К вопросу о свободе
I. Предварительная часть
Свобода. Одним этим словом сказано очень много. Так много, что даже непросто разбраться сразу, что же именно подразумевается под этим понятием в каждом конкретном случае. Обязательно найдётся тот, кто скажет: «Что здесь непонятного? Свобода — она свобода и есть. Ну, это же ведь свобода!». Однако подходить к определению свободы подобным образом — это то же самое, что утверждать, будто добро и зло не нуждаются в определениях, и добро — это просто добро, а зло — это просто зло. Конечно, можно согласиться с тем, что это так и есть, — но на ином уровне осознания понятий, нежели чем человеческий. Скажем, в христианской традиции Бог, создавший мир, точно знает, что для мира хорошо, а что — плохо: ведь ему-то, Богу, доподлинно известно, что полезно для его творения, а что губительно. Таким образом, Бог не нуждается в определениях: он просто знает, что и как. То же самое в пантеистических учениях, где Бога-творца заменяет Природа: она точно так же знает, что и как. В случае же человека неконкретное определение добра и зла (добро — это просто добро, а зло — это просто зло) является основанием и возможностью для того, чтобы при необходимости придавать этим понятиям какое угодно значение, — иначе говоря, подгонять их под свои мнения и потребности. Это — заранее одобренное право на любое действие, любой поступок; это — мораль, утратившая определённую и постоянную точку отсчёта, утратившая онтологические критерии; другими словами, это — отсутствие морали. То же самое и в отношении свободы, — с той разницей, что её степени и проявления находятся уже в рамках системы определений «добро-зло». Отсутствие у понятия «свобода» определения, физических, моральных и психологических критериев превращает его… во что угодно, по желанию того, кто исповедует такой подход к нему. И именно это во многих случаях оказывается в представлениях о свободе самым соблазнительным моментом. Этот соблазнительный момент имеет вполне чёткое терминологическое определение: «вседозволенность».
На самом деле вопрос о свободе достаточно сложен. Чтобы иметь возможность рассмотреть его более-менее конкретно, придётся разбить его на ряд вопросов, относящихся к разным аспектам понятия «свобода». Это онтологический аспект, физический, моральный и психологический. Далее я буду рассматривать их именно в таком порядке. Для того, чтобы читателю была понятна мировоззренческая основа моих рассуждений, уточню, что сам я являюсь приверженцем пантеистического взгляда на мир.
II. Онтологический аспект свободы
Онтологический аспект проблемы заключается, по сути, только в одном вопросе: существует ли в Природе такое понятие, как «свобода»?
Если в теистических системах мира Бог устанавливает пределы свободы для своих созданий, сам оставаясь вне этих рамок, то Природа творит сама в себе, одновременно являясь и творцом, и его творением. Это значит, что она устанавливает пределы свободы для самой себя как каждой своей частицы в отдельности и как единой совокупности таких частиц. Она — саморазвивающаяся система, имеющая заданную надсистемой (той Вселенной, частью которой является наша Вселенная) цель и заданные ею же основные принципы развития (Великие Начала). Она строит модель своего развития в соответствии с этой целью и этими принципами, но в своих собственных внутренних условиях, — т.е. выбирает наиболее для неё эффективный и надёжный путь развития. Её можно сравнить с живым компьютером, который, исходя из поставленной задачи и известных основных принципов работы, сам разрабатывает для себя программу функционирования, и при этом сам же проектирует и производит для себя необходимые комплектующие. В такой системе всё работает отлаженно и чётко: известны основания и цель каждого действия, известен наилучший вариант и способ произведения этого действия, известно, в какие сроки должно быть совершено это действие и как оно соотносится с каждым другим действием в пределах данной системы. Даже малейшее отступление от «программы» непозволительно, поскольку оно нарушило бы функционирование системы в целом и привело бы к её распаду. Из этого с неизбежностью следует вывод: такого понятия, как «свобода», в Природе не существует. Но в то же время не существует и несвободы, поскольку Природа управляет собой сама. Понятие «свобода» в Природе замещено понятием «необходимость». Вся Природа в целом и каждая её частица в отдельности следуют необходимости, от точного следования которой зависит само их существование. Цель Природы — существовать и развиваться; в её «механизме» всё находится на своих местах и делает своё дело наилучшим образом.
Следует задаться вопросом: в данном случае отсутствие свободы является добром или злом? Ответ однозначен: оно является добром. Система нормально функционирует, продвигается к цели, для достижения которой и была предназначена изначально; любое отступление от этого стало бы сбоем, могущим привести к гибели системы, — иначе говоря, оно было бы злом. Свобода в Природе просто не нужна; она в ней не предусмотрена. Частицы Природы не способны осознать саму идею свободы, дающей возможность отступить от исполнения своих функций, — ведь такое отступление привело бы к гибели системы и, следовательно, оказалось бы злом. Выбор же между добром и злом есть выбор моральный, доступный существам уровня человека. Элементы, составляющие Природу как систему, в рамках которой мы существуем, не предназначены для того, чтобы совершать моральный выбор; их время для этого ещё придёт, — а пока они являются составляющими среды, в которой обитают сами и в которой обитают существа, способные совершать моральный выбор.
Порождение таких существ является одной из важнейших промежуточных целей Природы в процессе её эволюции. Без появления таких существ («осознающих») и без совершения ими морального выбора эволюция вообще невозможна. Поэтому всё, что существует в Природе, в своё время достигнет такого уровня и обретёт способность и возможность выбирать. Пока же не осознающие частицы Природы в такой способности и возможности просто не нуждаются. Они не нуждаются в свободе. Их роль в эволюции иная. Галактики формируются согласно определённым закономерностям; планеты обращаются вокруг своих звёзд по определённым орбитам; ветер дует в соответствии с метеорологическими условиями, формирующимися в соответствии с климатическими закономерностями планеты; поведение животных основано на инстинктах, наличие и способность к проявлению которых является плодом длительного эволюционного процесса. Всему этому свобода не нужна. Она есть эволюционный фактор, имеющий моральный смысл и напрямую зависящий от наличия разума, способного осознавать и являющегося, в свою очередь, продуктом эволюции. Эволюция создаёт осознающие существа, без морального выбора которых её дальнейшее успешное движение невозможно. Итак, свобода есть эволюционный фактор, и её наличие (а значит — и сама постановка вопроса о том, является ли добром или злом отсутствие свободы) актуально только для существ, достигших определённого уровня развития. В нашем случае — для человека.
III. Физический аспект свободы
В простейшей своей ипостаси свобода ограничена физическими факторами: физическими возможностями человеческого тела и физическими условиями окружающей среды. Одно это уже способно нанести сокрушительный удар по концепции «абсолютной свободы». Нет и не может быть абсолютной свободы там, где что-то остаётся физически невозможным. Когда есть желание сделать что-то, а возможности нет, то о какой полной свободе личности может идти речь? Невозможно сделать шаг и оказаться на другом континенте, хотя бы этого и безумно хотелось. Невозможно выжить при абсолютном нуле или при температуре, естественной для поверхности Солнца. Нельзя даже сорвать с высокой ветки яблоко, не применив хотя бы простейшего подсобного приспособления. Таким образом, физическая свобода имеет даже две степени ограничения: задачи, которые нельзя выполнить без применения существующих для этих целей технических средств, и задачи, для выполнения которых технических средств не существует. К первой степени ограничения примыкают также финансовые проблемы. Если нет денег на реализацию какой-либо задачи через технические средства или через оплату услуг других людей, то эта задача превращается в невыполнимую.
Физическое ограничение свободы имеет и практическую сторону, и моральную. Сколько добрых и полезных дел остаются несовершёнными потому, что для их свершения требуются действия, которые оказываются физически невозможными! Начиная от помощи попавшему в беду человеку и заканчивая счастьем всего мира. Однако в то же время физические ограничения свободы мешают и проявлениям негативной стороны человеческой натуры. Немало зла остаётся несовершённым по той же причине, которая не позволяет свободно вершиться добру: по причине ограниченных возможностей. Эти ограничения кому-то не позволяют спасти человека, а кому-то не позволяют убить человека. Впрочем, следует признать, что в то время как средство осчастливить всё человечество пока ещё не изобретено, уже имеются верные способы его уничтожить. Разрушать всегда легче, чем созидать: здесь мы видим яркий этому пример. В моральном же плане немало людей не стали преступниками только по причине отсутствия физической возможности совершить преступление. И это важно опять же для физического аспекта их жизни, — в смысле избежания попадания в условия тюремного ограничения свободы. Моральный аспект здесь имеет значение более для закона и общества, чем для самого потенциального преступника, — ведь человек, способный на преступление, по сути, уже морально пал, и физическая невозможность совершить это преступление важнее для того, против кого это преступление могло бы быть направлено. Иначе говоря, невозможность совершить зло сама по себе не делает человека лучше. Разве что чисто психологически такой субъект не совершит того, что превратило бы для него преступление в норму поведения, и, таким образом, у него — опять же чисто психологически — останется больше шансов в будущем измениться в лучшую сторону. Точно так же физическая невозможность совершить добро не делает человека хуже. Здесь тоже важнее всего само стремление. Если кто-то желает добра, то он может стать от этого только лучше, — вне зависимости от того, удалось ли ему осуществить своё желание или нет.
Итак, физический аспект перечёркивает возможность относиться к полной свободе личности как к чему-то реальному. При этом он актуальнее для деятельности человека, нежели чем для формирования его внутреннего мира, в котором и лежат истоки стремлений и поступков.
IV. Моральный аспект свободы
Моральная сторона вопроса гораздо более глубока и сложна. Прежде всего следует отметить, что здесь возможны три «точки отсчёта»: свобода с точки зрения естественности (ведь человек тоже является частицей Природы), свобода с точки зрения общества и свобода с точки зрения индивидуума.
В Природе, как уже было сказано, понятия свободы не существует за ненадобностью. В ней всё решает необходимость. Человек же и подобные ему существа стоят на том уровне развития, когда становится возможным осознание выбора — следовать ли необходимости или отвергать её. Конечно, необходимость эта актуальна для человека не меньше, чем для других частиц Природы. Поэтому появление свободы значит ещё и появление возможности поступать неправильно, противоестественно, иначе говоря — вершить зло. В этом заключается суть моральной эволюции: из добра и зла нужно избрать добро и научиться идти по его пути. Более примитивные частицы Природы избавлены от необходимости делать выбор. Они всегда поступают правильно. С одной стороны, они не вершат зла; с другой же бездумное следование естественности ограничивает возможности их развития. В результате моральной эволюции человек должен научиться жить так же естественно, как живёт, например, камень или животное, — но научиться этому сознательно. Сказанное отнюдь не значит, что жизнь человека должна иметь примитивность животного уровня; здесь имеется в виду естественность поступков и их мотивации при абсолютно иных условиях жизни. Интересы человека и его возможности простираются гораздо дальше интересов и возможностей животного; но основания и мотивации этих интересов и способы их воплощения в жизнь должны быть естественными, — то есть основанными на тех естественных законах и принципах, по которым живёт Природа. Не требует доказательств тот факт, что возможности человека гораздо шире возможностей того же животного; это значит, что человек может вершить благо сознательно и более эффективно, тем самым в гораздо большей степени содействуя успешной эволюции Вселенной. Но за столь широкие возможности в вершении блага мы платим возможностью заблуждений и неправильного выбора, иначе говоря — возможностью оказаться вершителями зла. Природа имеет естественные представления о морали: с её точки зрения морально то, что хорошо и полезно для неё в целом и для каждой из её частиц в отдельности. Хорошо же для неё то, что содействует её успешной эволюции как системы, являющейся совокупностью подсистем и составляющих их частиц. Другими словами, с точки зрения Природы хорошо (а значит — морально) то, что естественно. Нарушение естественных законов с точки зрения Природы аморально. Это — зло. И возможностью вершить зло обладают как раз самые высокоразвитые её порождения. Такова оборотная сторона эволюционных преимуществ.
Вопрос о том, совершает ли он аморальные поступки с точки зрения Природы, волнует далеко не каждого. А ведь Природа создала человека для своих целей, которые в то же время являются и целями его самого как частицы Природы. На самом деле именно она и является тем беспристрастным и безошибочным судьёй, который судит каждый наш поступок. Об этом принято забывать. Так человек забывает самое своё предназначение. Безусловно, это отнюдь не способствует успешному исполнению упомянутого предназначения; это помогает пойти скорее по неверному пути, чем по верному и должному. Люди привыкли считать, что только человек может судить о поступках человека; Природа как реальный фактор, определяющий моральность или аморальность того или иного поступка, в расчёт не принимается. Это значит, что человек преступен перед Природой, — перед той высшей инстанцией, которая создала его самого и дала ему цель существования. Он преступен даже уже тем, что не принимает в расчёт возможности преступления перед Природой. Некоторые, правда, понимают это, и пытаются хотя бы как-то помочь это понять другим. Но даже они, вероятнее всего, при этом воспринимают Природу как бездумную «среду обитания», неспособную иметь какие-то понятия о морали. А между тем именно она и является тем судьёй, который имеет большее право судить человека, чем сам человек, и способен делать это безошибочно, в отличие от последнего.
Общественные понятия о свободе с точки зрения морали в общем заключаются в том, что свободу должны ограничивать рамки общественной пользы или хотя бы ненанесения вреда и ущерба общественным интересам. Общество — система, во многом похожая на Природу: у него также есть частицы, из которых оно состоит (различные общественные институты, формации и отдельные индивидуумы), и законы, по которым оно функционирует как система и совокупность подсистем. Разница в том, что, в отличие от Природы, общество не есть система, изначально функционирующая по правильным, естественным законам. Эти законы устанавливаются людьми, которые способны заблуждаться и принимать неестественное за естественное. Конечно, в формировании общества, социума есть и доля проявления естественных принципов; но всё же преобладают принципы, устанавливаемые сознательно группами лиц или отдельными лицами. Это значит, что принципы и законы, по которым формируется и живёт общество, далеко не всегда бывают естественными по отношению к Природным принципам и законам, и могут им противоречить. Следовательно, преступным по отношению к Природе может быть не только отдельный человек, но и различные человеческие сообщества и общественные институты, и даже всё общество в целом. Но общество считает законы своей жизни правильными и естественными. Здесь уже имеет смысл провести разделение между историческими этапами развития общества и его региональными формациями. Каждая культура (как и каждое время) имеет свои представления о морали. Есть некоторые элементы, которые являются общими для всех времён и культур; но даже эти элементы варьируются в определённых пределах. И каждая культура устанавливает для людей те пределы свободы, которые представляются ей допустимыми с точки зрения её морали. Общество оберегает свои установления. Аморальным считается то, что нарушает их. С этой позиции и устанавливаются пределы для свободы индивидуума.
В разных культурах имеют место различные обычаи и законы. Нередко обычаи и законы одной культуры противоречат обычаям и законам другой культуры. Таких противоречий множество. Это значит, что все обычаи и законы всех культур не могут быть одинаково естественными и правильными с точки зрения Природы. Разные культуры считают естественными совершенно противоположные вещи. Простым примером могут служить моногамия у христиан и полигамия у мусульман. Есть и более яркие примеры. Скажем, в современном мире любая культура осуждает детоубийство; в прошлом же существовали культуры, не запрещавшие его в определённых ситуациях. Другой пример. Сейчас одним из самых тяжких преступлений считается каннибализм; в прошлом же, у племён, стоявших на первобытном уровне развития, он часто был в порядке вещей. Из этого видно, что моральные каноны общества относительны. Причина такой относительности в том, что эти каноны имеют в своей основе практическую необходимость, осмысленную с точки зрения более или менее превратных представлений о естественности. Мало кто понимает необходимости Природы и роль человека в ней. Из непонимания проистекают многочисленные заблуждения, нередко со временем превращающиеся в законы, «освящённые» санкцией государства. Но мы видим, что в одном месте карают за то, что в другом месте не запрещено и даже поощряется. Мораль общества (обществ, культур) относительна, поскольку не имеет под собой постоянной основы. Мнение человека непостоянно, и далеко не всегда правильно обосновано, — в отличие от законов Природы. Поэтому и рамки свободы в этом отношении являются достаточно зыбкими. Общество, определённая культура, живущая по своим законам и понятиям, не желает, чтобы этим законам и понятиям противоречили. В этом она видит угрозу самому своему существованию (что, в общем, недалеко от истины). И именно этим ограничивается свобода отдельных индивидуумов, живущих на территории распространения данной культуры. Общество просто хочет выжить, — и оно ведёт постоянную внутреннюю войну с нарушителями его законов. То же самое относится и к столкновениям культур. Каждая из них защищает своё понимание мира и человека.
Между тем человек далеко не всегда бывает согласен с представлениями общества о нём, о том, что хорошо для него, конкретного индивидуума, и о том, как ему, конкретному индивидууму, следует жить. Конечно, каждая культура слагается из людей, являющихся её носителями; однако это отнюдь не значит, что абсолютно все склонны всегда и во всём придерживаться её установлений. Всегда есть несогласные, желающие что-то изменить, желающие иметь право выйти за установленные рамки. Человеку в общем свойственно хотеть того, на что он не имеет права или что не принято в той культуре, частью которой он является. Эти желания могут быть самыми разными, — от безобидных до преступных. Но даже безобидные желания и порождённые ими поступки могут квалифицироваться как преступления только потому, что противоречат моральным нормам определённой культуры. Например, убийство считается преступлением практически везде, а употребление в пищу свинины или говядины, само по себе безобидное, считается в известных культурах преступлением против морали. Общество ограничивает индивидуума массой правил и условностей, — от установлений закона (т.е. юридических) до установлений религиозных (которые тоже могут быть санкционированы юридически) и этических, основанных на простой традиции. Однако человек, как существо мыслящее и способное отвечать за свои действия, желает быть более свободным, чем ему позволяет общество. Он полагает (и совершенно обоснованно), что он сам имеет право решать, что для него лучше. Его могут не устраивать традиции и законы, — как светские, так и религиозные, — по той причине, что они являются продуктами решений других людей. Проще говоря, ему неприятно выполнять установления, которые избрал для себя не он сам.
Такая позиция может проявляться в диапазоне от молчаливой досады и затаённого недовольства до открытого бунтарства. При этом бунтарь зачастую имеет в виду не изменение довлеющего над людьми общественного строя, а свою личную свободу. Недовольство существующим строем в этом случае есть, вероятно, одно из проявлений желания защититься. Запрещение чего-то, что человеку представляется желательным или необходимым, воспринимается им как проявление по отношению к нему агрессии со стороны общества (государства, религии и т.д.). Как уже было сказано, расхождения во взглядах между человеком и обществом могут касаться самых безобидных предметов; но бывает и так, что человек воспринимает как агрессию по отношению к нему установления всеобщей морали, актуальной для большинства или даже для всех культур. Это значит, что некоторые индивидуумы могут быть недовольны, например, запретом на убийство. Является ли такой человек потенциальным убийцей? Не обязательно. Может быть, у него никогда и не возникнет желания убить. Но уже сам запрет воспринимается как покушение на свободу, а следовательно — как акт агрессии против личности.
В отличие от животного, не нуждающегося в осознанной свободе, человек нуждается в ней. Более того: она является одним из коренных факторов его развития как осознающей личности. Она естественна для человека. Он это знает и понимает, или, по крайней мере, чувствует. Даже тот, кто вследствие невысокого интеллекта или других причин неспособен обосновать своё право быть свободным с позиций философии или этики, всё равно хочет свободы и так или иначе её добивается, — открыто или подсознательно, совершая поступки, которые иногда и сам не может объяснить. Стремление к свободе заложено в человеке на уровне инстинкта; оно естественно для его эволюционного уровня в той же степени, как и инстинкт познания. Поэтому он всегда хочет устанавливать для себя границы морали, — а значит, и границы свободы, — самостоятельно. С точки зрения политики это стремление должно находить удовлетворение в принципах демократии. И действительно, как новинка после зажатости в более жёстких рамках — например, феодальных, или при диктатуре — она может на первых порах удовлетворить стремление людей быть свободными. Но даже демократия не позволяет индивидууму пользоваться той степенью свободы, какой ему хотелось бы пользоваться. Там, где решает большинство, всегда остаётся ущемлённое меньшинство. К тому же, выбор из чего бы то ни было — личностей, политических программ, законопроектов и прочего — всегда ограничен. Демократия смягчает ощущение несвободы, но не ликвидирует его. Люди настолько разные, желания и стремления каждого и их сочетания настолько своеобразны, взгляды каждого как комбинации понятий и представлений настолько уникальны, что, по сути, каждый человек сам по себе является как бы отдельным миром, маленьким государством, которое, естественно, хочет независимости и права самоопределения в жизни.
V. Психологический аспект свободы
Стремление к свободе — это, прежде всего, фактор психологический. Человек стремится устанавливать для себя моральные рамки самостоятельно; это проявляется, как уже было сказано, на уровне инстинкта. Но всякий инстинкт имеет естественные пределы. Инстинкт свободы тоже имеет их; однако нередко случается так, что человек забывает об этих пределах или, вернее будет сказать, перестаёт воспринимать их. Стремление к свободе настолько важно для человека и, вследствие этого, настолько сильно, что человек часто абсолютизирует его. В особенности он склонен к этому в условиях сильного ограничения свободы. Он стремится к тому, чего ему не хватает, — и это может превратиться в патологию. Следует признать, впрочем, что и наличие широких свобод может породить такую же патологию. Свободы всё время кажется мало, её всегда недостаточно; и поиск новых проявлений личной свободы может привести к преступлению. Однако преступление, по сути, ещё не является самой патологией. Патологией является неспособность обуздать себя и удержаться от аморальных или преступных действий. Здесь я разделяю обдуманное или хотя бы внутренне обоснованное с точки зрения личного мировоззрения действие и действие неподконтрольное тому, кто его совершает. Так само наличие ограничений для личной свободы может спровоцировать психически неустойчивого человека на поступки, которые, не будь этого ограничения, показались бы ему самому ненормальными и совершенно недопустимыми.
С одной стороны, стремление к свободе совершенно естественно. С другой стороны, оно, как и всё, что естественно, может выйти за рамки естественности и приобрести противоестественные формы. Для человека естественно решать самому, что морально, а что нет. Но в неутолимой жажде свободы кроется своего рода ослепление, — когда перестаёшь понимать, что мораль вообще имеет какие-то рамки. Например, естественно — и поэтому морально — не чинить насилия над другим человеком, тем более — не лишать его жизни. Но тот, кто в таком ослеплении безумно жаждет свободы, часто бывает уже неспособен это понимать. Так естественное превращается в противоестественное. При этом такой одержимый идеей свободы человек может отнюдь не выглядеть ненормальным. Он может даже развивать некие мировоззренческие концепции, провозглашающие отсутствие для свободы каких бы то ни было законодательных и моральных рамок, находя для этих концепций правдоподобные и на первый взгляд логичные основания. Однако при этом такой человек остаётся психически ущербным. Едва ли можно считать нормальным того, кто ставит свою личную свободу выше всего, — даже выше неприкосновенности чужой жизни. Естественные моральные рамки установлены Природой. К примеру, она создала род человеческий уж конечно не для того, чтобы люди истребляли друг друга. Её цель — эволюция, а не истребление тех, кто является залогом успеха этой эволюции. Даже не задумываясь над подобными вещами, люди знают, что причинение вреда человеку и убийство противоестественны по своей сути. Это и понятно: помимо того, что никому просто не хочется умирать, Природа ещё и вложила в свои создания понятия о естественной морали. Таким образом тот, кто в погоне за беспредельной свободой выходит за рамки этой морали, является ненормальным и с точки зрения людей, и с точки зрения Природы. Тот, кто считает, что он имеет право оставить жизнь другому человеку или отнять её в любой момент только потому, что свободная личность не должна иметь никаких ограничений в своей свободе, является психопатом, помешавшимся на почве стремления к упомянутой неограниченной свободе. Только эта свобода является для него моралью, — а это значит, что морали для него не существует вообще. Он опасен, поскольку не имеет естественного психологического «ограничителя», который мог бы удержать его от действий, опасных для общества и людей. От него можно ожидать всего, чего угодно, — ведь он считает, что имеет право абсолютно на всё, что сочтёт для себя необходимым, или чего ему даже просто захочется в какой-то момент. Так естественное стремление быть свободным может превратиться в опасную для окружающих психическую болезнь. Оно может привести и к очевидному сумасшествию, — когда человеку кажется, что даже физические ограничения на него уже не действуют; так, ему может представляться, что он летает или свободно совершает другие невозможные действия.
Стремление к свободе может переродится и в фобию, — когда человек панически боится не быть свободным. Это выглядит как чья-то злая ирония: тот, кто избегает зависимости от каких бы то ни было правил и установлений, становится психологически зависимым от самого желания быть независимым. Он становится заложником стремления к свободе. Это приводит к тому, что человек становится конфликтным, поскольку всё воспринимает как покушение на свою свободу. Он не может найти свою «нишу» в социуме; у него возникают проблемы с нахождением работы, созданием семьи и просто в отношениях с людьми, потому что всё это требует заключения себя в определённые поведенческие рамки, принятия известных «правил игры». Но для такого человека любые правила представляются агрессией; его личные правила — это отсутствие всяких правил вообще. Но так не бывает. И он начинает враждовать даже с самим собой. Его рассудок и совесть постоянно предлагают ему какие-то схемы поведения, какие-то правила; но он понимает, что приняв эти правила утратит свободу. В итоге он начинает бежать от самого себя. Однако от самого себя скрыться невозможно. Его жизнь превращается в один бесконечно длящийся конфликт, не имеющий логического разрешения. Несомненно, это представляет из себя некоторую форму психического расстройства. Такой человек способен на неадекватные поступки, и может быть опасен. Опасен в том числе и для самого себя, потому что постоянное пребывание в такой мучительной борьбе с самим собой и со всем окружающим миром вполне может привести к суициду.
Мы видим, что стремление к обретению одной из величайших драгоценностей — свободы — может обернуться бедой. Свобода стоит недёшево. Свобода и её правильное понимание.
VI. Некоторые обобщения
Итак, рассмотрев четыре аспекта вопроса о свободе, мы можем выстроить следующую картину.
Свобода, по сути, является ни чем иным, как инструментом эволюции. Это вполне понятно. Если не предполагать, что всё в этом мире случайно и не имеет определённой цели, то выходит, что свобода тоже должна иметь своё предназначение, свою функцию. Иначе говоря, она дана нам не ради того, чтобы мы могли тешить своё самолюбие мыслью о том, что мы такие великие в своей свободе существа, а для того, чтобы мы могли научиться использовать её должным образом и чтобы в конце-концов сумели с её помощью достичь какого-то определённого результата. Цель, для достижения которой нам дана свобода, поистине благородна. Эта цель — стать лучше, совершеннее, сделать совершеннее наш мир и, в конечном итоге, — всю Вселенную.
Наша свобода ограничена физическими факторами. Однако это не значит, что она ущербна. Мы обладаем ею в той степени, в какой это нам необходимо. Человек свободен настолько, насколько это требуется для успеха его моральной эволюции. В моральном смысле мы вообще ничем не ограничены, — и именно это нам необходимо для того, чтобы совершить выбор духовного пути, стать вершителями добра или зла. Всё, в чём мы нуждаемся для совершения этого выбора, находится в нашей власти, — во власти нашего ума и воли. Поэтому физические ограничения свободы не имеют для человека особого значения. Тем более, что он всё же учится их преодолевать научно-техническими средствами. Во многих случаях это оказывается полезным, но во многих — и весьма опасным. Так, если побеждена чума, способная унести жизни миллионов людей, то изобретено и оружие, способное в считанные минуты истребить всё человечество целиком. Рамки естественности в преодоленнии физических пределов свободы весьма зыбки; здесь моральный выбор одного человека может легко обернуться непоправимай бедой для всего мира. Поэтому лучше обратить своё внимание на то, что дано нам изначально, от Природы, и не торопиться изобретать новые виды оружия.
Моральные установления общества, различных культур, относительны. В основном они направлены на то, чтобы поддерживать общественный порядок. Поэтому те люди, которые идут против означенных установлений, получают статус аморальных личностей. Подлинным мерилом моральности того или иного поступка является Природа, которая устанавливает естественные законы жизни для всего существующего. Но общество имеет об этих законах весьма отдалённое представление, и нередко устанавливает свои правила исходя из заблуждений. Это значит, что, в принципе, любое моральное установление любой культуры может оказаться ошибочным, т.е. противоестественным. Поэтому эаконы и обычаи определённой культуры не могут считаться абсолютным мерилом морали и ограниченной моральными постулатами свободы. Любой несогласный с установлениями данной культуры индивидуум имеет шансы оказаться правым в своих взглядах в той же степени, что и она. Исключением могут считаться моральные моменты, общие для всех или почти всех культур и основанные на моральных понятиях, вложенных Природой в человека на уровне подсознания, — например, запрет на убийство, и ещё некоторые. Запреты не столь коренного характера всегда могут оказаться неверными и, следовательно, несправедливо ограничивающими свободу личности. Моральные же запреты глубинного характера, о которых шла речь, как правило, признаются естественными и правильными даже теми людьми, которые не принимают определённых моральных норм определённых культур. Случаи же неприятия столь очевидно верных и справедливых моральных норм, как, например, запрет на убийство, лежат уже на грани психической патологии.
Стремление к свободе естественно для человека. Отсутствие такого стремления было бы ненормальным: оно по сути значило бы утрату своеобразой «путеводной нити», ведущей к достижению цели самого существования осознающей себя и мир личности. Но и чрезмерное стремление к свободе тоже является проблемой и даже опасностью для психического здоровья человека. Стремясь перешагнуть очевидные моральные и физические рамки свободы, он теряет связь с реальностью и возможность трезво оценивать свои поступки. Он вступает в конфликт с окружающим миром, и нередко — с самим собой. От него можно ожидать всего, чего угодно, — ведь сдерживающие факторы в его нездоровом миропонимании весьма скудны или отсутствуют вовсе.
В наметившемся треугольнике «Природа — общество — человек» нет элементарного взаимопонимания. Впрочем, Природа, конечно, всё понимает, поскольку смотрит на ситуацию ещё и изнутри человека; но она создала его свободным, и потому не диктует ему условий игры. В итоге получается вот что. Природа, создавая человека как вид, имела своей целью содействие успеху эволюции в масштабах Вселенной, для чего и наделила этот вид способностью осознавать свободу. Общество стремится просто выжить, сохранить себя как организм, живущий по определённым принципам; это стремление лежит скорее в плоскости инстинкта, нежели чем рассудка. Каждая культура считает свои установления и свой образ жизни наиболее правильными, и в своём стремлении выжить не склонна принимать во внимание законы Природы, которые могут опровергнуть многие из общественных установлений. Человек же, как правило, просто хочет быть свободным, зачастую невзирая на законы Природы, и ещё меньше — на общественные установления.
VII. Основные выводы
Подытоживая всё вышесказанное можно сделать вывод, что основная проблема общества и человека — непонимание. Общество часто не понимает и не желает понимать, что такое естественные законы; человек же далеко не всегда умеет понять, для чего ему дана свобода. Он упрямо полагает, что свобода ценна сама по себе; он не считает нужным осмыслить тот факт, что у свободы есть определённая цель, что она существует не для того, чтобы просто дать ему возможность всегда делать то, что он хочет. Подчеркну: даже не то, что кажется ему необходимым, а именно то, что ему хочется делать. Очень часто желания перевешивают понимание; человек понимает, что именно необходимо и как в свете этого следует поступить, но поступает иначе, — просто потому, что так ему приятнее. На самом деле это является, может быть, второй по значимости проблемой после непонимания, — стремление человека к тому, что ему приятно, к удовольствиям. В моральном плане эта проблема является даже более серьёзной, чем непонимание, — ведь если человек чего-то не знает или не понимает, то он, в общем, в этом не виноват, тогда как стремление получать удовольствия подразумевает осознанное и целенаправленное достижение этого, нередко даже преступными методами.
Беда в том, что люди склонны рассматривать свободу именно как средство достижения удовольствий. Их мало интересуют необходимости эволюции; их нередко даже мало интересуют нужды и права других людей. Свобода, вместо того, чтобы быть инструментом морального совершенствования, становится инструментом эгоизма, что даёт обсолютно противоположный результат. Вместо того, чтобы стать лучше, человек становится хуже. Это происходит оттого, что инстинкты «перевешивают» разум. Разум ставится на службу примитивности, проявляющейся, в частности, в выводах, делающихся по схеме: «Что приятно, то и хорошо». Полезность уже не в счёт; даже полезность по отношению к себе, — тем более по отношению к другим людям; о полезности по отношению к Природе едва ли вообще приходится говорить. Такое отношение к своим потребностям свойственно животным. Но они не рискуют ошибиться и причинить себе вред вместо пользы. Их жизнь очень проста, и инстинктов вполне достаточно для того, чтобы ею управлять. Жизнь животных бездумна, и в ней, как уже было сказано, нет места для такого понятия, как «свобода». В их случае действительно хорошо и полезно то, что приятно. Это потому, что им неведомы излишества: животное берёт от Природы только то, что ему необходимо для жизни, — в этом и заключаются его простые удовольствия. От человека же требуется несколько больше, чем просто жить: в соответствии с этим ему даны и гораздо большие способности и возможности, и свобода для воплощения их в жизнь. Если животное заботится только о себе и об особях своего вида, то человек кроме этого должен заботится ещё и обо всех других видах, обо всём мире, и, по возможности, — о будущем благе всей Вселенной. Поэтому особенно грустно наблюдать нелепую ситуацию, когда свобода, вместо того, чтобы дать человеку понимание и желание к воплощению в жизнь вышеупомянутого, отнимает у него даже то, чем располагает животное. Человеческий эгоизм мешает людям заботиться даже об особях своего вида, полностью переключая внимание индивидуума на свои собственные потребности и желания. И здесь дело уже не только в непонимании. Бывает, что человек знает и понимает, что он способен и должен жить не только для себя, — но всё равно поступает обратным образом. Может ли здесь служить оправданием внутренняя слабость, неспособность научить себя жить правильно, быть достойным самого себя как мыслящего и могущественного существа? На самом деле такого оправдания нет и быть не может. Человеку дано достаточно сил для того, чтобы он мог быть человеком. Поэтому такая слабость есть ни что иное, как простое нежелание чем-либо жертвовать или поступаться ради пользы, выходящей за рамки личной пользы, личных нужд и удовольствий. Такой осознанный эгоизм низводит человека на уровень гораздо ниже того, на котором находятся животные. И я имею в виду не только моральный уровень, но и интеллектуальный. Многого ли в интеллектуальном плане стоит человек, не желающий использовать свой ум по назначению? Чего стоит ум такого человека, используемый для того, чтобы поставить своего обладателя ниже животного?
Как я уже говорил, даже одно только стремление к свободе имеет столь огромную силу, что способно искалечить ум того, кто не желает признавать пределов в таком стремлении. Оно может превратить человека в героя, а может в преступника или сумасшедшего. Я веду речь не просто о стремлении к свободе, а о стремлении к неограниченной свободе. Это значит, что человек пытается прыгнуть выше самого себя, выйти за границы возможного. И хотя перейти эти границы нельзя, даже то, что реально, уже опасно само по себе. Свобода поступка, — в пределах физически возможного, — это неограниченность ни в чём. Это непризнание каких бы то ни было рамок, — в том числе моральных. Это жизнь по принципу «Я хочу это сделать, и я это сделаю». Это абсолютная анархия.
Свобода не должна быть абсолютной и полной. Она должна ограничиваться многими факторами: принципом естественности, принципом общественной необходимости (если это необходимость справедлива), принципом безопасности и пользы других людей. И лишь на последнем месте должы быть личные интересы. Такое поведение естественно для человека. Даже животные неосознанно соблюдают эти принципы. Человек же имеет возможность и должен не только соблюдать их, но и развить их в своём осознании и поднять на ещё большую моральную высоту.
В чём же тогда заключаться свобода для человека? Прежде всего надо признать, что она в любом случае принадлежит самому человеку. Если он не пожелает исполнять какие-то общественные установления, то он будет их нарушать в любом случае, — тайно или открыто, смотря по своей решительности. Принудить его не нарушать этих установлений открыто возможно только путём прямого насилия, которое, в принципе, можно назвать «диктатурой закона». Если человек не захочет сделать чего-то для другого человека, то он и не сделает, если его не заставят. Примеры можно было бы продолжить, — но основная мысль ясна: каждый устанавливает границы свободы для себя сам. И это правильно. Так и должно быть. Свобода индивидуума должна иметь ограничитель, — и этим ограничителем должен быть он сам.
На самом деле суть свободы для человека заключается не в том, чтобы эта свобода была неограниченной, а в том, что только сам человек, — любой человек, — и никто иной, имеет право устанавливать пределы для своей свободы. Иначе говоря, подлинная свобода человека — это свобода выбора. Мы делаем выбор каждую минуту, — как в значительных поступках, так и в мелочах, которые мы иногда даже слабо осознаём. Это значит, что мы свободны. Не вседозволенность, но право самому выбирать и устанавливать для себя пределы дозволенного, — вот что такое подлинная свобода мыслящей и осознающей личности. Образно выражаясь, свобода — это право самому ограничить свою свободу; право избрать для себя оковы той тяжести и цепи той длины, какую ты считаешь необходимой и позволительной. Другое дело, что такое ограничение свободы не должно тяготить человека, поскольку это как раз то, что он считает для себя необходимым и наилучшим. К примеру, лишение себя чего-то добровольно, ради служения идее или просто ради счастья близких людей, при всей своей тяжести должно доставлять и радость, — и радость прежде всего. Любая жертва приносится ради того, что драгоценнее. Даже идти на смерть может быть радостно, если ты выбрал это сам и если знаешь, что умираешь ради того, что лично для тебя драгоценнее твоей жизни.
Итак, выбор. Выбор в любом случае, каким бы он ни был; установление для самого себя рамок необходимости и морали. Такой выбор может сделать только подлинно разумное существо, — в отличие от бездумного и гасящего разум желания вседозволенности, ставящего человека ниже животного. Нельзя отрицать, что не у всех имеется верное понимание моральных пределов дозволенного. Но если человек, например, решается на преступление, то это — его моральный выбор, на который он имеет право. И когда я говорю об осознанном выборе, то имею в виду также и осознание последствий, которые этот выбор за собой повлечёт. То есть если кто-то решается совершить преступление или как-либо иначе преступить естественные моральные рамки, то он должен понимать, что тем самым эти рамки становятся недействительными и по отношению к нему самому. Проще говоря, поступая негуманно по отношению к другим, он даёт им право поступить негуманно по отношению к нему. Он как бы отменяет определённые правила игры, — и с этого момента он уже не находится под защитой этих правил. Таков его выбор. Самое главное то, что никто в принципе не способен ограничить другого в таком выборе. На него можно только прореагировать определённым образом. Это значит, что моральные понятия каждого отдельно взятого человека могут влиять только на то, каким будет его выбор, но обсолютно не влияют на само право выбора, — иначе говоря, на свободу личности. Это, конечно, не касается психопатов и сумасшедших, которые не способны трезво оценить причины и последствия своих действий, и потому не могут отвечать за свои поступки.
Как же добиться того, чтобы моральный выбор человека не выходил за рамки естественной морали и общественной безопасности, чтобы свобода личности не вырождалась в примитивное потакание своим эгоистическим, часто сиюминутным и необдуманным желаниям? Как добиться того, чтобы она не превращалась в стремление ставить себя над моралью, вершить судьбы других людей, подчинять себе тех, кто имеет такое же право на самоопределение и самостоятельное вершение своей судьбы, чинить насилие и совершать преступления? Карательные меры — это меры защитные; это, практически, признание того, что общество и отдельные его члены находятся в состоянии войны. На мой взгляд, средство от этих бед — познание. Познание и воспитание на основе этого познания. Человеку нужно помочь понять, что у его существования есть цель; что мир и другие люди не должны быть рабами его желаний и инструментами в утолении его эгоистических наклонностей; что они — такие же личности, как и он, с теми же правами; наконец, помочь понять, что он — на самом деле гораздо больше, чем представляется ему самому, — в том смысле, что он гораздо выше той примитивности, которая часто представляется ему воплощением высоких принципов личной свободы. Если он думает, что свобода — это право ползать в грязи в любом направлении, то ему нужно помочь понять, что на самом деле свобода — это право подняться в небо, право содействовать счастью всего мира. Вопрос о том, каким образом ему помочь, лежит уже за рамками темы настоящей статьи. Способов может быть предложено множество, и разбор того, какие из них верны с моей личной точки зрения, а какие неверны, здесь производиться не будет. Методы воспитания — отдельная тема.
VIII. Заключение
В этой статье я преследовал только одну цель: обрисовать свою точку зрения на то, что такое свобода личности и почему она часто понимается неправильно. В качестве резюме повторю ещё раз: по моему мнению, подлинная свобода — это не вседозволенность, а как раз способность осознанно лишить себя этой вседозволенности. Способность сознательно заключить себя в рамки необходимости, которые, в свою очередь, должны лежать в пределах известных моральных рамок. Именно осуществление такого выбора позволяет личности задействовать потенциал своего разума и раскрыть высоту своей души и совести. Этот выбор помогает человеку быть человеком, — разумным существом, строящим свою жизнь исходя из знания, понимания и чувства, а не из одних лишь инстинктов, тем более — не из безумия и бездумия, низводящего его на тот уровень, с которого приходится подниматься в умственном и моральном плане для начала хотя бы до уровня животного, и уже потом думать о том, как оправдать звание человека.
Я вовсе не хочу сказать, что все люди погрязли в заблуждениях и тупом эгоизме, что все понимают свободу неправильно и стремятся ко вседозволенности. Но я знаю, что такие есть; мне неоднократно приходилось наблюдать такое понимание свободы и вытекающее из него отношение к людям и миру. Хочу надеяться, что это, всё же, — частные случаи, гораздо более редкие, чем осознанное отношение к личной свободе, своим потребностям, целям и правам. Но, повторю, есть случаи того понимания свободы, которое я здесь описал. По моему мнению, такие взгляды несут в себе, как минимум, потенциальную опасность для общества, — опасность тем более актуальную, что они не только ведут к опасным для окружающих действиям, но оказывают ещё и негативное воспитательное влияние на окружающих, в особенности — на младшее поколение. И взгляды эти опасны для любого общества, для любой культуры, потому что моральная необузданность — т.е. отсутствие морали как основного и самого естественного сдерживающего фактора — ведёт к разрушению любой общественной структуры и к саморазрушению человеческой личности.
Разумеется, люди, желающие руководствоваться в жизни принципом вседозволенности и считающие, что это правильно, имеют полное право придерживаться такой точки зрения. Их выбор (всё-таки выбор!) таков, — и мне остаётся только в форме полемики противопоставить их точке зрения свою, которую я и изложил в настоящей статье.