большинстве случаев боятся призраков. Почему? Просто потому, что всё потустороннее пугает. И сама идея встречи с умершим человеком в силу противоестественности этого наводит ужас.
      Что же такое призрак? Прежде всего скажу, что он не является тем же самым, что и умерший человек. Сам человек (его осознающая сущность, душа) после смерти идёт своей дорогой. Призрак — это, так сказать, остаточное явление; своеобразный «энергетический след» умершей личности.
      Любое сильное переживание вызывает в энергетике человека всплеск, сопровождающийся выбросом энергии в пространство. При положительных эмоциях эта энергия оказывается положительной, при отрицательных, соответственно, отрицательной. При определённом стечении обстоятельств и условий она может аккумулироваться и переходить в устойчивое состояние. Создаётся самостоятельное существо, которое как бы «запрограммировано» на определённое поведение. Это, фактически, и есть сам призрак.
      Призрак всегда, за исключением только редчайших случаев, создаётся в момент смерти человека. Сильнейшие переживания в этот момент, плюс некоторые особенности самого человека, плюс определённое стечение благоприятных условий, — всё это вместе взятое и создаёт призрака. И как правило, переживания эти бывают отрицательными. Часто это бывает ненависть, — например, по отношению к своему убийце или виновнику смерти. А может быть, к тому, кто виноват в чём-то другом. Но для того, чтобы создался призрак, переживание должно быть не просто сильным, а исключительно сильным. Это может быть и ненависть, копившаяся годами, а выход нашедшая в момент смерти. Кроме ненависти эффект порождения призрака дают и другие эмоции, — например, сильная привязанность к какому-либо месту или предмету. Если такая привязанность граничит с патологией, то умирающий может оставить после себя призрак, и тот будет бродить по дому, который усопший так любил, или будет являться к новому владельцу какой-нибудь вещи и требовать её назад. Но привязанность не всегда означает любовь. Нередко роль такой привязанности и, как следствие, роль привязки призрака к определённому месту или действию может играть чувство долга. Если человек умирает с мучительным сознанием того, что он не сможет сделать то, что должен сделать, то не исключено появление призрака, который будет появляться в известном месте и совершать иллюзию известного действия.
      Трудно охватить весь спектр возможных эмоций. Призрак может создаться по самым удивительным причинам. Несомненно одно: он никоим образом не является «неприкаянной душой», обречённой на блуждания за свои грехи. Это — христианское суеверие, неправильно трактующее причины появления призраков, да ещё и отождествляющее привидение с самим человеком. На самом деле, как уже говорилось, призрак являет собою нечто вроде энергетического следа, оставленного умершим, который может находиться от своего призрака очень и очень далеко.
      Насколько опасны призраки? Они бестелесны; поэтому воздействие их есть воздействие на 99,999% психологическое. Но здесь имеет смысл заметить, что привидение не всегда бывает видимым, — хотя именно зримый феномен и принято так называть. Всё зависит от интенсивности энергии, из которой создался призрак. Во многих случаях он оказывается не столь мощным, чтобы проявляться зримо. Тогда чувствительные люди могут ощущать его присутствие, могут иметь место странные звуковые эффекты, — но увидеть такой призрак почти невозможно. Если призрак видим, то опасен тот ужас, который он может нагнать на слабонервного человека: такой с перепугу может и умереть, или же сойти с ума. И совсем редко призрак бывает настолько силён, чтобы нанести кому-либо физический вред. Подобное случается тогда, когда призрак выполняет функцию мстителя. Тот, кто умирает со стремлением отомстить, может оставить после себя призрак, который будет преследовать объект мести, изводя его психологически, а если будет достаточно силён, то может и убить. Это уже близко к проклятию. Бывают и призраки-стражи, пребывающие там, куда умерший очень не хотел никого допустить. Эти тоже иногда способны атаковать физически.
      Вообще призраки бывают очень разными по своему поведению и по своим возможностям. Но они не имеют способности соображать; даже уровень «интеллекта» существа, искусственно созданного колдуном для выполнения какой-то одной задачи, намного выше. Призрак — просто сгусток энергии, механически перемещающийся по заданному обстоятельствами маршруту или бездумно совершающий какое-либо действие. Даже говоря что-то (бывает и такое), привидение делает это механически, следуя своей «программе».
      Срок их «жизни» может быть очень велик, — сотни и даже тысячи лет. А если люди верят в конкретное привидение, то они могут создать его иллюзию, которая будет «играть роль» этого привидения и тогда, когда оно уже исчезнет, исчерпав свой энергетический ресурс. Призраки-мстители обычно исчезают в тот момент, когда осуществляется месть или когда умирает её объект.
      Повторю, что призрак и умерший человек — не одно и то же. Однако и сам умерший бывает способен видеть физический мир и даже присутствовать в нём, — обычно незримо, но иногда и зримо.
      Посмертие — настолько обширная и разнообразная тема, что о нём едва ли можно рассказать хотя бы в общих чертах даже на ста страницах. Поэтому я затрону — и то очень поверхностно — только один его аспект: присутствие умерших среди живых.
      Может, кому-то будет жутко это сознавать, но незримое присутствие умерших среди нас — обычное дело. Это для живых они умершие; на самом же деле смерть физического тела не есть смерть личности, и потому «умершие» продолжают жить, мыслить и действовать, — но в энергетическом состоянии.
      У каждого человека свой, уникальный жизненный путь; это относится и к жизни в незримом мире (мире энергии). Там мы тоже думаем и чувствуем, и воспоминания о жизни в физическом мире остаются с нами (исключения бывают нередки; но они обусловлены особыми причинами, мешающими человеку в мире энергии осознавать себя). Нам по-прежнему дорого то, что было дорого при земной жизни: для одного это близкие люди, для другого — какое-то дело, для третьего — и то, и другое, или ещё что-нибудь. И если умерший не оказывается на долгое время пленником какой-нибудь иллюзии и не попадает в другую печальную ситуацию, мешающую осознавать себя и происходящее вокруг, то ему, как правило, хочется увидеть кого-то или что-то в физическом мире. Многие через некоторое время после своего перехода обретают такую способность. Они могут видеть происходящее, наблюдать за событиями и людьми; нередко могут даже присутствовать там, где хотят, — для них реально, например, незримо пройти по улицам родного города, побывать в прежнем своём жилище или в каком-то памятном месте, навестить (незримо, естественно) своих родных и друзей, и даже побывать на собственной могиле (если таковая имеется). Конечно, умершие не занимаются исключительно этим: на самом деле в мире энергии у них свой путь и другие дела (ведь со временем их ожидает, ни много ни мало, возвращение в физический мир в новом теле). Но всё же это достаточно обычное дело.
      Естественно, если человек видит то, что он оставил в физическом мире, то ему нередко хочется вмешаться в ход событий, что-то сделать, кому-то в чём-то помочь или, наоборот, помешать. С этим гораздо сложнее. Есть законы, которые в подавляющем большинстве случаев не позволяют подобное вмешательство в дела другого мира. Я сказал «в подавляющем большинстве случаев», — значит, иногда это всё-таки бывает возможно. Если позволяется вмешаться, то обычно это бывает в том случае, когда нужно оказать кому-то помощь. Энергетическое существо может воздействовать на энергетику физических предметов: скажем, перемещая энергетическое тело камня мы сдвигаем и сам камень. Другой способ воздействия, уже на людей, — через их психику. Иногда можно из того мира что-нибудь сказать человеку в этом мире так, что он это услышит, или же заставить его ощутить нечто, — например, страх. В отдельных случаях умерший человек даже может показаться, став видимым; когда подобное происходит, это обычно трактуют как появление призрака, — хотя на самом деле это явление совершенно иного характера. Но повторю, что все эти варианты вмешательства допускаются крайне редко. Для этого нужно особое стечение обстоятельств.
      На вопрос «Каким образом умершие могут вмешиваться в дела живых?» стандартным ответом бывает «Через медиумов, посредством спиритических сеансов». Люди привыкли к тому, что не так уж трудно заставить блюдце бегать по столу, что для человека, обладающего определёнными способностями, не так уж сложно обучиться «автоматическому письму» и другим спиритическим приёмам. Спиритизм вообще уже стал обычным, почти будничным явлением, которое уже едва ли способно кого-то удивить или всерьёз напугать. Но именно поэтому он превратился в своего рода ловушку для легковерных. Приятно (и очень интересно) сознавать, что общение с незримым миром легко доступно: был бы под рукой медиум. А тех, кто объявляет себя таковыми, уже расплодилось, как гнуса на болоте. Огромное их большинство — мошенники и те, кто искренне заблуждается относительно собственных медиумических способностей. Но ловушка заключается даже не в преимущественной возможности нарваться на такого. Она в другом.
      Как уже было сказано, вмешательство умерших в дела физического мира и людей допускается редко. Общение через медиума — тоже вмешательство. Но если верить рассказам о спиритах, то получается, что оно удаётся постоянно. Иначе говоря, выходит, что «запрос» первого попавшегося медиума с лёгкостью отменяет все природные законы и позволяет умершим когда угодно встревать в дела живых. Это глупости. В действительности влияние умерших на здешние события через медиумов — даже настоящих — вершится так же редко, как и влияние другими средствами. Но ведь общение с незримым миром — даже если отбросить частые мошеннические фальсификации такого общения — происходит на самом деле, и настоящие медиумы обычно добиваются его без особого труда. Так если не умершие люди, то кто тогда «выходит на связь», кто участвует в беседах с той стороны? Вот здесь-то и содержится подвох.
      На контакт через медиума почти всегда идут не те, кого ожидают. Человек, с которым хотят говорить, в это время может быть «скован» какой-нибудь иллюзией; он может находиться очень далеко, — даже за пределами галактики; он может быть занят делами более важными, чем болтовня с тем, кто и сам не имеет чёткого и верного представления о том, что делает. Да мало ли что может быть. Бывает даже, что вызываемый человек уже успел после своей смерти воплотиться и умереть ещё раз (это если он жил очень давно). Но даже если он близко, и ничем особенным не занят, и сам хотел бы пообщаться, — это ещё не значит, что сеансу общения позволено будет состояться.
      Ввиду всего этого со спиритами обычно общаются те, кто выдаёт себя за искомого человека. Кто они? На этот вопрос нет однозначного ответа. В незримом мире обитает масса самых разных существ, — осознающих и не осознающих, естественного происхождения и искусственного, благожелательных и агрессивных; всяких и всяческих. И среди них всегда находится немало желающих выдать себя за кого-нибудь другого. Такие самозванцы, цели которых могут быть различными и, во всяком случае, практически не поддающимися анализу, редко сообщают что-нибудь достоверное. Самозванец часто имеет возможность «считывать» мысли участников сеанса, и потому бывает способен сообщить нечто такое, что расценивается как доказательство идентичности явившегося вызываемому. Например, один из присутствующих вызвал своего умершего друга и в качестве проверки просит явившегося пересказать конфиденциальный разговор, бывший у них когда-то. Сам спрашивающий помнит этот разговор, помнит, где он происходил, когда, при каких обстоятельствах; значит, всё это, вероятнее всего, сможет повторить и явившийся. И при этом он всё же будет не тем, кого вызывали.
      Такие самозванцы, конечно, легко лгут, дают недостоверную информацию, вообще всячески морочат голову собравшимся. Для чего? Сложно сказать. Но факт то, что чем более отвлечённые вопросы задаются и чем труднее проверить достоверность ответов, тем легче обмануть тех, кто их задаёт. Противоречивость получаемой разными спиритическими группами информации ярко иллюстрирует это. Да и в ответах на частные вопросы ложь присутствует практически постоянно, и в некоторых случаях бывает без труда раскрыта.
      Подытоживая вышесказанное, сделаю следующий вывод: спиритизм — занятие хотя и притягательное, и имеющее под собою реальную почву, но неблагодарное. Это верный способ позволить себя одурачить. Особо посочувствую тем, кто на своих сеансах пытается вызывать различных известных людей. Учитывая количество спиритов в мире и их привычку вызывать знаменитостей прошлого в наивной надежде узнать чужие секреты или секреты Вселенной, придётся предположить, что у этих усопших знаменитостей нет других забот, кроме как мотаться по миру, раздваиваясь и растраиваясь во время совпадающих по времени сеансов, и удовлетворять чужое любопытство, — вот так, ни с того, ни с сего, пускаясь в откровенности неизвестно с кем. Что сказать о людях, которые всерьёз пытаются вызвать Шекспира, Сократа или Иисуса, как будто те только этого и дожидаются? Бедняги…

X. Прорицатели и гадатели

     Возможно ли узнать будущее? Несомненно, это один из самых интригующих вопросов, занимающих человеческие умы. Причём волнует это людей самых разных и, соответственно, решается данный вопрос на различных уровнях, — от академического до подросткового. И если солидные научные круги могут с определённостью констатировать пока только то, что способа заглянуть в будущее ещё не найдено, то простой обыватель может указать такой способ: он посоветует обратиться к какому-нибудь прорицателю или гадателю.
      Нередко по отношению к людям, имеющим способность предсказывать будущее, наравне с термином «прорицатель» применяется термин «пророк». Это неправильно. Пророк — это тот, кто имеет контакт с божеством, от имени или со слов которого он и произносит свои речи (кстати, вовсе не обязательно являющиеся предсказаниями). Прорицатель же как раз предсказаниями и занимается. Когда-то, несомненно, в объединении этих двух понятий был смысл. От имени богов в огромном количестве случаев произносились именно предсказания (для примера вспомним Дельфийский оракул). Недаром под словом «пророчество» большинство людей до сих пор разумеет предсказание. Но сейчас, когда для того, чтобы заглянуть в грядущее, никто — кроме, может быть, шаманов и жрецов-колдунов в некоторых языческих культах — уже не обращается к божествам, и пророчества обычно имеют уже не тот характер, какой имели они раньше, понятия «прорицатель» и «пророк» лучше разделять.
      Следует ли разделять понятия «прорицатель» и «гадатель»? В общем, это может быть одним и тем же. Но есть нюансы. Гадатель — это тот же прорицатель, но вместо (или помимо) использования врождённых способностей использующий для предсказания будущего некоторые подсобные средства. Однако гадатель может и не быть прорицателем, — тогда, когда он через гадание проникает в неизвестные ему события и факты прошлого или настоящего.
      Разобравшись с терминологией, перейду к основному вопросу темы: действительно ли возможно предсказать будущее, и если да, то насколько следует доверять предсказаниям?
      Вопрос «Возможно ли предсказать будущее?» содержит в себе другой вопрос: «Предопределено ли будущее?». Совершенно логичным будет предположение, что нельзя точно предсказать того, что не должно неизбежно случиться. Это совершенно справедливо. Как «нащупать» в будущем то, чего там, может быть, ещё и нет? Это всё равно что чёрная кошка в тёмной комнате из знаменитого изречения. Так если предсказания возможны, то, значит, будущее предопределено? Или если оно не предопределено, то тогда все предсказания являются плодами заблуждения или сознательных фальсификаций? Продолжая рассуждать в таком же ключе, мы заметим, что сбывшиеся предсказания (а таких за обозримую историю человечества накопилось немало) заставляют предположить, что будущее и в самом деле предопределено; все же несбывшиеся предсказания легко объяснить ошибками или деятельностью мошенников. Но тогда получается, что человек — марионетка в руках судьбы; свобода воли и свобода выбора сводятся к нулю; интеллектуальный и моральный прогресс человеческой личности превращается в фикцию, ничего не решающий бред заблуждающегося ума. Горестная, неприглядная и, по-моему, просто недостойная человека картина. К счастью, она неактуальна. Но и считать сбывшиеся предсказания ерундой тоже нельзя: факты — вещь упрямая. Так как же дело обстоит в действительности?
      В Природе всё по большому счёту предопределено. В ней всё взаимосвязано, функционирует слаженно и непротиворечиво, как в идеально отлаженном механизме: у всего есть своё место, и реакция любой частицы Природы на действие любой другой её частицы предопределена естественными законами. Но появление активно-разумных существ всё меняет. Они наделены свободой воли, следовательно — способностью поступать не только правильно, но и неправильно (критерием, определяющим, что правильно, а что неправильно, здесь является эволюционная необходимость в масштабах Вселенной). Разумные существа — необходимая и неизбежная ступень эволюции; и чтобы они могли эволюционировать дальше, их развитие должно быть не только биологическим, но и моральным. А для этого им необходима свобода воли, — возможность выбирать между добром и злом. И разумные (осознающие) действительно свободны в своих действиях, — настолько, насколько это позволяют физические возможности. И уже не факт, что всё во Вселенной будет идти так, как надо. Многие вершат зло, — по незнанию ли или по убеждению, но выбор их таков. Это значит, что вся предопределённость природных схем рушится. Разумные нередко бывают непредсказуемыми даже для себя самих; их понимание естественности находится в постоянном развитии, — поэтому их поступки часто идут вразрез с природной гармонией. Вследствие этого предопределённость превращается в систему взаимообусловленных вероятностей.
      Казалось бы, какое влияние может оказать разумное существо на естественную схему природных взаимосвязей в масштабах всей Вселенной? Но это существо (для примера возьмём человека) есть частица Природы, и каждый его шаг оказывает определённое воздействие на другие её частицы, через них — ещё на другие, и дальше, и дальше. Это цепная реакция в системе, где всё теснейшим образом взаимосвязано. Каждый поступок каждого человека вызывает в Природе эффект, подобный кругам, расходящимся от упавшего в воду камня. А если представить это явление в масштабах всего человечества? А если в масштабах всех разумных рас, которых во Вселенной немало? Влияние оказывается огромным.
      Природа имеет логическую структуру, существующую по принципу причинно-следственных связей. И связи эти зафиксированы на энергетическом её уровне в виде своеобразных схем, — как бы «проектов» того, что должно произойти, в которых всё предусмотрено наперёд. В оккультных и околонаучных кругах эти схемы известны как «астральные клише», «хроники Акаши», «информационное поле» и ещё под целым рядом других названий. Я для краткости буду употреблять просто слово «клише», — в контексте темы будет понятно, о чём идёт речь. Итак, клише. В них зафиксировано и всё то, что происходило в прошлом; но эти данные неизменны, — а нас интересует возможность предсказывать будущее. Пока во Вселенной не было разумных существ, клише будущего были стабильны, и их схемы реализовывались с точностью 1:1. С появлением тех, кто наделён свободной волей, стопроцентное предопределение стало невозможным, и клише будущего стали превращаться в набор вероятностей. Чем больше становится разумных, тем на большее количество вероятных вариантов развития событий «разветвляются» клише. Эти варианты постоянно меняются, — ведь то, что могло бы произойти сегодня, завтра уже не произойдёт; да и просто кто-то изменил своё мнение по какому-то вопросу, — и уже меняется его вероятное поведение на будущее, а вместе с ним меняются и вероятные следствия его поступков, контактов с другими людьми, реакций этих людей, их поступков, связанных с этим, и так далее, и так далее. Как расходящиеся круги на воде. Во всём и всегда. В связи с каждым действием и каждой мыслью.
      Можно вообразить (по крайней мере, попытаться вообразить), какую мешанину из ежесекундно меняющихся, перекрывающих друг друга и сталкивающихся возможностей представляют собой клише вероятного будущего. И способность предсказывать есть ни что иное, как способность выхватывать из этого бурлящего котла информацию о том, что предрешено (хотя бы более-менее). Что же предрешено? Законы Природы. Но их можно научиться понимать, — а дальше действует логика. Ведь что бы ни сделал человек или другой разумный, следствия в любом случае будут определяться природными законами. Вопрос в том, что он сделает. Как будет конкретный человек влиять на других людей? Как определённая социальная прослойка будет влиять на жизнь общества в целом? Как сложится дальнейшая история человечества? Как оно будет воздействовать на природу своей планеты? Подобные вопросы можно задавать часами. Ответы на них зависят от свободной воли людей. Потому что предопределение чего бы то ни было в жизни людей зависит от их воли.
      Кратко говоря, предсказать что-то можно тогда, когда это что-то логически вытекает, с одной стороны, из намерений и определённых реакций людей, и с другой стороны — из законов Природы, накладывающихся на эти намерения и реакции. Но не нужно думать, что если логично — то просто. Просто, если знаешь человека и законы Природы; да и то могут быть сюрпризы. А если не знаешь? Скажем, что сделает незнакомый человек в определённой ситуации, и чем в итоге (и для кого?) обернутся его непредвидимые действия? Предугадать это едва ли возможно. Но причинно-следственная цепочка вероятного будущего уже выстроилась, и человек, наделённый способностью предвидеть, может прочитать эту «запись». Вероятность ошибки здесь прямо пропорциональна предопределённости. Как правило, способность к предвидению срабатывает у таких людей — провидцев, прорицателей — тогда, когда предопределённость близка к стопроцентной.
      С учётом массы воздействующих факторов внутри человека (т.е. факторов психологических) и внешних, поведение и реакции даже одной конкретной личности нечасто бывает предопределено с большой вероятностью. Что же говорить о группах людей и о человечестве в целом, когда количество вариантов возможного развития событий достигает немыслимых цифр? И всё же кое-что предсказать, как правило, можно. Если конкретный человек имеет устоявшиеся психологические реакции, привычки, способность принимать волевые решения и умение воплощать задуманное, тогда развитие ситуации с его участием всё-таки может быть предопределено в немалой степени. Подобные же закономерности действуют в отношении социальных групп, народов и даже целых разумных рас. Поэтому какой-то один вариант развития событий всегда более вероятен, чем прочие, и есть шанс предсказать правильно.
      «Читать» клише возможно. Но прочитаться может и то, что не предопределено с высокой вероятностью неизбежности. Провидцы — настоящие провидцы! — ошибаются редко. Они не сыплют предсказаниями каждую минуту, направо и налево. Время от времени, обычно спонтанно, на них накатывает своеобразное озарение, и они «улавливают» то, что практически неизбежно предопределено. Образно выражаясь, хороший прорицатель прорицает редко, но метко. А вообще прочитать клише рядовой вероятности — то есть такой, которая актуальна на данный момент — не так уж сложно: достаточно не быть недоумком и иметь определённые навыки в гадании. Однако и гадатели бывают разные. Один не умеет прочитать и стабильное прошлое, а другой способен предсказать будущее не хуже одарённого провидца. Вообще, определение прошлого — отдельная тема и особое искусство, со своими нюансами, проблемами и методами преодоления этих проблем. Но нас, опять же, сейчас занимает вопрос о будущем.
      Мошенников и тех, кто просто не умеет гадать, касаться не будем: с ними и так всё ясно. Будем делить гадателей на «посредственных» и «хороших». Так вот посредственный гадатель вполне может предсказать всё правильно, — но только на определённый момент. То, что он предсказал, вероятно сегодня; назавтра что-то где-то изменилось — и вероятно уже другое. Такие гадатели «берут» то, что лежит прямо под рукой, не умея проникать в вероятности более глубокого и более общего уровня. Скажем, гадая на будущее одного человека, они и считывают только то, что касается непосредственно его, — как будто только от него всё и зависит. Другие люди и различные опосредованные обстоятельства — это уже более глубокие и сложные слои клише, и до них посредственный гадатель добраться просто не может. Поэтому гадания таких «специалистов» (а их большинство) в большинстве случаев не сбываются. Есть у них и другие проблемы. К примеру, многие из них всерьёз уверены, что гадание всегда показывает то, что абсолютно неизбежно предопределено. Они и сами не понимают, почему ошибаются. О системе вероятностей представления не имеют, а берутся гадать… Затем, многие не умеют интерпретировать результаты гадания. Эти результаты обычно представляют собой набор символических понятий, расположившихся в определённой комбинации. Вычислить наиболее возможный вариант их взаимодействия как реальных обстоятельств и факторов — задача не из лёгких. Она не для среднего ума; и без представления (хотя бы приблизительного) о системе вероятностей тут не обойтись. Поэтому бывает даже так, что гадание дало верный результат, а неумелое толкование сводит его на нет. Словом, посредственный гадатель даже при каких-то навыках едва ли может серьёзно помочь своему клиенту.
      Хороший гадатель подходит к делу иначе. Прежде всего, он понимает сам и объясняет клиенту, что полученный результат есть только наиболее вероятный вариант развития событий, и нет стопроцентной гарантии, что со временем ничего не изменится. Затем, сами эти вероятности всё же достаточно серьёзны, так как уровень его работы иной: он учитывает всё то, что упускает из виду посредственный гадатель, и берёт не первое попавшееся, а именно то, что наиболее обосновано и вероятно. Поэтому гадания таких гадателей по большей части сбываются. Затем, он умеет правильно интерпретировать результаты гадания (хотя, конечно, от промахов здесь не застрахован никто). Наконец, он понимает и умеет объяснить клиенту, что тот может в огромной степени влиять на то, сбудется гадание или нет. Ведь это — вероятность, а не приговор. Гадают не для того, чтобы потом с покорностью фаталиста ожидать предсказанных неприятностей, а для того, чтобы попытаться изменить сложившиеся неблагоприятные схемы будущего. Ситуация, когда ничего изменить нельзя, на самом деле бывает очень редко.
      Из вышесказанного ясно, что хороший гадатель — это умелый гадатель. Однако же бывает и иначе. Человек, едва умеющий обращаться с гадательными принадлежностями и не имеющий представления о системе вероятностей, может гадать почти безошибочно. Это происходит в том случае, когда гадатель имеет задатки провидца. Он интуитивно добирается до нужных клише и интуитивно же толкует результаты гадания, зачастую и сам не понимая, как это получается. Похожим образом гадают колдуны и жрецы; но их успех зависит уже не только от них, а ещё и от помощи божеств или духов, к которым они обращаются за помощью.
      Конечно, гадание — обширная тема. Одних только его методик и видов гадательных принадлежностей существуют десятки. Если же говорить ещё и о различных тонкостях, нюансах и специальных приёмах, связанных с силами, действующими в незримом мире, то получится серьёзное руководство по гадательному искусству. Углубляться в такие специфические вещи у меня нет здесь ни возможности, ни желания.
      Такого желания нет потому, что для человека нормально знать будущее только в той степени, в какой он сам его планирует, предполагает и предчувствует. Манипуляции с вероятным будущим — тем более, не только своим, но и чужим, поскольку всё взаимосвязано — выходят за рамки естественности и этики. Нужно строить свою жизнь и жизнь мира, а не пытаться «играть на опережение», запуская руки в будущее. Тут и со своим настоящим многие разобраться не могут, а не то что с грядущим. И такие попытки проникновения в будущее, конечно, не обещают ничего хорошего; чем больше их будет предприниматься, тем больше будет среди людей хаоса и бед. Что же до проникновения через гадание в чужое прошлое, то это, вне всякого сомнения, просто аморально. Исключением могли бы являться попытки таким путём разрешить некоторые исторические загадки; но здесь едва ли можно будет быть уверенным в правильности полученного результата. Да и с точки зрения естественности такие методы всё же не годятся.
      Гадание очень популярно, и распространено практически повсеместно. В некоторых религиозных культурах оно является обыденным элементом и оказывает огромное влияние на жизнь людей. Оно даже начинает превращаться в разновидность бизнеса (по большей части, конечно, мошеннического); некоторые же, даже не помышляя о каком-то коммерческом контексте, просто зарабатывают себе этим на хлеб. А если кроме гадания посредством специальной атрибутики учитывать ещё и так называемые «народные гадания», с наступлением цивилизации понемногу выходящие из моды, но всё ещё популярные как элемент фольклора, то картина окажется гораздо более пёстрой и яркой. Что будет меняться с течением времени? Как будет складываться отношение людей к гаданию в дальнейшем? Будущее покажет.

XI. Незримые схватки

     В последней части своего очерка хочу коснуться одного интересного и опасного явления, получающего, как кажется, всё большее распространение. Я говорю об энергетических практиках, направленных на боевое использование.
      Выше рассказывалось о некоторых энергетических методах причинения вреда, — таких, как проклятие, порча и т.п. Однако есть и другие способы, никак не связанные с колдовством и близкими к нему методами. Энергией можно манипулировать почти так же, как и материей; во многих случаях это даже легче. Энергия невидима и не всегда ощутима, — поэтому сложность заключается в умении относиться к невидимому и неощутимому как к вполне реальному и конкретному. Тех, кто умеет видеть и ощущать энергию, называют экстрасенсами, примешивая к этому определению всё, что угодно. Но работать с энергией в принципе можно и вслепую, используя в качестве инструментов воображение и силу воли. И здесь первостепенную важность имеет глубокое понимание и осознание того, с чем работаешь. Такое понимание и осознание даже может послужить своеобразным толчком, — и тогда откроются способности воспринимать энергию визуально или через ощущение, или даже то и другое. В принципе, при наличии минимальных способностей, которыми обладает большинство людей, и некоторого запаса терпения, вполне можно научиться воспринимать энергию и работать с ней. Как этому научиться — вопрос особый, и здесь я его рассматривать не буду. Тема разговора — немагическая энергетическая агрессия.
      Среднему обывателю любые способы работы с энергией кажутся колдовством. Это ошибочное мнение. Энергия — такая же обычная часть мира и человека, как и материя, и с ней можно работать по похожим принципам. Для этого вовсе не обязательно прибегать к помощи обитателей «того света» и прочим устрашающим приёмам. В данном случае человек — сам себе инструмент. Есть сила воли, и есть предмет её приложения, — энергия: значит, с энергией можно работать. Ей можно придавать различные специфические свойства, из неё можно создавать самые разные структуры (в том числе и существа, действующие с достаточной долей разумности), ею можно целить и убивать.
      Сейчас в ходу самые разнообразные практики, направленные на то, чтобы научить людей ощущать энергию и работать с ней. Издаются руководства; функционируют группы, в которых проводятся занятия по «работе с энергиями». Многие из предлагаемых методик никакого результата дать не могут, поскольку построены неправильно и в основе своей имеют недостоверную информацию о свойствах энергии и приёмах работы с ней. Но некоторые методики чрезвычайно эффективны. И хотя с магией как таковой они никак не связаны, их роднит с ней, кроме того, что здесь тоже имеют место манипуляции с субстанциями незримого мира, ещё и следующее: то и другое является оружием. Причём в работе с энергией по правильным методикам не возникает проблем, характерных для магии, — несостоятельности концепций и слабой действенности ритуалов. Если найдена хорошая методика и практикующий её сам на что-то годится, то действия его, будучи не столь масштабными, как действия умелого мага, будут зато намного проще и эффективнее. И те, кто серьёзно практикует работу с энергией, со временем начинают понимать не только практические удобства такой работы, но и то, что эти навыки можно использовать с особой выгодой, если не быть слишком щепетильным в моральном смысле. И многие начинают применять их так же, как ведьмы применяют колдовство, — то есть агрессивно.
      Принято считать (и думаю, что справедливо), что людей, готовых на агрессию ради достижения своих целей, гораздо больше, чем кажется; просто у одних нет методов и возможностей, других останавливает угроза наказания. И очевидно, что энергетическая агрессия представляет и для первых, и для вторых практически идеальный вариант. Вопрос в том, чтобы найти эффективную методику (что не так уж сложно); всё необходимое для её применения человек имеет в себе, а уличить в причинении вреда таким способом с точки зрения закона и его средствами невозможно. Широкие возможности и безнаказанность. Многие из тех, кто начинает практиковать работу с энергиями имея совершенно мирные намерения, в дальнейшем не могут устоять перед таким соблазном. Тем более что принципы энергетических манипуляций позволяют легко менять специфику действий; так, например, кто научился лечить через работу с энергией, тому будет уже не так сложно самостоятельно научиться причинять вред. А многие ищут подходящие методики уже с определившимся намерением использовать их в качестве оружия.
      Мастер этого дела способен на расстоянии нанести энергетический удар такой силы, что намеченная жертва погибнет практически мгновенно. Этот удар может физически разрушить мозг или какой-либо другой внутренний орган, а может и не причинить видимого вреда, будучи при этом столь же смертоносным. Силу удара можно варьировать, заставляя жертву умирать медленно, как бы в несколько приёмов. Можно вообще разрушать её организм исподволь, месяц за месяцем, — так, что это будет выглядеть как развитие неизвестной болезни; а можно и в самом деле спровоцировать серьёзную болезнь, — например, рак. Можно сделать очень многое, добиваясь самых разных эффектов. Я не буду перечислять здесь весь широкий арсенал энергетической агрессии; главное, что всё это реально.
      К счастью, подобных высот в таком искусстве достигают немногие. Кому-то этого не позволяют ограниченные способности, кому-то — недостаток терпения, кого-то останавливают собственные скромные запросы, а кто-то нарывается на неприятности. Манипуляции с энергией очень опасны; при самом незначительном промахе, малейшей неосторожности, поспешности или самодеятельном эксперименте можно серьёзно пострадать, покалечить или даже убить самого себя. Такие случаи среди практикующих нередки. И большинство изучающих подобные вещи не идут дальше среднего (или даже можно сказать — очень среднего) уровня мастерства. Научившись наносить простые энергетические удары они, как правило, успокаиваются, не гонясь за сложными техниками филигранно-тонких воздействий. Но и то, что они умеют, это уже немало, учитывая незащищённость потенциальных жертв, которым сложно даже заметить нападение до того, как оно достигло своей цели. А есть и самородки, — люди, обладающие ярко выраженными врождёнными способностями к управлению энергией. У них всё может получаться спонтанно, без изучения каких-либо практик. Стоит такому, например, рассердиться, — и он уже концентрирует энергию и наносит удар, сам о том не подозревая. И жертва тоже не понимает, отчего ей вдруг стало плохо, почему вскорости случился сердечный приступ или другая беда. Если такой талант осознаёт свои возможности и начинает целенаправленно развивать их, в его распоряжении со временем может оказаться страшная сила.
      Как уже было сказано, различные энергетические практики сейчас получают всё большее распространение. И уже появляется спрос на услуги не только «инструкторов»-учителей таких систем, — систем, как правило, изначально не направленных на агрессию, — но и специалистов боевого их аспекта. Некоторые уже начинают понимать выгоды использования «энергетических киллеров», — выгоды столь очевидные, что они даже не нуждаются в комментариях. Так что подобные навыки из средства, используемого в сугубо личных целях, понемногу превращаются в товар. И обе эти стороны их использования собирают свой урожай результатов — чужих несчастий и смертей. Кто знает, сколькие из тех, кто умирает внезапно и необъяснимо, или неожиданно тяжело заболевает, или медленно угасает без видимых причин, являются жертвами такой агрессии?..
      Конечно же, наравне со средствами энергетического нападения существуют и средства энергетической защиты. Можно ставить своеобразные щиты, гасить удары или даже направлять их обратно в агрессора; арсенал защитных приёмов тоже достаточно обширен. Но у нападающего почти всегда есть сильный козырь: внезапность. А курсов для населения по отражению таких атак никто, к сожалению, не организует. Однако бывает и так, что жертва успевает разобраться в ситуации — например, ей помогает в этом кто-нибудь сведущий — и обратиться за помощью к такому же специалисту. Если тот ограничивается отражением нападения, то ситуация может тихо сойти на нет. Если же защитник старается проучить или серьёзно наказать агрессора, или если тот оказывается очень настойчивым, то между ними может начаться своего рода битва, исход которой решают умение, способности, сила воли и хладнокровие. А когда сталкиваются личные интересы двух таких бойцов, или даже двух групп, — что бывает, впрочем, чрезвычайно редко, поскольку эти люди обычно не держатся группами, — то начинается настоящая война не на жизнь, а на смерть. Наносятся и отражаются удары, задействуются огромные объёмы энергии; иногда это даже наносит вред людям, каким-либо образом угодившим «под огонь». И такие сражения становятся всё более частым явлением, потому что число «спецов» растёт, и им становится всё труднее уживаться, не мешая друг другу. Возможно, недалёк день, когда и в этой области начнутся серьёзные разделы и переделы сфер влияния. Если уже не начались.
      Ошибкой будет думать, что подобные вещи остаются вне интересов официальных структур. Это может прозвучать странно, но некоторые государства ведут секретные исследования в этой области, имеют свои разработанные методики и своих специалистов-практиков. Всё это уже даже находит применение — пока в основном пробное — в противостоянии спецслужб отдельных держав. Словом, формируется особый пласт деятельности, — как на уровне частных лиц и частных интересов, так и на уровне интересов государственных.
      Нельзя сказать, что энергетическая агрессия — новое явление. Она в той или иной форме существовала едва ли не всегда, — в основном сливаясь с магией. Но то, что мы наблюдаем сейчас, есть нечто небывалое по разнообразию и технической чистоте методов, а также по ширящемуся размаху. Пока ещё всё это не оказывает сколь-нибудь значительного влияния на жизнь общества; между тем тенденции к расширению такого влияния налицо. К чему идёт дело? Хороший вопрос…

Заключение

     На дворе «научная эра», — но незримый мир никуда не делся. Он продолжает оставаться частью нашей жизни. Казалось бы, он не играет в ней большой роли; на самом же деле его проявления мы увидим практически везде. В первобытном обществе он проявляется одним образом, в аграрном обществе — другим, в техногенном — третьим. Но человек остаётся человеком всегда; он оказывается тем единым онтологическим и историческим «контекстом», в рамках которого и в отношении которого проявления незримого мира имеют свои закономерности. Мир энергии есть как бы изнанка мира материи, — и изнанка такая, без которой материя просто не могла бы существовать. И человек тоже не мог бы жить без той частицы незримого мира, которую он носит в себе. Она — необходимая составляющая и человеческого организма, и человеческой личности. И люди чувствуют это, ощущают как частицу себя.
      В настоящем очерке я кратко коснулся только некоторых явлений, связанных с незримым миром, — и притом в основном далеко не самых значимых для людей. «За кадром» остались проблемы взаимоотношений человечества и Природы как его материнской среды, вопросы внутренней эволюции человека, посмертия и перевоплощения, духовных связей с другими разумными расами Вселенной, и ещё целый ряд важнейших и интереснейших тем. Я рассказал о том, что постоянно присутствует в нашем миропредставлении и нашей жизни на уровне, позволяющем не углубляться в обширные онтологические изыскания и сложные философские построения. Иначе говоря, я взял что попроще; то, с чем мы сталкиваемся постоянно если не на практике, то в теории, через серьёзную информацию, фольклор и сознательный художественный вымысел. Мне хотелось показать, что всё это имеет под собой реальную основу.
      Умение ориентироваться в переплетении зримой и незримой сторон реальности есть ни что иное, как умение жить в реальном мире, — таком, каков он есть. Конечно, мы в любом случае живём в нём; от этого никуда не могут деться даже те, кто не верит в незримый мир и его проявления в мире зримом. Это приблизительно то же самое, как если бы рыбы не верили в существование воды, в которой они живут и из которой в основном состоят. Такая аналогия — не преувеличение. Как рыба не может существовать без воды, так и зримый мир не может существовать без мира незримого. И огромные преимущества имеет тот, кто это понимает и живёт, так сказать, не вслепую. Знать о мире энергии и связанных с ним феноменах мира материи и очень интересно, и необходимо в практическом смысле. Это и познание, необходимое для развития каждого человека и человечества в целом, и сама жизнь.
      Со временем научная мысль совершит круг и вернётся к тому, от чего она ушла, — к признанию существования незримого мира и изучению его в единой системе с миром зримым. Нет сомнения в том, что когда-нибудь всё это будут преподавать в школах, — например, науку об обитателях мира энергии наравне с биологией, науку о тамошней физике наравне с нынешней физикой, и так далее. Так будет. А пока будем продолжать по мере сил помогать друг другу познавать оба мира, — зримый и незримый, — содержащие в себе человека, и человека, содержащего в себе их.