III К ХАНТУРУ

Атархат — Хантуру

     Приветствую и желаю блага.

     1. Поистине, непросто то, о чём мы с тобою говорили. Надо думать, не однажды ещё кто-нибудь будет задумываться о том же: одни — из щедрости, другие — из жадности. И я хочу дать ответ и тебе, и им. Дарение вершится за один миг, — но перед этим дарителю надо выстроить его в своей душе, как строят хороший дом, который должен быть удобным, прочным и не уродливым; и не должно быть так, что строили его для человека, а живут в нём одни лишь крысы. Когда ты даришь что-то другому человеку, то даришь прежде всего душой, затем — умом, и уже потом — руками или языком. Поэтому нет никакого закона относительно того, что дарить, кому и в каких случаях. Какому закону под силу заставить душу чувствовать так или иначе? Ты видишь, что среди окружающих тебя людей принято делать друг другу подарки по многим поводам. Это — не закон, а обычай; и как всякий волен держаться того или иного обычая, принятого где-либо, так же свободен он и в том, чтобы измыслить для себя какой угодно новый обычай. И может статься, что после найдутся такие, которые будут держаться этого вымысла, почитая его непреложным для себя законом. Прав же будет тот, кто во всяком своём деле, малом ли или великом, станет руководствоваться не обычаем, который появился по чьему-то произволу, и может быть пуст или же вредоносен, и исчезнет по произволу же, а необходимостью души и разума. И в дарении такой подход важен весьма, — ибо оно имеет прежде всего моральный смысл, и уже потом, в гораздо меньшей мере, — смысл материальный. Это справедливо для всякого дарения и всегда; тем более это справедливо и важно для того дарения, о котором шла речь у нас. И теперь, не углубляясь в детали относительно дарения вообще, я разъясню то, что касается дарения чего-либо учеником своему Учителю.
     2. Итак, ни закона, ни обычая в сём деле искать не следует. Основания же, которые следует ставить в основу такого дарения, проистекают из особенностей отношений ученика и Учителя, следовательно — из тех плодов, которые приносит Учение в душах и умах людей. Не будь Учения — не было бы ни Учителя, ни ученика. Их отношения обусловлены Учением; и в нём же следует искать корень тех движений души и ума, которые могут быть причиной дарения, о котором я говорю. Это значит, что есть по меньшей мере два основания для такого дарения: одно основание — для души, второе — для разума. А истоки их обоих лежат в осознании учеником того, чем для него является Учитель. Что такое Учитель для ученика, доходчиво разъяснено в текстах. Но ведь то, что должно быть, и то, что есть, — далеко не всегда есть одно и то же, что весьма прискорбно. Согласно текстам, и на самом деле, Учитель для ученика — буквально всё. Это так, — ведь Учитель дарует ему Истину: а значит, он дарует ему избавление от иллюзий, исцеление от безумия и пороков, подлинную жизнь, смысл и цель существования. Он превращает ученика в подлинного человека, являет ему его самого и всё Мироздание. Ученик существует как личность только благодаря Учителю. Поэтому Учитель для ученика равнозначен Мирозданию, в котором и благодаря которому ученик существует. Так есть, — и ученику надлежит понимать это. Однако же бывает так, что ученик не понимает этого, — ведь «знать» не всегда значит «понимать» и «чувствовать». Так, можно быть учеником по поступкам, но не быть им по осознанию. Такой ученик — ещё не вполне ученик, хотя и называется им. Тут видно, что движения его души едва ли в должной мере отвечают естественности, — и потому основания для дарения чего-либо Учителю могут проистекать скорее из одного лишь его разума. Однако этого недостаточно. Это всё равно что спасти человека от гибели не по влечению души и совести, но лишь по сухому пониманию того, что человеку лучше жить, чем умереть. Поступок этот сам по себе правилен, — ведь человек спасён, и поступить иначе было нельзя. Но нужно ещё, чтобы от благого деяния стал лучше и тот, кто его совершил. А станет ли он лучше, если душа его молчит? Ведь и собак учат спасать людей. И разве не горестно то, что человек, свершивший столь великое благо, при этом может оказаться в осознании поступка своего немногим выше собаки? Хотя нельзя не спасти гибнущего, но всё же лучше для спасителя, если он сделал это не только потому, что так надо, но и потому, что душа его хотела этого, — хотела до боли и крика. Так должно быть во многих поступках; и в дарении тоже: в особенности — в дарении Учителю. Тем паче, что если один — не совсем ученик, то другой тогда — не совсем Учитель. А если так, то и дарение сему последнему чего-либо как Учителю будет стоять на грани лжи. А подобного следует избегать, сколь возможно.
     3. Я говорю, что в таком деле ученику следует прежде прочего повиноваться своей душе, и уже после — разуму. Ведь если разум дарит, а чувства жалеют о даримом, то что доброго из этого выйдет? Дарение должно доставлять радость самому дарителю; если же оно причиняет боль, то не скажется ли эта боль на всех его чувствах? Не породит ли она в нём обиду, зависть или иное подобное? Поистине, если душа не готова дать что-то, то и неизвестно доподлинно, чем в ней отзовётся это дарение. Наконец, плохо, когда человек вершит что-то не в гармонии с самим собою. Наилучшее вершение есть то вершение, в котором в гармонии слиты смысл, осознание, стремление и действие. Они подобны потокам, которые должны слиться в один поток и течь в одну сторону, чтобы им хватило сил достичь цели. А если который-нибудь из них будет течь вспять прочим, то достигнут ли они цели? Если же достигнут, то будут ли они тем, для чего эта цель предназначалась? Не осквернят ли они её собою; не обернутся ли они ядом потому, что в них не окажется всего того, что непременно должно быть в сказанном едином потоке? Так и в дарении. В нём непременно должно быть единство смысла, осознания, стремления и действия; и в сём случае стремление должно быть основой для прочего. Даритель может ясно понимать, в чём смысл дарения и в чём его практическая необходимость, если таковая имеется. Но если в душе он не хочет дарить, то тогда и сам этот поступок будет ущербным, ибо не будет содержать в себе единства четырёх сказанных потоков; в нём не будет гармонии вершения. Из такого неполного в благе поступка может проистечь что-нибудь недоброе прежде всего для самого дарителя. Для того же, кто получает дар, это в некоторой степени оскорбительно, потому что выходит, что даритель страдает по его вине, — тогда как на самом деле он ни в чём не виноват. И разве хочет Учитель быть причиной страданий для своего ученика? Кроме того, ему самому больно, когда между ним и учеником что-то происходит не так, как должно происходить. Итак, я повторяю, что по ряду важных причин дарение чего-либо учеником Учителю не должно вершиться, если оно не основано прежде всего на движении души дарителя. О тех обстоятельствах, в которых это всё же бывает допустимо, я скажу несколько далее.
     4. Основой для движения души, о котором я говорю, вернее прочего может быть благодарность. Поистине, если ученик не благодарен своему Учителю за всё то, что сей последний для него сделал, то тогда можно было бы подумать, что он вовсе не имеет души. Однако же ты знаешь, что на деле ученик не может ничем воздать своему Учителю, и не сможет воздать никогда, — ибо чем можно заплатить тому, кто подарил тебе всё Мироздание и тебя самого? Притом платы Учитель никогда и не потребует. Но если ученик благодарен Учителю, то он всегда будет желать что-нибудь сделать для него. Лучшее, что может он сделать, — это следовать наставлениям Учителя, должным образом держаться его учения, чтобы труждания Учителя не оказались напрасными. Так, ученик отчасти воздаёт Учителю тем, что придаёт его труду смысл, — в то же время через себя делая мир лучше. Он может — и, по совести, должен — содействовать Учителю в его труде на благо людей и мира; содействовать в меру своих сил и разумения. Но и к этому Учитель его принуждать не будет, — ибо дело совести есть дело совести. Если ученик благодарен своему Учителю, и при этом желает людям и миру добра, — он будет поступать так; если же нет, — значит, он плохой ученик. Подлинная благодарность не имеет пределов. Это значит, что кроме сказанного — следования учению и помощи в трудах — ученик может желать из благодарности сделать для Учителя ещё что-нибудь. К примеру, он может желать дать что-нибудь Учителю в дар. Это и есть та основа движения души для дарения, о котором я говорю. Но если следование учению для ученика есть вообще основа всего, а помощь Учителю неизбежно вытекает из стремления принести пользу людям и миру, то для дарения столь непременных причин и оснований нет. Тем более, что это может ещё иметь вид платы, которой быть никоим образом не должно. Поэтому дарение чего-либо Учителю может иметь весьма неприглядный облик и быть едва ли не оскорбительным для него. А что хорошего в том, что делается так? Об этом следует помнить.
     5. Итак, благодарность есть первая и важнейшая основа для того дарения, о котором идёт речь. Но нужно, чтобы это побуждение было чистым. Иначе говоря, оно не должно быть смешано с желанием какой-либо личной выгоды. Если ученик дарит что-то Учителю, при этом исходя из стремления решить или устроить что-то для себя, то тогда выходит, что он желает добра не Учителю, а себе. Такое дарение есть акт эгоизма; а благодарность есть лишь предлог для него, — не более чем маска. Подлинная благодарность имеет средоточие в том, кому дарят, а не в том, кто дарит. Тем паче гнусно, когда ученик, совершая дарение, ожидает от этого для себя неких материальных или же любых других выгод. Вместо того чтобы осознать, сколь многим он уже обязан Учителю, и что долг этот есть долг подлинно неоплатный, такой даритель хочет получить ещё что-то. Имя такому дарению — торг. Благодарности в нём нет и следа. И если этот даритель имеет в виду получить взамен даже нечто не материальное, — к примеру, доброе мнение о себе, — и даже не от Учителя, а от стороннего человека, то это всё равно есть тот же торг, движимый отнюдь не благодарностью, а эгоизмом. Так, даритель в своём поступке не должен исходить из себя. Можно сказать, что не он должен повелевать благодарностью, а она — им. Она должна быть потоком, уносящим его; потоком, в котором думать о своих выгодах уже невозможно. Если благодарность не такова, то тогда это — не благодарность. Тогда и основы в душе для дарения нет; и тогда само это дарение есть обман и фарс. И тот, кто намеревается дать что-то Учителю в дар, прежде должен досконально разобраться в своих чувствах, чтобы не обмануть ещё и самого себя и не поступить оскорбительным для Учителя образом. И хотя по сути он оскорбит не Учителя, а самого себя, — всё же и этого быть не должно, потому что оскорбление всегда есть непотребство, и из него непременно проистекает дурное, вне зависимости от того, кто оскорблён и кем. И разве можно сказать, что благу научается тот, кто через такое дарение служит эгоизму и лжи? Разве он — ученик? Разве он — достойный человек?
     6. Я сказал, что в душе основанием для дарения чего-либо Учителю является благодарность. Вторым же, умственным основанием для этого дарения является понимание того, что Учитель сумеет распорядиться даримым лучше, чем сам даритель. Ты видишь, что исток такого дарения скорее практичность, нежели чем чувства. Однако же практичность эта непременно должна следовать за благодарностью, дабы в гармонии чувств и ума дарение было подлинным благом. Практичность же эта вот что такое. Подлинный ученик признаёт мудрость Учителя и знает, что Учитель сумеет найти для вещи или чего-либо иного лучшее применение, чем мог бы найти он сам. Здесь видно, что помехой для такого дарения может явиться прежде всего гордыня. Если ученик считает Учителя глупее себя, то тогда, конечно, он не признает, что Учитель сумеет лучше распорядиться чем-либо, — и тогда практичнее будет как раз ничего не дарить ему. Но тогда это и не ученик, — ибо может ли он учиться у того, кого считает глупее себя? Настоящий ученик безоговорочно признаёт превосходство Учителя в знаниях и в понимании того, что и каким образом должно быть употреблено. Так, само отсутствие гордыни против Учителя во всякое время даёт ученику основание дать что-нибудь в дар Учителю. Исключение может составлять лишь нечто такое, что имеет сугубо специальное применение, — к примеру, инструмент какого-нибудь ремесла, или иное подобное, в применении чего Учитель не сведущ. Однако же и здесь может статься так, что Учитель передаст этот дар тому, кто сведущ в его применении и нуждается в нём. Здесь хочу сказать и подчеркнуть особо, что признание умственного приоритета Учителя само по себе ещё не есть причина для дарения. Оно может быть скорее поводом (вкупе с благодарностью) и основанием для дарения, — но никак не причиной его. Если бы оно было причиной, то тогда дарение превратилось бы в обязанность ученика по отношению к Учителю, — а этого быть не может и не должно. Причиной может быть только желание дарителя, — желание, основою которого как раз и является благодарность. Поэтому я говорю и повторяю вновь, что без основания в душе не может быть того дарения, каким оно должно быть, если оно вершится.
     7. Наилучшее основание для дарения появляется тогда, когда ученик хочет хотя бы как-то выказать Учителю свою благодарность, и при этом понимает, что дар его ещё и полезен, — особенно в руках Учителя. И нетрудно понять, что дарение это нужнее тому, кто дарит, чем тому, кто получает дар. Хотя ученик даёт что-то Учителю, на деле он всё же удовлетворяет свои чувства, а не потребности Учителя. От эгоизма в сём случае ученика уберегает только то обстоятельство, что он действует не из расчёта, а по влечению души. Однако же бывает так, что прежде возникает необходимость, — и уже из неё проистекает движение души. Это то, о чём я обещал сказать особо: когда допустимо дарение, не проистекшее из стремления души. К примеру, ученик видит, что Учитель нуждается в чём-то, что мог бы дать он. Или он знает, что кто-то другой нуждается в том, что мог бы дать он, — и тогда, если он не может передать это лично, он может дать это Учителю, зная, что тот употребит данное на благо сего нуждающегося. Или ученик может дать что-то, зная, что Учитель сам отыщет того, кому это необходимо. Иначе говоря, это есть помощь Учителю или помощь другим через Учителя. Такая помощь может вершиться и не по стремлению души, а по простому пониманию того, что нужно помочь нуждающемуся. Однако же очевидно, что и в этом случае движение души будет присутствовать, — ибо как не хотеть помочь нуждающемуся? Это движение души будет вторично по отношению к практичности, — но оно непременно будет. А если оно всё же не появится, то весьма вероятно, что даритель будет жалеть о том, что он отдал. Такое дарение оправдано только тогда, когда даримое необходимо для спасения кого-либо или для другой столь же жизненно важной цели. В прочих же случаях лучше не дарить, если дарится не от сердца; а тому, кому такой дар предназначается, лучше его не принимать.
     8. Ты видишь, что есть два основания для дарения чего-либо Учителю: благодарность и необходимость. Если такое дарение совершается, то лучше, чтобы для него были оба эти основания, — и при этом благодарность главенствует. Она важнее потому, что она есть как бы зеркало отношения ученика к Учителю. Если ученик не испытывает столь глубокой благодарности, то это может значить, что на деле он не считает Учителя подлинным своим Учителем, или же не понимает, чем ему обязан. В первом случае вообще не может идти речь о дарении Учителю, — ведь сего последнего по сути нет, и дарение такое обращается в ложь. Во втором случае выходит, что ученик не увидел, что он получил что-то от Учителя, или не понял, насколько драгоценно то, что Учитель дал ему. Это значит, что он не понял Учения, и настоящим учеником не стал. Здесь снова не может быть дарения Учителю, — потому что дарит не ученик, а неведомо кто. Так, чувство благодарности как бы удостоверяет, что это — действительно Учитель и ученик. А если так, то и практичности дарения есть на что опереться, — ведь Учитель при его мудрости всегда найдёт хорошее применение подарку. Крайняя же необходимость в дарении, — спасение кого-либо через дар и прочие подобные ситуации, — по сути, не знает различий в людях: разве важно, Учитель или не Учитель тебе тот, кому ты помогаешь? За исключением особых случаев, примеры которых привести едва ли возможно по причине непредсказуемости разнообразных и сложнейших жизненных ситуаций, приоритет Учителя в получении «даров помощи» может состоять только в том, что ученик готов помогать другим людям через него вследствие своего безграничного доверия ему. Здесь Учитель — лишь распорядитель даров, на деле предназначенных не ему. Ясно, что даритель не желает, чтобы дары его пропали зря или были расхищены: поэтому он не доверит их сомнительному лицу. А в ком ученик может быть уверен больше, чем в своём Учителе? И если ученик понимает, что такое Учитель, то он благодарен ему и доверяет ему; и он может спокойно передать Учителю что-либо, даже и не зная точно, как Учитель употребит его дар, — но зная, что дар этот будет употреблён надлежащим образом. Если дар даётся для помощи кому-то, кто неизвестен самому дарителю, — так и будет; если он даётся для помощи какому-либо делу, в котором сам даритель смыслит мало или вовсе ничего, — так и будет. Но уверенность в том, что так и будет, возможна лишь тогда, когда даритель понимает, что такое Учитель. А значит, должно быть и стремление души дать дар. Отсюда видно, что и те, кого ты не знаешь, могут получить от тебя помощь уже только потому, что ты хочешь как-то выразить свою благодарность Учителю. Это — наилучшая ситуация в дарении: есть и порыв души, и практические причины; всегда есть практический смысл в дарении, — ведь какой-нибудь человек или какое-то благое дело обязательно нуждается в помощи; нет эгоизма ни со стороны ученика, — ибо он отдаёт что-то, не получая никаких ответных выгод, — ни со стороны Учителя, — ибо то, что он может взять, он берёт не для себя; оба — и ученик, и Учитель — помогают друг другу сделать доброе дело. Вот такое дарение есть самое лучшее дарение. Здесь и нельзя сказать, что ученик даёт Учителю плату за его дело. Однако же даже такое дарение не должно и не может быть вменено в обязанность ученику. Он даёт нечто только тогда, когда хочет дать. Ведь и необходимости не увидишь, если не захочешь её увидеть. Следовательно, всё опять и вновь, как к истоку, приходит к стремлению души, к чувству благодарности.
     9. Ты видишь, что у дарения, о котором мы говорили, может быть немало ликов, которые, однако же, в истоках своих непременно должны сходиться к двум основам. Дарение чего-либо Учителю должно быть из благодарности (следовательно, бескорыстно) и для пользы (следовательно, не бессмысленно). Что же до того, насколько уместно это дарение как таковое, то я повторю, что оно не есть нечто обязательное или то, что непременно необходимо Учителю. Ему нужно, чтобы труд его и жизнь не пропали зря, а не подарки. Он ничего не попросит, — разве что будет жизненно нуждаться в чём-то, или для кого-то, кто нуждается. Но и в этих случаях он обратится с просьбой как человек к человеку, а не как Учитель к ученику. Так, дарение не необходимо; и оно зависит от того, хочет ли ученик дать нечто и хочет ли Учитель принять дар. О желании ученика сказано уже немало: если оно есть, то оно есть. Но если так, то от Учителя зависит, состоится ли дарение или нет. В конечном счёте решать ему. И может быть множество причин, по которым он не примет дара. Прежде всего то, что дар от ученика скорее нежелателен, чем желателен; даже вследствие самой специфики отношений Учителя и ученика дарение это может выглядеть нехорошо. Затем, Учителю не хочется лишать ученика чего-то. Затем, он может не вполне ещё быть уверен, что это — подлинный ученик. Затем, он может подозревать, что ученик, делая подарок, имеет в виду некую корысть, или просто хочет избавиться от того, что ему не нужно. Затем, он может знать или подозревать, что даримое попало к ученику недостойным путём. Затем, он может видеть, что дарение это не имеет смысла. Затем, он может знать или предполагать, что дарение это принесёт кому-то вред. И много ещё может быть очевидных причин для того, чтобы Учитель не принял дара. Кроме того, могут быть очевидные или неочевидные причины, по которым Учитель не может принять именно этот дар, или именно от этого человека, или именно в этот момент. Причин этих может быть столько же, сколько жизненных ситуаций. Поэтому пусть ученик сознаёт, что у Учителя могут быть веские причины не принять его дара, и что этих причин Учитель объяснять не обязан. И если Учитель не принял дара, а ученик счёл, что Учитель неправ, и обиделся, то это значит, что он не доверяет Учителю полностью, оспаривает правильность его решений и поступков, — а значит, не является подлинным учеником. В таком случае Учитель был вдвойне прав, не приняв дара. Учитель может требовать от ученика объяснений относительно того, почему он хочет сделать ему подарок, и так далее, — а ученик не может требовать от Учителя объяснений относительно того, почему он не принимает его дара. И ученик должен позаботиться о том, чтобы его дар был уместен по обстоятельствам, не выглядел двусмысленно или глупо, был полезен и не причинил Учителю каких-либо неприятностей или неудобств. Едва ли нужно объяснять специально, что подарок не должен причинить огорчения. Если Учитель не принял подарка и при этом ничего не объяснил, ученику следует задуматься над тем, что он сделал не так, или что неладно в его подарке или в нём самом.
     10. Всё, что я сказал, следует хорошо понять и тебе, и прочим, кто может стать или уже является учеником. Важно понимать, что отношения Учителя и ученика есть отношения совершенно особенные сами по себе. К ним нельзя подходить с обычными мерками, — касается ли дело дарения или чего-либо иного. Необходимо вникнуть в суть этих отношений, — и тогда поступки ученика будут естественным и гармоничным образом укладываться в рамки должных правил, и ему будет легче отыскать верный путь для любого своего поступка. Так, что касается дарения, то из вышесказанного видно, что дарение чего-либо Учителю не только не обязательно, но и скорее нежелательно, чем желательно. От ученика требуется не умение делать подарки, а следование Учению, почтительность к Учителю и внимание к его наставлениям и к его личному примеру в поступках. Если же дарение всё-таки вершится, то нужно помнить, что наилучшая его форма — это дарение чего-либо Учителю ради других или ради какого-либо достойного дела (что, по сути, одно и то же). Следует стараться ограничиваться именно таким дарением. Здесь хочу ещё добавить следующее. Конечно, ученик должен быть готов отдать Учителю что угодно, — от мелкой безделушки до своей жизни. Если же нет, то тогда душа его не знает подлинной благодарности, и даже Истине трудно будет тронуть такую душу. Но такая готовность отдать всё есть скорее необходимость принципиальная, нежели чем практическая. Она важнее для ученика, чем для Учителя, который всё равно никогда этого не потребует. Так, ученик должен быть готов отдать всё, — в то время как от него не требуют вовсе ничего. Это потому, что на самом деле дарующая сторона — Учитель, а не ученик. Важно не материальное благополучие Учителя, а благополучие души ученика; именно поэтому нужно, чтобы душа ученика могла подвигнуть его в том числе и на то, чего практически может никогда и не потребоваться. Что может душа человека, то может человек; что человек способен сделать, то он словно бы уже сделал, — даже если физически делать этого и не пришлось. Хорош не тот, кто отдал что-то через нежелание отдать, а тот, кто готов отдать в любой момент и с радостью. Таким должен быть ученик. Что же до благосостояния Учителя, то здесь допустимо дарение лишь в той степени, в какой это может помочь ему лучше делать своё дело. Приведу простой пример: едва ли Учитель сможет отдавать много сил другим, если сам голодает; и со стороны ученика, бесспорно, будет правильным и необходимым сделать всё возможное для исправления столь бедственного положения Учителя. Но и это, как несложно понять, в конечном итоге делается не только для Учителя: помогая Учителю таким или подобным образом, ученик помогает ему делать что-то для других, — ибо придаёт ему силы и даёт возможность вершить благо. Итак, помни, что делать добро даже одному человеку надо так, чтобы из твоего вершения проистекало добро для всех. Стараясь жить так, ты не поступишь недостойно ни в дарении, и ни в чём другом, — ибо поступки твои будут поступками не только настоящего ученика, но и подлинного человека.

      Доброго пути.