ПОРТРЕТ ОДНОЙ ИДЕИ: ЗАРИСОВКА С НАТУРЫ
— И в чём мораль басни?
— Какую тебе ещё мораль? Это жизнь. Откуда в жизни мораль?
С. Чичин. «Гнев генерала Панка»
Время отрицать камни
Верно ли, что люди не меняются? Верно ли, что сейчас они таковы же, какими были сотни и тысячи лет назад? С одной стороны, предполагать это даже странно, — ведь очевидно, что жизнь людей изменяется, а вместе с ней меняются и они сами. Поток этих перемен берёт начало в человеке, и в результате возвращается к нему же, заставляя его измениться и дать толчок новой волне перемен, — и снова, и снова. Обороты этого «вечного двигателя» становятся как будто всё быстрее; сегодня люди уже не таковы, какими были, скажем, тридцать лет назад. Но с другой стороны, они всё же остаются прежними. Изменения затрагивают условия жизни, способы существования и методы деятельности, обычаи, привычки, средства выражения, реакции на внешние раздражители и тому подобное, — но инстинкты, глубинные психологические мотивации, общие понятия, чувства и цели остаются неизменными. Люди всё так же хотят жить и не приемлют смерть, всё так же любят, всё так же стремятся к знаниям, всё так же стремятся достичь успеха в своих предприятиях, всё так же жаждут быть богатыми и могущественными, всё так же ищут наслаждений, всё так же трудятся и ленятся, всё так же балансируют между эгоизмом и альтруизмом, между гордыней и скромностью, между честностью и подлостью, всё так же удивляются, радуются, огорчаются, возмущаются, обижаются и боятся, всё так же разделяют добро и зло (хотя и исходя из различных критериев). Так было всегда, и так остаётся и сейчас. Стало быть, человек меняется снаружи, но не внутри. Тот комплекс инстинктов, качеств, чувств и понятий, который делает человеческую личность таковой, играет роль станового хребта: то, что держится на нём, может претерпевать изменения в известных пределах, — но сам он незыблем. По крайней мере, в основном незыблем. Он может определённым образом измениться в ходе моральной эволюции человека, но это — дело будущего; пока же люди остаются практически такими же, какими их знали ещё первобытные времена.
Однако отклонения от этого базиса нередки, — отклонения и в положительную, и в отрицательную сторону. Причём последнее, как нетрудно заметить, случается чаще. Частные случаи таких отклонений на общем фоне не столь уж показательны: мало ли куда могут завести отдельного человека жизненные пути, мало ли до чего может додуматься отдельно взятый ум. Но по временам это принимает формы достаточно широкой тенденции, охватывающей значительные человеческие массы, и в ряде случаев даже утверждается как один из законов существования социума. В качестве примера можно привести рабовладение, расизм и тому подобное. Почему именно эти примеры? Потому, что равенство людей разных рас и наций — бесспорная норма. Впрочем, надо признать, что отклонение от неё окончательно пока не преодолено: хотя рабовладение и расизм официально находятся под запретом, пережитки их в людях ещё сильны, и будут сопровождать человечество в его пути ещё долго. А в наше время, когда глобальные коммуникационные сети охватывают всю планету, любая идея может обзавестись сторонниками значительно быстрее и легче, чем раньше, вследствие чего обозначенный базис теперь расшатывается гораздо активнее. XX век по своей хаотичности и обилию социальных тенденций отрицательного характера оставил далеко позади любую из эпох известного науке прошлого. И среди этих тенденций встречаются самые странные. Сейчас подвергается искажению даже то, что, казалось бы, в принципе не подразумевает такой возможности. Например, понятия добра и зла.
Такое утверждение может звучать странно, — ведь на протяжении всей человеческой истории как раз эти понятия множество раз трансформировались, перекраивались, менялись местами, и всё это давно сделалось притчей во языцех. Да, безусловно. Но такое манипулирование ими говорит, как минимум, об их наличии. А в наше время манипуляторы пошли дальше: они уже отвергают саму их актуальность. То есть всё громче звучат утверждения, что таких понятий, как добро и зло, вообще не существует.
Вероятно, эта новинка — вовсе не такая уж новинка, если учесть, что похожие утверждения звучали и в прошлом. Но только сейчас это действительно превращается в общественную проблему. Раньше всё держалось в известных пределах. Одни считали, что добро и зло — абсолютны и чётко разграничены. Другие осторожно признавали наличие «полутонов», утверждая, что в любом проявлении добра наличествует большая или меньшая толика зла, и наоборот; иначе говоря, нет такого добра, от которого хоть кому-то или чему-то не стало бы хуже, и нет такого зла, от которого хоть кому-то или чему-то не стало бы лучше. Кто-то принимал явное зло за добро по ошибке; кто-то сознательно служил злу, рассчитывая поиметь с этого те или иные выгоды; кто-то, скрепя сердце, вершил зло, следуя действительной или мнимой необходимости; а кто-то, всё понимая, не умел сопротивляться искусу. Всё это есть и сейчас, и всё это подтверждает, что разделение добра и зла — сколь бы условным оно ни было — является нормой для человека. Ещё бы: ведь это — одна из основных категорий морали и этики (а если подумать — так и основная). И вот теперь набирает популярность точка зрения, гласящая, что разделение добра и зла — фикция, которая не имеет смысла, так как их просто нет. То есть каждое действие не является, в зависимости от ситуации, в большей степени тем или другим, а никогда не является ни тем, ни другим.
Конечно, такие взгляды сводят на нет любую этическую систему и отрицают мораль как таковую. Если нет точки отсчёта, то нет и критериев этической оценки намерений и поступков. А это означает, что отсутствует моральный ограничитель, и можно делать всё, что угодно. Отсюда вытекает принцип полной вседозволенности. Пропагандисты этой системы, как правило, не ленятся мыслить, стремясь поубедительнее обосновать её. Одно из основных положений в их рассуждениях — утверждение субъективности человеческих взглядов на мир. Они полагают, что таких понятий, как добро и зло, в Природе нет, что они выдуманы людьми для своих частных нужд, — чем и объясняется относительность и лёгкая взаимозаменяемость этих понятий. Как свидетельствует опыт, очень многие готовы легко купиться на подобные теории человеческой несостоятельности. Ведь если человек и вправду таков, то как можно требовать, чтобы он нёс за что-то ответственность? Значит, можно ни о чём не задумываться и не обращать внимания на совесть, которая, таким образом, является безосновательной фикцией. Очень удобно. И в высшей степени заманчиво.
Надо ли объяснять, насколько такие взгляды разрушительны для общества? К счастью, они ещё не получили широкого распространения; однако тенденция налицо. И этот моральный нигилизм опаснее простой приверженности злу. Различными мыслителями неоднократно повторялось, что никто не любит зло ради самого зла: его либо принимают за добро, либо ждут от него определённых выгод. И мы видим, что в первом случае человек придерживается определённой моральной системы, — в которой только неправильно расставлены акценты, — а во втором он, как минимум, чётко разделяет добро и зло и делает осознанный выбор между ними. Отрицание же добра и зла безусловно отрицает любую моральную систему и любые качественные оценки. Оно ведёт к полной внутренней анархии личности, когда ничто не реально для неё, кроме «Я хочу!». Никаких внешних ограничителей здесь нет тем более: ни закона, ни этики, ни гуманизма для неё не существует в принципе. Такая личность «без тормозов» социально опасна: она навряд ли что-то создаст, а скорее всего будет только брать и разрушать. И чем больше в обществе таких, тем большей опасности саморазрушения оно подвергается.
Итак, можно констатировать, что здесь имеет место отступление от вековечной нормы: принципиального разделения добра и зла. И, вспоминая известное изречение, если раньше было время собирать камни и время их разбрасывать, то теперь приходит время их отрицать.
Общий принцип
Прежде всего надо задаться вопросом: действительно ли в Природе нет понятий «добро» и «зло»? Выдуманы ли они человеком?
Природа живёт по определённым законам, двигающим вперёд процесс эволюции. Законы эти ориентированы на то, чтобы эволюция шла в необходимом направлении. Всё подчинено этой цели: природные процессы и явления (как в масштабах одной планеты, так и в масштабах Вселенной), появление и вымирание животных и растительных видов, появление разумных видов. Это значит, что понятия «добро» и «зло» Природе не нужны, так как в ней всё подчинено необходимости. То, что принято здесь считать злом, — пожирание одним животным другого, различные катаклизмы и т.д., — на самом деле им не является. Природа — единый комплекс, где частное подчинено целому. Одно животное пожирает другое потому, что это необходимо системе в целом; это входит в условия игры. Точно так же человек подстригает мешающий ноготь или смывает со своего тела пот: мы видим здесь явление того же порядка, и едва ли рискнём охарактеризовать его как зло. Природа подобным образом манипулирует собственными частицами: она может привести к вымиранию определённый вид животных, разрушить или воздвигнуть горный хребет, изменить ось наклона планеты, — и у всего этого будет конкретная цель, и всё это так или иначе пойдёт на пользу эволюции. Отдельные частицы Природы не обладают свободой воли, — как и человеческий ноготь, — и исполняют роль кусочков мозаики, создавая, уничтожая и перемешивая которые Природа стремится создать более совершенную картину.
Отсюда следует, что разделение добра и зла Природе не свойственно; а вернее будет сказать, что в ней доминирует принцип всеобщей полезности, — т.е. добро. Зло же — в нашем его понимании — отсутствует.
Это, однако же, не значит, что упомянутые выше «мыслители» правы. Они упускают из виду то обстоятельство, что человек — тоже частица Природы, причём частица, качественно отличающаяся от прочих. Человек наделён активным разумом и свободой воли. А это всё меняет.
Животные существуют в полном согласии с законами Природы, подчиняясь инстинктам, которые есть проявления тех же законов, и вследствие отсутствия активного разума неспособны заметить возможности отступления от естественного, нормального поведения, неспособны нарушить должное течение эволюции, — что причинило бы Природе вред и, таким образом, явилось бы злом. Человек же на подобное способен. И не только способен, но и делает это. Значит, с появлением человека понятие зла (и разделение его с добром) стало для Природы актуальным. Человек как существо, обладающее свободой воли, способен вершить как добро, так и зло, — и, конечно же, способен понимать разницу между тем и другим. Всё это тоже было предусмотрено Природой как часть эволюционного процесса.
Какова здесь её цель? Цель всё та же: нужды эволюции. Человек различает добро и зло, — следовательно, его жизнь имеет ещё и моральное измерение, и он способен эволюционировать морально, чего не могут немыслящие частицы Природы. Моральное совершенствование даёт мыслящему существу возможность выработать новые драгоценные качества, недоступные животным. Суть же морального совершенствования заключается в том, чтобы, увидев возможность вершения добра и возможность вершения зла, сознательно избрать для себя путь добра. Зло притягательно по многим причинам, — и преодолеть в себе тягу к нему значит стать лучше, совершеннее. И такое совершенствование мыслящих существ жизненно необходимо Природе для успешной дальнейшей её эволюции. А человек — часть Природы: значит, это жизненно необходимо и ему.
Сказанное выше можно резюмировать следующим образом: понятия «добро» и «зло» актуальны для Природы постольку, поскольку человек и другие разумные существа, для которых эти понятия актуальны, являются её частью. Это во-первых. А во-вторых, когда эти частицы Природы, совершая противоестественные поступки, калечат и губят себя и её, понятие зла становится для неё актуальным потому, что воплощается на практике. Зло вершится, вред причиняется, — и Природе приходится с этим жить.
Моральная эволюция разумных («осознающих») жизненно важна для Природы и для них самих. Без неё невозможна дальнейшая всеобщая эволюция. А без различения добра и зла невозможна сама моральная эволюция. Отсюда вытекает очевидный вывод: идея о том, что добра и зла не существует, крайне вредна. Мало того, что она ложна, и вследствие этого противоестественна, как и всякое заблуждение; главное то, что она мешает моральной эволюции человечества. Что произошло бы, если бы эта идея завладела всеми умами? Понятия морали и этики исчезли бы. С одной стороны, человеческий род оказался бы на обочине эволюционного процесса; он стал бы не только не нужен Природе, но и сугубо опасен для неё. С другой стороны, на нашей планете воцарился бы ад. Трудно и страшно даже представить себе миллиарды людей, для которых в принципе не существует ни морали, ни гуманизма. Картина, словно сошедшая со страниц рассказов Г. Ф. Лавкрафта: Великий Ктулху проснулся, мир охватило безумие, и люди начали весело убивать друг друга. Недолго бы просуществовало такое человечество. Оно было бы обречено.
Многие не поверят в то, что люди таковы, и что подобное вообще возможно. Верно: люди по своей природе не таковы. Но они упорно воспитывают себя именно в таком ключе, и добились уже впечатляющих результатов. Все люди добры по своей сущности; но ведут себя эти добрые люди так, что зверь ужаснётся. Войны, преследования инаковерующих и инакомыслящих, расовая и этническая дискриминация, терроризм, преступность во всех её проявлениях, — от напёрсточников до коррупции в высших эшелонах власти, от производителей контрафактной продукции до торговцев человеческими органами, — наконец, бездонное море зла на бытовом уровне, в каждой практически семье и между людьми вообще. Разве всего этого недостаточно для того, чтобы избавиться от слепого оптимизма в отношении человека? А ведь это ещё при том, что каждому хоть в какой-то степени да свойственны определённые понятия о морали. Мораль живёт в людях, и всё-таки перетягивает свою чашу весов, — иначе наш мир давно уже разлетелся бы вдребезги. И если бы вдруг понятия о добре и зле, а с ними и мораль, исчезли бы, очень скоро началась бы тотальная взаимная резня.
В подкрепление своих соображений кратко обрисую несколько принципиально значимых аспектов человеческой психологии. Таких аспектов много, но я возьму для примера только три, — так как рассмотреть здесь их все, даже кратко, не представляется возможным.
Вотчина страха, власть наслаждений и культ убийства
Человеческая психология — вотчина страха. Боятся все. Не за себя, так за других. Страх есть проявление инстинкта выживания, — следовательно, он является нормальным, вполне закономерным психологическим эффектом (различные болезненные фобии — не в счёт). Однако же человек — не животное, и он в состоянии контролировать если не сам страх, — хотя и это не так уж невозможно, — то, по крайней мере, свои реакции. Он способен не позволять страху заглушать голоса рассудка и совести и подавлять волю. К сожалению, умеют это немногие. Большинство из нас дают страху полную власть над собой.
Человек, находящийся во власти страха, опасен. Конечно, это может быть беспомощное, трясущееся и скулящее существо; но, как утверждает известное изречение, загнанный заяц — и тот в отчаянии бросается на охотника. А человек — скорее хищник; и он опасен не только тогда, когда его загнали в угол, но и тогда, когда он ещё только предчувствует это или же видит такую вероятность.
Он нередко начинает принимать меры по своему спасению, не дожидаясь, пока жареный петух клюнет; и меры эти во многих случаях продиктованы соображением «Своя рубашка ближе к телу». Это уже на стадии более непосредственной угрозы страх затмевает разум; поначалу же он парализует совесть. И человек, желая предотвратить опасность, идёт на подлость, на предательство, на преступление. Страх — одна из дежурных причин аморальных поступков и злодеяний. В основном это страх смерти или страх что-либо утратить. Бывает и так, что человек умом понимает аморальность или преступность того, что он намерен предпринять ради своего спасения или исправления ситуации вообще, но страх оказывается сильнее совести. Думаю, очень многим на собственном примере знакома подобная ситуация; остальные же, без сомнения, знакомы с ней по многочисленным примерам из жизни, литературы и кино (которые, в конечном счёте, тоже основаны на жизненных ситуациях).
Что же до момента непосредственной угрозы жизни или имуществу, то тут часто уже не только не до совести, но и не до разума. В такой ситуации человек особенно опасен потому, что он может быть не в состоянии себя контролировать.
Кратко говоря, во многих аморальных поступках людьми движет страх. И это — обычное дело; такие случаи едва ли кого-то удивляют. А ведь мораль пока никто не отменял, и она здесь всё-таки служит мощным сдерживающим фактором. Но даже и при таком условии в ситуации, когда возникает страх, часто ломаются и не самые плохие, и не самые слабые люди. Что же творилось бы, если бы этот сдерживающий фактор исчез? С одной стороны, причин для страха стало бы больше, с другой — проявления самого страха приняли бы ещё более необузданные и уродливые формы.
Второй аспект — тяга к наслаждениям. Нельзя её недооценивать. Она лежит в основе многих и многих побуждений, — даже и тех, которые внешне не имеют с ней ничего общего.
В каждом человеке причудливо смешиваются альтруистические и эгоистические побуждения. Последние можно более-менее условно разделить на стремление к необходимому и стремление к тому, что сверх. Необходимое — это то, без чего невозможно жить; и такой эгоизм, который требует добыть кусок хлеба, чтобы не умереть с голоду, нельзя осудить (если, конечно, этот кусок не отнимается у другого голодного и вообще не добывается преступным путём). Но то, что может квалифицироваться как нечто сверх необходимого, есть, по сути, либо роскошь (т.е. относится к наслаждениям), либо инструмент для альтруистической деятельности. Простейший пример: бизнес с целью побольше заработать может иметь целью либо обеспечить себе роскошную жизнь, либо получить капитал, необходимый для общественно-полезной деятельности, филантропии, для того, чтобы вложить деньги в науку, искусство и так далее. И едва ли можно спорить с тем, что мало кто (мягко говоря) создаёт капиталы с целью потратить их на благо других людей.
Погоня за деньгами — это, фактически, погоня за наслаждениями. Вкусно поесть, модно одеться, иметь возможность отдавать приказы, вершить судьбами людей, или же видеть уважение и восхищение окружающих, — вот некоторые разновидности наслаждений. Нельзя утверждать, что всё это аморально само по себе; оно аморально тогда, когда не сочетается с принесением пользы обществу и людям, или, опять же, достигается преступными методами. Но ведь именно в погоне за этими и другими наслаждениями люди и идут на преступления. Всевозможные подлости и злодеяния вершатся ради денег, — сиречь ради того, что могут дать деньги. Делается всё, что угодно, — начиная от масштабных политических и финансовых афёр и до квартирных краж и грабежа в ночной подворотне. И другие правонарушения и преступления, от хулиганства до изнасилований, — они тоже совершаются ради того, чтобы испытать удовольствие, наслаждение. И корни многих форм «бытового» зла — пьянства, наркомании, садизма в семьях и т.д. — тоже растут из поиска наслаждений. А борьба за власть? Многие ли вступают в эту борьбу с одной целью: использовать власть на благо мира и людей? Единицы. Но зато эта борьба стала притчей во языцех как грязное дело, причина самых жутких и отвратительных преступлений. И подобная оценка, не признающая подлость и преступление нормой, возможна только благодаря разделению добра и зла, благодаря наличию морали. Исчезновение моральных критериев, над которыми смеются циники и которые предлагают упразднить некоторые «мыслители» нашего времени, узаконит любой беспредел. И тогда тяга к наслаждениям проявит себя в людях так, что нынешние «язвы общества» покажутся детской игрой.
Третий аспект — некая специфическая особенность человеческой психики, проявляющаяся в форме интереса к убийству.
Это следует отделять от интереса к смерти вообще. И нужно ещё уточнить, что в данном случае имеется в виду интерес к убийству человека.
Во все времена и повсеместно рождаются и пересказываются мифы, легенды, сказания и сказки, в которых люди — герои, злодеи, и вообще кто угодно — убивают, убивают и убивают друг друга. Допустим, причина этого в том, что жизнь на самом деле сложна и жестока. Но ведь жизнь людей — это, прежде всего, сами люди. Это они делают её такой. В их сказаниях отражается их внутренний мир. И эти сказания всегда пользовались огромной популярностью, слушались с интересом и удовольствием.
Дети играют в войну, с наслаждением «убивая» друг друга. Пусть это игра, пусть «понарошку». Но, во-первых, для детей в играх отражается реальная жизнь, а во-вторых, эти игры можно назвать «зеркалами инстинктов». И агрессивное соперничество вкупе с интересом к убийству себе подобных отражается в них в полной мере.
Приникнув к экранам телевизоров и развернув газеты, народ жадно впитывает криминальные сводки, особое внимание, опять же, уделяя сообщениям об убийствах. Это можно объяснить тем, что от криминальной обстановки напрямую зависит безопасность каждого из нас. Однако же тогда всё это должно пугать и отталкивать, — и чем, в таком случае, объяснить бешеную популярность криминальных фильмов и сериалов, где мы видим всё то же: насилие, кровь и убийства? Тем, что людям нравится видеть, как повергается зло? Конечно, и этим тоже (благодаря наличию понятия о разделении добра и зла и о морали). Но даже такую борьбу можно показать по-разному. Она состоит не из одной поножовщины. А ведь сейчас «интеллектуальный детектив» не в чести: зрителю и читателю хочется экшена; а экшен в данном случае — это насилие. Книги и фильмы детективного жанра и боевики считаются скучными, если там мало убивают, или если хотя бы в завязке сюжета не лежит убийство. Подтверждением моим словам может служить книжная и кинопродукция, предлагаемая современному потребителю. При этом нужно помнить, что предложение определяется спросом.
Неудивительно, что смерть как таковая занимает мысли живущих. Но налицо и подсознательная тяга видеть смерть себе подобного, — словно бы это является неким сакральным актом. Далеко не каждый человек считает себя способным на убийство, и далеко не каждый признает за собой особый интерес к чужой смерти; однако рост социального насилия и бешеная популярность книг и фильмов, развлекающих людей чужими смертями, говорят достаточно красноречиво. Так во что же выльется этот культ убийства, если оно перестанет быть безусловным злом?
Во что выльется полное раскрепощение людей в свете трёх обрисованных выше аспектов? Если только тут убрать «тормоза», — и то вырисовывается страшная перспектива; а ведь это — ещё не всё самое худшее.
Я не утверждаю, что человек — кровожадное чудовище. Но если свести к нулю то, что делает его человечным, в чудовище он превратится очень скоро. Мораль, вытекающая из понятий о добре и зле, — один из основных очеловечивающих факторов. Нет этих понятий — нет человека; остаётся монстр, гораздо более опасный, чем любой зверь.
Удивительно, что этого не понимают «мыслители», отрицающие необходимость разделения понятий «добро» и «зло». У такого непонимания и у самих таких настроений должны быть какие-то причины. Проанализировать их здесь в полной мере не получится; но рассмотреть пару моментов — причём из первостепенно важных — можно. Я возьму одну причину, лежащую в сфере духовности, и одну, лежащую в сфере психологии. Эти сферы тесно переплетаются; однако в данном случае их лучше разграничить, не забывая при этом об их взаимном влиянии.
Бога — в Гаагу!
Сразу оговорюсь, что в этой части статьи речь пойдёт о христианском аспекте проблемы, так как голоса, предлагающие больше не разделять добро и зло, раздаются с территорий, издавна исповедующих христианство (по крайней мере, о подобных тенденциях на Востоке мне неизвестно, и я буду анализировать то, что налицо).
Прежде всего нужно отметить, что такие «мыслители» никак не являются христианами. В христианстве добро и зло как раз чётко разделяются, и там подобные идеи могут бытовать только в форме откровенно нелепой ереси, никоим образом не вписывающейся в рамки данной религиозной системы. Но тогда возникает вопрос: какая связь между христианством и этими идеями? Связь та, что эти идеи возникают и утверждаются в обществе, воспитанном на христианском видении мира. И для вызревания подобных концепций были основания.
Христианство — религия, мягко говоря, далеко не безупречная в плане логики. Это относится и к сфере разделения добра и зла. С одной стороны, как уже было сказано, они разграничены достаточно чётко и ясно. Однако есть и другая сторона. Первая относится к поступкам людей, вторая — к поступкам Бога. Для людей всё просто: то, что соответствует Божьей воле, является добром; то, что ей противоречит, является злом. На этом основано разделение человеческих дел на добрые и дурные. Иное дело — Бог. Он благ по определению, и любые его поступки являются безусловным добром.
Но что это за поступки? Среди них мы видим множество таких, которые невозможно квалифицировать иначе, чем как преступления. Библия рассказывает о потопе, с помощью которого Бог почти полностью истребил человеческий род. Были утоплены мужчины, женщины, дети (да, и несмышлёные младенцы тоже!), старики, больные, увечные… Это — величайшее злодеяние, какое только можно себе вообразить; но его совершил благой Бог, — и значит, это не преступление, а доброе дело. Далее следует целый ряд Божьих преступлений различной степени масштабности: десять казней египетских, инициированная через Моисея расправа над мадианитянами, и так далее, и так далее… А чего стоят злодеяния, которые Бог мог предотвратить, но не предотвратил? В качестве красноречивого примера приведу резню младенцев, учинённую Иродом. Если обычный человек не защитит ребёнка, кем он будет после этого? А кем после этого будет всемогущее существо? Всеблагим Богом? Библия во многих своих эпизодах читается как многотомное уголовное дело, излагающее историю деяний величайшего в истории преступника.
Но оставим Библию в покое и просто посмотрим на то, что творится вокруг. Катастрофы, войны, геноцид, теракты, убийства и преступность вообще, болезни, всевозможные беды и несчастья, терзающие людей. Вспомним, что всё это вершится по прямому соизволению Бога, — или, как минимум, по его попущению. Если в доме творятся всевозможные безобразия и преступления, то хозяин этого дома — негодный хозяин. А если он ещё и сам всё это организовывает… Одним словом, непохоже на то, чтобы миром правил всемогущий и, главное, всеблагой Бог. Если Бог существует, то он — мучитель и изверг номер один, до которого очень далеко всем тиранам, преступникам и садистам всех времён вместе взятым. Такой Бог заслуживает международного трибунала в Гааге. Люди предстают перед этим трибуналом и за гораздо меньшее. …Но то — люди, а это — всеблагой Бог. Человек, убивший другого человека или умышленно допустивший его гибель, объявляется преступником; Бога, губящего миллионы, восхваляют.
Эта система двойных стандартов, естественно, проецировалась людьми на себя. Сначала — ветхозаветными персонажами, потом — христианами. Если ты вершишь угодное Богу зло, то тем самым ты вершишь добро, — вне зависимости от того, вырезается ли население целых городов или горят на кострах тысячи женщин, облыжно обвинённых в ведьмовстве. В разных ситуациях один и тот же поступок — например, убийство — мог квалифицироваться то как зло, то как благо. Грань между первым и вторым начала стираться. Справедливости ради нужно заметить, что двойные стандарты были всегда; но только в религиях, основанных на поклонении единому абсолютному Богу, они получили абсолютную санкцию оправдания. И на этом веками воспитывалась вся Европа, а потом и не только она.
В итоге идея относительности добра и зла — до степени их полной взаимозамещаемости — глубоко укоренилась в психологии европейцев. Укоренилась до такой степени, что для её обоснования уже даже необязательно признание Бога точкой отсчёта. Люди привыкли толковать моральные критерии в сторону своей выгоды. Следующий шаг — неверие в Бога, устраняющее то, на что всё же ещё нужно было оглядываться как на меру вещей. И вот звучат предложения вообще аннулировать понятия «добро» и «зло». Точка отсчёта становится неактуальной, — и привычка, результат многовекового воспитания в определённом ключе, приносит свои плоды.
Таков, на мой взгляд, один из истоков проблемы.
«Человек свободный»
Ещё один из её истоков — стремление человека быть свободным.
В самом этом стремлении ничего плохого нет. Даже наоборот: его полное отсутствие ненормально, так как человек — существо разумное и обладающее свободой воли, которая должна реализовываться через его поступки. Но даже для положительных явлений существует предел, при переходе которого они перерождаются в отрицательные.
Человек жаден до свободы. Это и понятно: свобода — великое благо; она поистине драгоценна. И каждый, как это и должно быть, ощущает в себе призвание быть свободным. Тут-то и кроется ловушка. Ведь свобода не должна быть безграничной: её ограничивают как минимум законы Природы, а как максимум — права других людей. Однако же многие понимают её как нечто абсолютное; для них если свобода не абсолютна, то это вообще не свобода. Иными словами, им хочется иметь право и возможность когда угодно делать что вздумается. Такой подход примитивен, но в то же время психологически обусловлен. К сожалению, люди с таким пониманием свободы имеют тенденцию из сферы интереса психологии переходить в сферу интереса психиатрии.
Люди ценили свободу всегда. На протяжении тысячелетий менялись схемы общественного устройства, зависимость одного человека от другого приобретала различные формы, — от рабства до ленной присяги, от принудительной военной вербовки до церковного брака, — и стремление к свободе (в самом простом её понимании — как к возможности распоряжаться собой, совершать те поступки, которые считаешь нужными ты, а не кто-то другой) жило в душах и умах, заставляло возмущаться молча или открыто, бунтовать, идти на смерть, а нередко и толкало на интриги, ложь и подлость. Вместе с эволюцией схем общественного устройства эволюционировало и понимание свободы; но менее притягательной и желанной она не становилась. И вот пришёл XX век, — эпоха, когда принципы свободы, многократно провозглашённые философами, художниками всех искусств, бунтарями, политиками и извращенцами, стали ускоренными темпами воплощаться в жизнь. Век XXI по разгулу свободы обещает быть ещё более впечатляющим.
Если раньше, при всём своём стремлении быть свободными, люди всё же признавали необходимость определённых, нередко очень жёстких и даже жестоких схем социальной взаимозависимости, то современные схемы, сколь бы необходимыми и гуманными они ни были, для многих неприемлемы сами по себе. Люди сейчас имеют столько свободы, сколько не имели никогда; и они уже привыкли к этому настолько, что естественную зависимость от другого человека или от нужд и целей коллектива и социума как такового всё чаще воспринимают как прямое насилие над личностью.
Если попытаться кратко сформулировать, что же такое личная свобода в естественном её проявлении, то можно сказать так: свобода — это право самому избрать систему ограничений своей свободы. Иначе говоря, не возможность когда угодно делать что вздумается, а возможность самому создать для себя систему запретов, или же выбрать и принять систему запретов, созданную кем-то другим. То есть ограничения свободы должны быть в любом случае, — с той разницей, что они не должны навязываться насильно, а должны быть результатом выбора самого индивидуума. Так человек выбирает себе религию, с тем, чтобы потом неуклонно придерживаться её установлений; так он выбирает себе профессию, с тем, чтобы в дальнейшем неуклонно придерживаться её законодательных и этических норм.
Но даже это многими толкуется как насилие над личностью. Люди, избалованные свободой, не хотят ограничивать себя даже добровольно. Что касается работы, то здесь им по большей части приходится смиряться: ведь зарабатывать на жизнь надо (хотя соблюдение законодательных и этических норм тут уже превращается в достаточно редкую диковинку). А вот в сфере религии большинство людей теперь выбирает либо путь номинальной принадлежности, либо путь создания для своих частных нужд личного «карманного» учения. Первый вариант означает, что человек, считаясь принадлежащим к определённой конфессии, не придерживается её установлений, — объясняя это либо тем, что они неправильны, либо тем, что человек слаб и грешен. Такая номинальная принадлежность, являющаяся лишь видимостью, фикцией, в наше время приобрела небывалое распространение. Второй вариант только набирает популярность, — но интенсивность, с которой это происходит, весьма многообещающа. Он заключается в том, что человек заимствует элементы из различных религий и учений, — само собой, только те элементы, которыми подтверждаются и обосновываются его личные взгляды на жизнь, — и из этих кусков (причём, как правило, нимало не заботясь о том, как они сочетаются между собой) формирует этакое «лоскутное» мировоззрение, придерживаться которого легко и приятно, потому что оно изначально подстроено под своего создателя-приверженца. Если же какой-либо элемент перестаёт устраивать, его просто выбрасывают и заменяют другим, по вкусу. Конечно же, дело не ограничивается работой и религией. Всё менее прочными становятся семейные и дружеские связи, — ведь мало кому хочется ради нужд и интересов других людей, даже близких, поступаться своими нуждами и интересами и толикой своей свободы. Об анархии, царящей в сфере общественной жизни вообще, в политике, религии и даже науке, вообще можно было бы не упоминать, — настолько она очевидна.
Похоже, мы становимся свидетелями формирования нового человеческого вида, — «Человек свободный». Мыслители прежних времён были убеждены, что свобода, как бесспорное благо, сделает человека будущего благороднее и прекраснее. Кажется, это будущее уже наступило. Так насколько же благородным и прекрасным получается новый вид? Беда в том, что от «Человека свободного» до «Человека разнузданного» — меньше шага, и слишком многие не отказываются проделать этот короткий путь. Пока что изобилие свободы выходит нашему миру и самим людям боком.
Видно, свободы слишком много не бывает, — по крайней мере, люди с маниакальным упорством стремятся к большему: им недостаточно той степени свободы, которая у них уже есть. И вот тут перед ними оказываются препятствия морального характера. Нельзя пользоваться свободой за счёт ограничения чужой свободы; нельзя ради своей выгоды или удовольствия совершать насилие над другими людьми; нельзя причинять им вред. И все эти «нельзя» — как нож по сердцу для поборников абсолютной свободы. Мораль — штука упрямая; тем более, что и закон, по идее, должен быть на её стороне. И венцом изысканий таких поборников становится вывод о необходимости упразднении морали как таковой через упразднение понятий «добро» и «зло».
Это — логическое завершение развития идеи о ничем не ограниченной свободе. Но «логично» далеко не всегда значит «хорошо». Древо логики нередко приносит горькие плоды. И похоже, что многострадальному человечеству предстоит до рвоты напробоваться плодов, культивируемых любителями ничем не ограниченной свободы.
Бегство в иллюзию
Всё вышесказанное, конечно же, не является исчерпывающим анализом ситуации. Это только попытка обозначить несколько важных моментов из числа тех, которые играют в развитии данной ситуации определяющую роль. Ситуация эта очень сложна; она представляет собой этакий запутанный клубок причин и следствий, над распутыванием которого предстоит немало потрудиться тем, кто хочет разобраться в происходящем.
Прежде всего можно констатировать тот факт, что система взглядов, отрицающая разделение добра и зла, сама несёт зло, так как, во-первых, противоестественна сама по себе, а во-вторых, ведёт к трагическим последствиям. Это значит, что указанная система противоречива по своей сути, а значит — уязвима, и, по идее, нежизнеспособна. Однако её жизненные силы заключаются в человеческих пороках, которые сами по себе чрезвычайно живучи, — и потому она, при всей своей противоречивости, способна существовать за счёт желания людей как-то оправдать свои дурные поступки. Тут уж логика отключается, и любая несуразность идёт на «ура!». Но вот вопрос: почему? А потому, что совесть живёт даже в самом дурном человеке, и 99% мерзавцев всё же хотели бы как-то оправдать свои аморальные поступки. Это человеческое стремление неистребимо. И это, в свою очередь, означает, что отрицание различия между добром и злом есть ни что иное, как бегство от клейма вершителя зла. Такова ещё одна психологическая подоплёка этой идеи. Человеку, несмотря ни на что, не хочется быть злодеем: против этого протестует его глубинная сущность. Нежелание быть злодеем и стремление любыми средствами достичь обладания различными жизненными благами вступают в конфликт, который сам по себе является причиной глубокого стресса, непрерывного и мучительного. И для многих легче попытаться устранить этическую его причину, ликвидировав понятия добра и зла, чем бороться с собой. В сущности, таким радикальным методом они пытаются убежать от зла. Но это бегство говорит о том, что понятия «добро» и «зло» для них самих болезненно актуальны. Эти люди спасаются от своей боли, в которой они, быть может, даже себе не признаются; спасаются через бегство в иллюзию. Да, в иллюзию, — потому что объявить несуществующим то, о существовании чего ты знаешь, не значит ликвидировать его. Знание о его существовании останется, — и это породит новый психологический конфликт и новый мучительный стресс.
В заключение уместно будет задаться закономерным вопросом: может ли рассматриваемая идея и в самом деле завладеть умами в масштабе всего человечества и превратиться в проблему соответствующего уровня? Едва ли. Знание о том, что добро и зло существуют и привычка их разделять заложены глубоко в сущности человека, даны ему от Природы. Их ничем не вытравишь. Да и здравый смысл никто не в силах отменить. Безусловно, данная идея найдёт своих приверженцев; но она сумеет завоевать только некоторые умы, — умы тех, кто и без того не дружит с совестью. Проще говоря, её примут те, кто и без неё уже ведёт себя так, словно они — её приверженцы. Что плохо, так это то, что даже небольшое число таких личностей, получив столь эффективный импульс к действию, может натворить немало бед. Именно этого и следует опасаться. В нашем мире и без того в избытке горя и боли.
Распространение столь разрушительной идеи не может не вызывать опасений. Даже у фашизма, этой идеологической чумы XX века, были свои моральные ценности, — хоть и своеобразные. С чем же тогда сравнить новое поветрие? Пожалуй, только с полным безумием. С заразным безумием, перечёркивающим мораль как таковую и превращающим живых людей в… неизвестно во что. В фантастических монстров, прежде встречавшихся только в фильмах ужасов.
Так обычно и происходит: бегство в иллюзию одних становится бедой для других. Человек создан не для иллюзий, а для реальности. Реальность же заключается в том, что люди по своей сути добры и сильны. Утверждение «Человек человеку — волк» ложно: оно — порождение губительной иллюзии. Волки не мучают друг друга так, как мучают друг друга люди, забывшие о том, что они — люди. Давайте же не будем забывать об этом. Давайте не будем чужое счастье, здоровье и жизнь оценивать ниже своих прихотей. Давайте не будем отрицать добро только потому, что не хотим бороться со злом в себе. Давайте останемся людьми.