II К АМСАНУ

Атархат — Амсану

     Приветствую и желаю блага.

     1. Во всякий день обращаюсь мыслью к вершащемуся, — и не устаю дивиться и радоваться. Никогда ещё в истории рода людей не происходило подобного. И было время, когда я был так изумлён, что не умел поверить в свою причастность к столь великому делу. Говоря тогда с Эмере, я не мог взять в толк, почему он говорит ко мне, а не к кому-нибудь более сведущему и достойному. Позднее уже узнал я о том, что было до моего рождения, и понял, почему вершится так, а не иначе. Так и тебе, Амсан, довелось дивиться тому, что с тобою происходит. Ты узнал о себе, жившем прежде; поистине, тут есть чему удивляться, — ибо далеко ещё то время, когда знать себя прежних будет для людей в порядке вещей. Такое время настанет; но настанет оно не скоро. И тогда, вновь живя среди людей, ты вспомнишь нынешнюю свою жизнь, и расскажешь другим о том, как был у истоков великого потока, и как жил, и что сделал. И расскажешь им, что был первым из тех, кто из великих странствий и скитаний вернулся к очагу Учения. Да: ты есть тот, кто начал великое возвращение; тот, кто, словно первая птица весной, возвратился в родные края, открывая путь другим жаждущим возвращения. Уже одним этим ты навсегда останешься в памяти верных, — даже если в нынешней жизни не совершишь ничего значимого. Ведь ты вернулся первым, — а первый может быть только один. И хотя я пришёл раньше тебя, но ведь Учения тогда не было, и я сам основал его, сам возжёг тот очаг, к которому ты вернулся. И хотя Хантур пришёл раньше тебя, но ведь он никогда прежде не был в Учении, и родился здесь и сейчас для того, чтобы впервые вступить на его путь. Поэтому с тобой и вправду произошло то, чего ещё ни с кем не было: ты первым вернулся в Учение тогда, когда оно впервые было даровано всем людям. Вслед за тобою возвратятся и другие. Наступило время, когда для многих замкнулся круг скитаний, и они приходят к истоку своего пути, чтобы продолжить его так, как прежде не могли.
     2. Природа определяет, когда и где родиться тому или иному человеку. Но бывает так, что некто приносит обет или принимает решение о том, что надлежит ему сделать в следующей жизни; и если решение его искренне, если оно вышло из самых глубин его души, где нет места легкомыслию и лицемерию, тогда Природа может дать ему возможность исполнить это. В сём случае она открывает ему путь туда, куда он стремится. Таким был мой путь к рождению, и таким был путь Хантура. Твой же путь к рождению был иным; и я скажу тебе, каков он был. Истинное учение впервые пришло в мир открыто, и ему предстоят великие свершения и великие тяготы. А во втором мире пребывает немало тех, кто когда-то был в Учении. И Природа силою своею направила пути некоторых из них так, чтобы они могли родиться в мире людей сейчас, и имели бы возможность вновь присоединиться к Учению, и быть в нём во плоти, как прежде, и трудиться в нём, и бороться вместе с ним. Ранее весьма редко бывало так, чтобы тот, кто некогда был в Учении, мог родиться снова в таком месте и времени, чтобы это совпало с новым пришествием Учения в мир людей. Ныне же это дано некоторым верным. Одни из них родились уже, другие родятся вскорости, или же спустя некое время. Все они уже рождались в этом мире после того, как были в Учении. И хотя в тех своих жизнях почти никто из них не соприкасался с Учением, приверженность ему незримо жила в их душах; а переходя во второй мир, они вновь обретали себя прежних и сознательно продолжали свой путь. И теперь путь этот приводит их в мир людей тогда, когда в него в последний раз пришло Учение, в которое они смогут вернуться во плоти. И больше оно уже не исчезнет, — а значит, они смогут теперь возвращаться в него всякий раз, когда будут рождаться здесь. Раньше путь их прерывался, ибо в земных своих жизнях они не могли быть в Учении, и вспоминали о нём только тогда, когда оставляли плоть. Как уже было сказано, иное случалось редко. Теперь же каждый из прежних верных сможет обрести непрерывный путь, и сможет следовать Учению, будучи во плоти, сейчас и в дальнейшем, — а это весьма важно, ибо земная жизнь зиждит устои пути в человеке. Теперь каждый из прежних верных обретёт больше, и станет мудрее и сильнее, и сможет больше сделать для людей, мира и Мироздания.
     3. Та череда возвращений, о которой я говорю, сама по себе есть поток силы, — ибо, во-первых,  каждый из возвращающихся несёт в себе силу, взращённую веками, а во-вторых, изволение Природы, направившее их пути к нынешнему рождению, придаёт каждому из них особую силу. Это не та сила, которая даётся целевым рождением, — но сутью они похожи. Разница же в том, что при целевом рождении человек принимает решение сам, зная, что ему предстоит сделать в грядущей жизни, — и сей волевой шаг дарует ему особую силу, которую нельзя добыть никак иначе; когда же его направляет Природа, тогда рождается сила несколько иного свойства. Теперь скажу, в чём различие между обычным рождением и тем, о котором я говорю. Всякий человек направляется к новому рождению тогда, когда он провёл во втором мире подобающий срок, определяемый весьма многими обстоятельствами. И для тебя, как и для других возвращающихся, срок этот, может быть, ещё не истёк. А для некоторых из вас он мог истечь некое время назад. И Природа волею своею одних задержала во втором мире дольше положенного, а другим позволила родиться раньше положенного, — для того, чтобы рождения тех и других совпали со временем последнего пришествия Учения в мир людей. Так она изменила для них обычный порядок, коему подчинены все перерождающиеся. Но в этом нет ничего дурного, и это не противоречит естественным законам, поскольку законы эти предусматривают и дозволяют подобное, если в том есть подлинная необходимость. Так же происходит и при целевых рождениях. Скажу для примера, что я не одну сотню лет дожидался во втором мире своего срока, — тогда как при обычных обстоятельствах мог бы уже родиться два или даже три раза. И вот когда Природа, в совокупности с человеческой волей или без неё, ради блага и пользы мира изменяет для кого-то обычный порядок перерождений, тогда и рождается особая сила, которой не бывают наделены те, кто перерождается обычным порядком. Силу эту порождает предназначение, придающее рождению человека особый смысл. Ты наделён сказанной силой; и ею наделён или будет наделён каждый из верных, который уже родился или имеет родиться в скором будущем. Вместе же эти потоки личной силы составляют один поток, исполненный мощи и вливающийся сейчас в тот великий поток, коим является само Учение. И начал это слияние ты; в доселе небывалой реке возвращений ты стал первой струёй, влившейся в океан Учения. Благо же тебе, Амсан, первый из возвратившихся!
     4. Часть сказанного потока силы принадлежит тебе. Это значит, что ты обладаешь внутренней мощью, силой воли и духа, превосходящей то, что ты мог в себе ощущать или предполагать. Она была с рождения сокрыта в тебе, подобно тому, как драгоценная жемчужина бывает сокрыта в раковине, обычной с виду. Ты мог лишь предчувствовать в себе нечто необычное; а так как ты не знал, что это, то и на предчувствие своё мог не обращать внимания. Сила же могла проявиться в тебе, если бы к тому был подходящий случай и обстоятельства, — а могла бы и не проявиться никогда, если бы ты не пришёл в Учение. Но и в Учении она не проявится сама по себе; и хотя теперь ты знаешь о ней, этого недостаточно для её проявления. Для него необходима, прежде всего, приверженность Учению и верное следование ему, — ибо сила твоя родилась как часть потока Учения, и вершить себя она может только в этом потоке. Затем, необходимо помнить о ней и свыкнуться с тем, что ты ею обладаешь. Также необходимо указать ей достойное русло для течения, — ибо она не вершит себя в делах легкомысленных, пустых и противных благу. Но здесь есть подлинная ловушка, в которую можно угодить с лёгкостью. И вот что это: гордыня, взращённая сознанием того, что у тебя есть нечто, чего нет у других. Берегись сего. В тот день, когда ты так возгордишься своей силой, что в мыслях своих вознесёшь себя над другими, — в тот день, говорю я, ты утратишь способность пользоваться ею. Произойдёт это потому, что гордыня — зло, а благой поток не течёт по дурному руслу. Твоя сила дана тебе не для возвеличивания тобою себя, но для трудов и борьбы. Из сего пойми и запомни, что осознавать нечто о себе тоже надо умеючи. Мало осознать, что нечто есть; надо осознать ещё, каково оно, для чего оно предназначено, и суметь удержать себя от гордыни. Сила, о которой я говорю, в одно время могущественна и уязвима. Она подобна мощному механизму, способному пробуравить гору, но бессильно останавливающемуся, стоит только внутрь его попасть малому камешку. Ты сам — вместилище для своей силы и её опора; не допусти же, чтобы вместилище это сделалось грязным, а опора — хрупкой.
     5. При всём этом надо также понимать, что может стать тем камешком, о котором я говорю. Наше Учение — не волшебная сила, могущая сделать человека совершенным в один миг; оно — путь, долгий и нелёгкий. Путь сей меняет идущего; но вершится это не сразу, а постепенно, через труды ума, воли и Духа. Это значит, что в каждом идущем имеется много различных несовершенств, дурных привычек, наклонностей и качеств, — и, напротив, в нём не хватает многого доброго и правильного. И поскольку невозможно в одночасье избавиться от всего дурного и обрести всё доброе, то Природа этого и не требует. Но необходимо хотеть избавиться от дурного и обрести доброе; необходимо старательно трудиться над этим. Тогда то дурное, что ещё есть в тебе, не будет злонамеренным, — ведь ты не будешь взращивать его в себе, но будешь бороться с ним. Такое изживаемое зло не является непреодолимой преградой для течения благой силы, — потому что устремление твоей души и твоей воли направлено ко благу. Но если ты потакаешь своим порокам, или на самом деле не хочешь бороться с ними, или прилагаешь к тому недостаточно стараний, то сие говорит о том, что твоё стремление идти по благому пути не искренно. Лицемерие же есть зло, — и благая сила не увидит здесь русла для своего течения. И вот что тебе надлежит понять: один и тот же дурной поступок может быть тем, что помешает твоей благой силе вершиться, а может и не быть. Зависит это от того, направлено твоё внутреннее стремление в сторону блага или в сторону порока. И преступить этот принцип невозможно, — потому что нельзя обмануть Природу и её законы. Можно обмануть даже себя, потакая своим порокам и убеждая себя, что для преодоления их у тебя недостаточно сил, — но Природа видит правду, а законы её действуют нелицеприятно и неуклонно. Поэтому можно быть лицемерным в словах, делах и даже мыслях, но нельзя быть лицемерным в силе. Это весьма важно, — и ты это помни. Искренне и старательно изживая в себе зло, ты становишься лучше, и поток благой силы обретает в тебе всё большую и большую мощь; так водный поток, стремящийся по засорённому каналу, вымывает сор и создаёт себе хорошее русло. Потакая же злу в себе, ты обрушиваешь в сказанный канал гору грязи и сора, — и воде нет пути. Это и есть та препона, тот камешек, о котором я говорил: приятие дурного в себе и потакание ему. Одна капля такого яда способна отравить чистый поток, убив его животворную силу. То же касается и гордыни.
     6. Ты видишь, что нельзя идти по пути без внутреннего стремления. Говоря другими словами, ты идёшь по пути лишь тогда, когда действительно этого хочешь, и когда не можешь иначе. А это значит, что Учению нельзя следовать формально, только совершая некие установленные действия. Поступки должны проистекать из движения души. Поэтому невозможно идти по пути, ограничиваясь соблюдением внешних правил. К примеру скажу о лжи. Учение осуждает ложь, ибо она есть зло. И человек из Учения отвергает ложь не потому, что таковы правила, и не потому, что чает получить за это награду, но потому, что понимает всю мерзость лжи и испытывает к ней отвращение. А если бы было не так, если бы он считал ложь допустимой, и воздерживался бы от неё только по обязанности, то это значило бы, что душа его не идёт по пути Истины, и что сам он не становится лучше. То же и в отношении других зол и пороков. Если человек не меняется к лучшему внутренне, но лишь сдерживает себя внешними обязательствами, он уподобляется злой собаке, на которую надели цепь и намордник: собака эта остаётся злой, хотя кусаться временно не может. Последователь Учения не должен быть таким. И ты остерегайся подобного. Понимай и помни, что внешнее должно проистекать из внутреннего, а не подменять его собою. Однако же сие не означает, что от дурного не надо отказываться до тех пор, пока не достигнешь глубокого осознания его мерзости. Это было бы другой крайностью, — ведь путь к осознанию может быть долгим. Правильно же будет стараться отказаться от дурного в своих поступках, в то же время стремясь к осознанию. Нужно идти по пути и внутренне, и внешне. Отнесись к этому со всем возможным вниманием. Я же повторю: нельзя ограничиваться следованием внешним правилам, не заботясь о внутреннем изменении себя, и нельзя свободно позволять себе зло, если уже знаешь, что оно есть таковое. Это две крайности, уводящие с верного пути. Следует по возможности воздерживаться от того, что ты знаешь как зло, — даже если это будет трудно, — и в то же время внутренне идти к осознанию. Правильные поступки послужат опорой для воли, а осознание послужит опорой для правильных поступков в дальнейшем. Так человек, привыкший к воровству, начинает воздерживаться от него усилием воли, когда узнаёт, что оно есть зло. Поначалу ему трудно пересилить эту свою дурную наклонность; но постепенно осознание делает воровство всё менее приятным в его глазах, — а затем и вовсе отвратительным. И тогда он отказывается от воровства не только волей, но и душой. Так внутреннее и внешнее взращивают благо друг в друге, трудясь совместно. Старайся, чтобы твоё движение по пути было таким.
     7. Из вышесказанного проистекает важный вопрос: можно ли и нужно ли вершить насилие над собою, запрещая себе то, что ещё не отвергнуто внутренне, через осознание? Я скажу, что такое насилие не есть зло, — потому что оно является следствием свободного выбора. Каждый сам выбирает для себя путь, по которому ему хотелось бы идти; и всякий разумный человек понимает, что идти по пути можно только тогда, когда следуешь его установлениям. А разум человеческий скор, и он может очень быстро понять, что нечто плохо, а нечто хорошо. Избавиться от порока много труднее, чем просто увидеть его; и осознание, а вместе с ним и отвращение к пороку, может придти не скоро. И получается так, что человек вершит дурное, уже понимая, что он вершит дурное. Разум его видит вершимое зло, и совесть возмущается этим. Так должен ли сей человек идти против своего разума и своей совести? Ведь на одной чаше весов они, а на другой — удовольствие, получаемое от порока. Нетрудно рассудить и понять, какая из чаш должна перевесить. Следует удерживать себя от потакания пороку, употребляя на то всю свою волю. А она обычно бывает сильнее, чем нам кажется. И то, что некто не может воздержаться от порока, объясняется вернее всего не недостатком воли (хотя он и сам убеждает себя в этом), но тем, что его стремление противостоять пороку не искренно. Истинно: это не нехватка силы воли, а нехватка совести. Силы воли же каждому человеку отпущено в достатке, — ибо Природа хочет, чтобы люди могли идти по верному пути. Но многие лгут себе, что у них нет сил на преодоление пороков; лгут, что воля их слаба. Такие прячут свою силу от себя, потому что не хотят её знать. Они не позволяют себе поверить в неё, и даже боятся её увидеть, — ибо тогда у них не останется оправдания для их дурных поступков. О таких можно сказать, что наслаждение пороком для них дороже и совести, и самой Истины. Те же, кто подлинно старается держать себя в узде своей воли, превозмогая свою склонность к пороку, хотя бы им это давалось великим трудом и болью, — они поступают достойно. Поистине, труднее всего преодолеть самого себя, — для многих даже труднее, чем пойти на смерть. Но это — необходимая и неизбежная борьба. И она становится тем легче, чем дольше длится, — потому что в борьбе этой укрепляется воля, а со временем приходит и глубокое осознание. Так то, что начиналось как насилие над худшей частью своей натуры, преобразуется в благой закон, установленный человеком в себе. В благой закон, коему душа так привержена, что сама мысль о нарушении его вызывает отвращение. Так и должно быть: противоестественное не только не приятно, но и отвратительно для того, кто идёт путём блага и естественности. Приведение себя к такому отрицанию и отверганию всего дурного есть одна из тех целей, к коим ведёт должный путь.
     8. Что же такое это отрицание и отвергание дурного? Ни что иное, как достижение гармонии с Природой. Природа блага, и она стремится к совершенствованию себя; и законы её направлены к достижению этой цели. Человек же есть часть Природы, и для него естественно жить в гармонии с её законами. А чтобы научиться сему, надо многое познать. Для того и дано людям Учение, чтобы помочь им в этом. И тому, кто идёт по пути Учения, необходимо понимать, к чему ведёт сказанный путь. Необходимо понимать, что значит жить в гармонии с законами Природы. Ведь они таковы, каковы они есть; и они никогда не отступают сами от себя. Таков и человек, достигший глубокого осознания Истины и слившийся в своём вершении с Природой. Для него нет выбора в любую минуту, — так же, как ветер не выбирает, как ему дуть, и вода не выбирает, течь ли ей вверх или вниз. Выбор есть тогда, когда ты решаешь, хочешь ли достичь слияния с Природой, и выбор есть в пути, с коего ты можешь сойти, если пожелаешь; но когда ты достигнешь определённой степени слияния, выбора больше не будет. Не будет его потому, что места для противоестественного в тебе не останется; и мысль о том, что можно было бы совершить нечто дурное, не сможет стать ни желанием, ни деянием. Разум твой будет видеть возможность этого, душа же — нет. Для примера приведу тебе то, о чём рассказывают наши Писания. Помнишь ли, что было с Сэммайэром? В селение, где он жил, явился вирийег и велел ему отречься от Учения под угрозой того, что если он не отречётся, то воины вирийега убьют учеников его и их семьи. И Сэммайэр не отрёкся, — но лишь просил для себя смерти вместе с другими. Тогда вирийег устрашился такой твёрдости и ушёл, никого не убив. Но знаешь ли ты, почему Сэммайэр не отрёкся? Не потому, что ему не было дела до своих учеников, и не потому, что был безумен, как сказал вирийег, — но потому, что обрёл неуклонность, подобную неуклонности Природы. Он знал Истину — и не мог отречься от неё; язык его не повернулся бы для этого. Так Земля не может остановиться в своём вращении; так воды горной реки не могут потечь вспять. То и другое противоестественно, а значит — невозможно для того, что существует по естественным законам. И Сэммайэр был таков. Он не был способен изменить закону, по которому жил, — хотя и знал, чем это грозит его меньшим. И хотя худшего не произошло, он лежал потом в беспамятстве четыре дня, и после ещё долго хворал, — такую боль испытала душа его в те минуты, когда ученикам грозила смерть.
     9. Найдётся тот, кто не поймёт смысла сей истории, и скажет: «Разве же благо это, когда из-за упрямства Учителя едва не погибли ученики?». Я же повторю, что то было не упрямство, а невозможность совершить недостойный поступок. Вирийег мог бы потребовать от Сэммайэра, чтобы тот взлетел, как птица, — и это было бы для него так же невозможно, как отречься от Истины. Что же до блага, то могло ли бы оно быть таковым, если бы отрекалось от себя? Как может учить благу Учитель, могущий отречься от блага? Если бы Сэммайэр не был так привержен Истине, то и учеников у него не было бы, и вирийегу нечего было бы требовать от него. Если бы он мог отречься, он не мог бы учить. Вот каков подлинный Учитель: он подобен самой Природе, которая блага к людям, но не способна отменить естественных законов даже ради их спасения. И ведь верно то, что люди сами порождают зло, и умеют обратить в него даже и благо. Сэммайэр следовал благу, — и не благо едва не погубило его учеников, но то зло, которое нёс с собою вирийег. Так один человек выкует серп, чтобы с помощью его убирать хлеб, а другой убьёт этим серпом. Подобным же образом Учитель зиждит благо в себе и в других, — и бывает, что некто обращает это в боль и даже в смерть. Вспомни, как погибли Мастера Круга: они сами вошли в склеп, и старцы замуровали их, — но никто не отрёкся, ни из Мастеров, ни из меньших. И ученики Сэммайэра могли спасти себя и своих детей, если бы перед лицом вирийега отреклись от своего Учителя: тогда вирийегу уже нечем было бы грозить, ибо у Сэммайэра больше не осталось бы учеников. Но они тоже не отреклись, — ибо неложно следовали тому, в чём наставлял их Учитель. И сами не отреклись, и его не осудили, — но стали почитать ещё больше, ибо увидели, что он и в самом деле неколебим в благе, и что он надёжная опора для них. А если бы он уступил, то вышло бы, что он был не настоящим Учителем, и обманывал их все эти годы; и община их распалась бы, и Истина больше не изливалась бы там в мир. Вот, ты видишь, что там свершилось: благо не изменило себе, даже и под страхом смерти, и добрые плоды не были утрачены, и доброе семя, хранимое для будущего посева, не погибло; дурное же было повергнуто.
     10. Вот что я скажу тебе, а ты запомни: только так можно подлинно следовать благу. Такие, как Сэммайэр и его ученики, — это подлинная опора мира. Чтобы устоять против зла, имеющего великую силу, много ликов и много самого изощрённого оружия, благо должно быть неколебимым. Что это за опора, которая рушится от удара? Нельзя совершить благое дело, изменив благу. Поэтому тот, кто в самом деле хочет быть опорой для мира и людей, должен быть подобен Сэммайэру и его ученикам. И ты должен видеть свой путь таким. Да: именно таков путь Учения, — и идущий должен понимать это. Благо, вершимое людьми, подобно доброму лекарству, исцеляющему язвы мира. Но если в самое доброе лекарство не доложить столько составляющих частей, сколько нужно, то оно не будет исцелять, — а может и обратиться в отраву. Можно также сравнить путь блага с плаванием по океану: есть ли смысл пускаться в плавание на непрочном судне? Так же и ущербное благо опасно. Однако же как невозможно без умения построить прочного судна, так невозможно в одночасье укрепиться в благе должным образом. Одним это даётся легче и быстрее, другим труднее и медленнее; но для всех это — труд и путь, по которому идут всю жизнь, и даже не одну. Поэтому я не говорю тебе, чтобы ты стал таким уже сейчас; я хочу, чтобы ты понял, к чему ты должен идти, и укрепился в своём выборе, либо отказался от него. Ведь ты свободен как избрать путь, так и сойти с него. И если ты не пожелаешь с него сойти, то приготовься к великим трудам в себе. Ты знаешь, каким ты должен стать, — а это нелегко. Но если не хотеть стать таким и не стараться стать таким, то нет и смысла быть в Учении. Оно существует для того, чтобы помогать людям из разрушителей мира превращаться в его опору; и ты знаешь, что вершится это не только ради мира людей, но и ради самого Творца. А чем больше цели, тем больше и труды в их достижении.
     11. Не думай, что Учение требует от людей слишком многого, что они слабы, и что лишь малое число из них может быть такими, как я сказал. Люди — существа, великие в силе и благе; и создала их Природа для того, чтобы Творец имел в них опору. Истинно говорю: каждый из них может стать таким. Одному для сего может достать и одной жизни, другому мало будет и десяти, — но придти к этому может каждый. На то и путь, чтобы идущий учился и открывал в себе силу. И учиться быть таким, как я сказал, должен каждый идущий, — как тот, кто желает посвятить всю свою жизнь Учению, его трудам и борьбе, так и тот, кто намерен просто жить, соблюдая принципы Учения, но не принимая деятельного участия в его делах. Да: сему последнему тоже нужна непоколебимая твёрдость, — ведь стараться правильно жить в мире, где в большой силе всяческая противоестественность и проистекающее из неё зло, значит подвергать себя немалой опасности. Даже просто достойно прожить жизнь невозможно без борьбы. Прежде прочего приходится бороться с худшею частью себя, — а это нелёгкая борьба, и она может изнурять, и награждать болезненными ранами, и приводить на край гибели. И всегда найдутся те, кто будет недоволен тобою и враждебен к тебе, кому ты будешь стоять поперёк дороги или кому ты будешь неприятен потому, что ты не таков, как они. Любой твой правильный поступок может восстановить против тебя того, кто сам поступает неправильно; и такой может усмотреть в тебе опасность для себя и угрозу, — даже если тебе и не будет до него никакого дела. Для тех, кому мила противоестественность и кто желал бы возвести её в закон, и впрямь опасен тот, кто зиждит естественность, — ведь он несёт в себе благие законы, и он есть провозвестник их торжества. Во все времена было так, что поклонники всего дурного и противоестественного восставали на тех, кто радел о естественности и благе, и сражались с ними, и истребляли их, когда те не могли сражаться. В прошлом не раз были так истребляемы люди из Учения, — за то, что не желали жить по дурным и неправильным законам, установленным заблудшими или злонамеренными людьми. Поэтому я скажу и повторю: нужно быть столпом, опорой мира, и нужно иметь силу на борьбу с теми, кто вознамерится эту опору разрушить. Сил на всё это Природа дала нам достаточно; не надо только отнимать их у себя через неверие в них и потакание своим слабостям.
     12. Ты видишь, каков наш мир сейчас. В нём много всяческих зол, и боли столько, что, кажется, и сама земля под ногами кричит и плачет. Были в истории рода людей времена и более спокойные, а были и более страшные. Не ошибётся тот, кто скажет, что за последние две или три тысячи веков люди не особенно изменились. Но никогда прежде человечество не имело средств для того, чтобы истребить себя под корень, — а сейчас имеет; и в этом заключается первое великое отличие времени нынешнего от времён прежних. Второе же великое отличие заключается в том, что никогда прежде Учение не приходило в мир открыто, будучи предназначенным для всех. Поэтому времена нынешние — особенные; подобных им никогда не было и никогда не будет. Так же точно и в Учение никогда ещё не сходились прежние верные. Они приходят, и они видят время, когда род людей прикоснулся к своей гибели, но вместе с тем ступил на путь жизни. Теперь Учение уже не исчезнет; сие, однако же, не значит, что труд верных будет лёгок и безопасен. Люди всё так же падки на искушения и строптивы, и среди них, как и прежде, есть такие, которые готовы истреблять неугодных. И многие будут враждебны к Учению уже за одно то, что оно возвещает свою истинность; а ещё большее число — за то, что увидят в Учении угрозу всему противоестественному и дурному, кое столь мило их сердцу. Эти будут всячески поносить Учение и его последователей, станут преследовать их; и самые ярые недруги Учения будут даже уничтожать верных, если увидят к тому возможность. Я говорю: великая борьба предстоит. Для начала её и сходятся прежние верные. Они подобны отряду храбрейших и опытнейших воинов, идущему впереди войска, принимающему на себя первый удар неприятеля и сдерживающему его до тех пор, пока не подойдут остальные воины. Погибнув же, они возродятся вновь, — и будут возрождаться опять и опять, всякий раз прибавляя в опыте и силе. Вот подлинно бессмертные воины, которых нельзя одолеть! С ними сила Учения и Вечного Народа, — людей, бывших до них, и иных осознающих, единых с людьми через Учение, которое Эмере даровал и им тоже. И сила Природы тоже с ними; и с ними сила богов. Среди богов же наибольшую помощь могут они получать от Бога Правой Борьбы. В Учении бог сей имеет женскую ипостась и зовётся Атэной, Воительницей. О ней скажу особо.
     13. Истинные боги не требуют поклонения, и молитвы им не нужны. Однако же о них следует знать и помнить, дабы сила их имела в нас свободное течение. Особенно важно это в отношении тех богов, чьё содействие потребно людям в сознательно вершимых ими благих делах. Так Атэна, Воительница, помогает нам в борьбе. Но лишь в борьбе правой, — ибо ни один из богов не нарушает своего предназначения; такова и Атэна. Она видит в наших душах, — и потому обмануть её невозможно; она знает о каждом из нас, чисты ли его намерения, не лицемерит ли он. Мало того: она видит также, кто ошибается в своём стремлении к благу, а кто нет, — ибо подлинное благо ей ведомо. И она не поможет не только тому, кто криводушен, но и тому, кто заблуждается в своих стремлениях, — хотя бы он и искренне полагал их благими. Если некто борется за неправое дело, в заблуждении своём полагая его правым, он не получит её содействия. Вот поэтому никто не может воспользоваться её силой во зло, — ни намеренно, ни по ошибке. Тому же, кто подлинно борется за правое дело, она поможет. Однако же для должного течения её силы тоже нужно соответствующее русло. Она может больше помочь тому, кто знает и помнит о ней. Такой знающий сознательно открывает в себе русло для течения её силы; помня о Воительнице, он как бы протягивает ей руку, волею своею соединяет свою энергию с её энергией. И тогда сила её притекает быстрее и больше. К тому же, кто не знает о Воительнице или отрицает её существование, силе её пробиться трудно: энергия его не стремится к слиянию с её энергией, или даже отталкивает её. Не удивляйся тому, что даже одному из сильнейших богов не столь легко дотянуться до человека. Хотя в своём единстве со всем существующим мы имеем в себе и частицу Атэны, воля человеческая столь сильна, что через неверие или нежелание может запереть течение силы Воительницы в нас почти полностью; и незнание тоже может стать препоной. Человек сильнее, чем он сам думает; и он свободен в своём волевом вершении. Он способен открыть в себе великую мощь, и способен сковать её, словно бы цепями. Поэтому к одним сила Воительницы едва проникает, словно бы сочась по капле, к другим же может притекать стремительным потоком. Чтобы было так, нужно знать и помнить о Воительнице, и нужно бороться за подлинное благо. Борьба же твоя должна быть чистосердечной, — ибо ты можешь обмануть самого себя, но не Атэну, которая зрит в твоей душе.
     14. Может показаться, что быть чистосердечным перед самим собой нетрудно; однако же не всегда это так. Ум человеческий и душа не всегда идут в ногу. Бывает так, что ум уже понял нечто, и уже знает, что надлежит делать дальше, и знает, как это делать, — а душа ещё не осознала, и должных перемен в ней ещё не произошло. Так человек умом уже сделал шаг по пути, душа же осталась прежней; а он думает, что шагнула и душа. И когда ему встречается препона на пути, он обнаруживает, что сил на её преодоление ему недостаёт, потому что душа ещё не готова. Иной так может и разочароваться в себе; может счесть себя неспособным к избранному пути и сойти с него. Чтобы с тобою не случилось такого, будь внимателен к своей душе. Пусть твой ум говорит к ней, а не только копит знания в себе. К примеру скажу, что вот некто знает, что не следует делать чего-то; и пока нет прямого искушения, он полагает, что готов устоять против него. Когда же искушение появляется, сей человек обнаруживает, что душевных сил на то, чтобы устоять, ему недостаёт, — хотя и ум всё понимает, и совесть не молчит. Вот так можно обмануть самого себя. И произойти это может по-разному. Берегись подобного. Помни, что лучше признаться себе в своей временной слабости, чем разочароваться в себе и утратить веру в свои силы. Но помни также и то, что признание свей слабости нужно не для того, чтобы с ней примириться, а для того, чтобы вооружиться против неё и вернее изжить её. И для того, чтобы её изжить, прежде всего осознай, что ты способен на это. Если бы люди были неспособны преодолеть дурное в себе, их бы не было, — ибо Природа не стала бы порождать слабые и неспособные к благой борьбе существа. Вот что осознай: ты существуешь — значит, ты способен победить. Это так, — потому что первое не имело бы смысла без второго. В Природе же нет ничего бессмысленного, и всё имеет своё предназначение. И один из худших самообманов, которым человек может подвергнуть себя, это убеждение, что у него нет предназначения, или что оно подобно предназначению скота и состоит в удовлетворении простейших потребностей. Но ведь и существование скота на самом деле не бессмысленно, и в Природе оно играет свою роль, важную для Мироздания; и тем горестнее, когда человек отводит себе роль, ничтожную даже в сравнении с ролью скота. Ты знаешь, каково предназначение человека и какова его роль в Мироздании. Не допусти же, чтобы это знание оказалось таким, как сказал я выше, — таким, когда ум слышит и понимает, а душа глуха. Заглядывай в свою душу, воспитывай её через знания, чтобы она не отрывалась от ума. Берегись самообмана; будь честен с собою. Без этого не одолеешь пути.
     15. То обстоятельство, что ты прежде был в Учении, не обязывает тебя к тому, чтобы полностью посвятить Учению нынешнюю свою жизнь. К подобному нельзя обязать; в таких делах следует подчиняться влечению души. Природа дала тебе редкостную возможность быть у истоков великого дела и продолжить свой путь так, как это мало кому удавалось прежде; но одного лишь понимания для этого недостаточно. Здесь важно не только то, что ты понимаешь о себе, но и то, что ты понимаешь о мире. В пример приведу монарха. Если он понимает нечто только о себе, — понимает, что происхождение его высоко, что он полноправный монарх и властитель, — это может сделать его высокомерным и чванливым, алчным до власти и жестоким, желающим блага только себе и равнодушным к страданиям других. Но если он понимает и нечто о людях, об их бедах и нуждах, об общем благе и своём личном долге перед державой, то это может сделать его хорошим властителем, — добрым, справедливым и самоотверженным. И хоть ты не монарх, принцип сей справедлив и для тебя, и для каждого человека. Каждого может занимать только собственное «я», только собственные нужды и стремления, — или же нужды мира и людей, их благо. И этого нельзя навязать себе; ум может всё понимать, — но если в душе нет стремления к этому, значит, ты ещё не готов быть тем, кем ты можешь быть. Прежде всего ты должен понять, хочешь ли ты быть чем-то большим, чем простой последователь. Я знаю, что для тебя это возможно; однако же решает здесь твоё стремление. Суть же его должна состоять не в том, чтобы достичь высокого положения в Учении, но в том, чтобы иметь возможность сделать для мира и людей больше. А это, как и было сказано, определяется стремлением души. Если беды мира отзываются в тебе страданием, если чужая боль ощущается тобою как своя, если ты не можешь быть спокоен, глядя на то дурное, что творится вокруг тебя, — если всё так, то ты посвятишь себя трудам в Учении во имя всеобщего блага, и иного пути для себя не увидишь. Вот из чего надлежит тебе исходить, — а не только из того, что Природа подарила тебе особенное рождение. Воином передового отряда можно быть только тогда, когда ощущаешь к тому призвание. Тогда и особая сила, полученная тобою благодаря особым обстоятельствам твоего рождения, станет в твоих руках мощным орудием труда и борьбы, — таким, каким обладают немногие.
     16. Итак, постарайся понять о себе то, что тебе понять необходимо; а именно — что говорит тебе душа твоя о твоём пути. Может быть, сейчас ты ещё не сможешь отыскать в себе ответа на этот вопрос; может быть, душа твоя ещё не созрела для ответа на него. Время на поиски ответа у тебя есть, ибо ты молод, и находишься ещё в самом начале своего нынешнего пути. Но хотя время ещё есть, всё же не медли с поисками, — ведь найти нечто можно только если ищешь. Не откладывай поисков, ищи в себе. Ищи, — потому что однажды придёт день, когда твой путь потребует от тебя ответа. Помни об этом. Вы, возвращающиеся на путь Учения, имеете опыт, которого нет у других, и имеете силу, о которой я говорил, — и потому путь ваш требует более жёсткого определения, чем путь большинства других последователей. Так с более опытного всегда строже спрашивается; и он должен решить, могут ли другие рассчитывать на его опыт, умение и силу, или же всё это не будет пущено в дело. Сейчас ты можешь ещё не ощущать себя таким; но со временем то, что сокрыто в тебе от тебя же самого, будет раскрываться, и ты поймёшь, почему день выбора для тебя неизбежен. Пока же познавай Учение, мир и себя. Я буду помогать тебе в этом по мере сил и возможности. Так, то, что я сказал тебе в этом послании, необходимо тебе для понимания того, кто ты и каков ты. Ибо как можно определить путь, не зная того, кому предстоит идти по пути? А ты видишь, что ты не таков, каким представлялся себе прежде. Ты — Амсан, первый из возвратившихся; и к тому, что было в тебе от начала нынешней жизни и до сего времени, прибавляется то, что было ранее. И теперь ты уже новый человек, и тебе нужно познавать себя теперешнего. Это моё послание поможет тебе увидеть себя яснее. Я же теперь сказал всё, что намеревался сказать.

      Доброго пути.