О ГОРДЫНЕ

Атархат — своим последователям

     Приветствую и желаю блага.

     1. Эти слова пишу в предостережение вам и в наставление. На свете есть много зол, коих надо беречься; одни грозят человеку извне, другие — изнутри его самого. И вторые часто столь прихотливо переплетаются с первыми, что разделить их невозможно. Одно из внутренних зол — гордыня; о ней хочу сказать вам сейчас. Эти слова мои обращены ко всем вам равно; пусть никто из вас не думает, что некий его дурной поступок побудил меня сказать их. Гордыня одинаково опасна для всех, и каждому надлежит знать, что она такое, помнить о ней и её беречься. Она была до вас и будет после вас; умрут и правнуки ваших правнуков, — а она всё так же будет опасна для людей, словно недуг, который никак не удаётся вывести под корень. Поэтому я говорю не только для вас, но и для тех, кто будет после. И пусть никто из верных не пренебрегает этими моими наставлениями, — ведь гордыня может расцвести своим дурным цветом в любом из них. Да, в любом, — будь то юнец или старик, мужчина или женщина, будь это тот, кто только ещё начинает свой путь в Учении, или тот, кто прошёл уже много и успешно. И если кто скажет: «Во мне не может расцвести гордыня», то это будет верным признаком того, что она не только расцвела в нём, но уже и плодоносит. Посему пусть каждый из вас, нынешних и будущих, принимает мои слова как обращённые к нему лично. Если не принимать их так, то они не свершат того, для чего предназначены.
     2. Думал ли кто из вас, что такое гордыня, пытался ли понять это? А она вот что: она есть предпочтение себя другим. Такова самая её суть. Но суть эта не так проста, как может казаться, и корни её уходят глубже, чем мнится. Обычно гордыней зовётся сугубое вознесение себя над другими; но сие есть лишь часть её, более всего бросающаяся в глаза. И ведь не всякий гордец возносит себя сознательно; есть немало таких, которые даже не думают о вознесении себя, и даже не замечают этого, — но всё равно грешат гордыней. Это потому, что она проистекает из глубин человеческой души, и не нуждается в разуме для своего роста и расцвета. Сознательные гордецы — это те, кто дошёл до крайней степени гордыни. Они подобны душевнобольным, в коих болезнь достигла высшей своей силы и помутила разум. Но о них скажу позднее. Теперь же хочу ответить тем из вас, кто удивится тому, что гордыня гнездится в глубинах души. Ведь многие полагают, что душа всегда хороша и чиста, что в ней не может таиться ничего дурного, и что дурное, живущее в человеке, — это стороннее для души, не её часть. На деле же не так. Душа каждого человека — это то, что он есть. А вам известно, что нет людей совершенных, не имеющих в себе совсем ничего дурного. Когда человек становится таким, он перестаёт быть человеком, утрачивает не только плоть материи, но и плоть энергии, и переходит в мир Духа. Всем нам предстоит это, — но прежде каждый из нас должен ещё преодолеть надлежащий путь. А до тех пор мы имеем в душах своих то, что имеем: и доброе, и дурное. Ведь душа — это нутро человеческое, совокупность чувств, мыслей, качеств, добродетелей, пороков, желаний, умений, стремлений, и ещё многого иного. Она есть поместилище человеческой личности, — и при этом совершенствуется трудами самого же человека. Я уподоблю её груде доброго зерна, перемешанного с плевелами. И дело человека — отобрать и выбросить плевелы, доброго же зерна накопить побольше. Но коль скоро плевелы не все ещё выбраны, то и нечего удивляться, когда из души приходит нечто дурное. Так и с гордыней.
     3. Поистине, она — один из худших пороков, и многие другие пороки произрастают из неё, как из единого корня, и питаются ею, обретая от неё свою силу. И сама по себе она весьма сильна. Это потому, что она есть не просто порок, но некое более глубинное свойство, в прямом пороке — сознательном вознесении себя над другими — имеющее лишь высшее своё проявление. Свойство же это, как я и говорил, есть предпочтение себя другим. И в самых своих истоках свойство это ещё не является прямым злом; оно есть ни что иное, как часть того инстинкта, который велит нам выживать, и который заложен в нас самой Природой. Для того, чтобы выжить, бывает необходимо предпочесть себя кому-то или чему-то. Предки наши, вступая в схватку с хищным зверем или убивая какое-нибудь животное ради своего пропитания, предпочитали себя ему и как бы говорили: пусть это существо умрёт, чтобы я мог жить. То же и в борьбе с врагом-человеком: не предпочтя себя ему, нельзя победить; а поражение весьма часто означало смерть. Так предпочтение себя другим помогало выжить. Да и сейчас разве иначе? Люди до сих пор нападают на людей, посягают на жизнь и свободу друг друга. И то предпочтение себя другим, которое помогает противостать агрессии, — это ещё не гордыня, но часть здорового инстинкта, помогающего выжить. Но ведь тот, кто нападает, кто ради своих выгод хочет лишить другого жизни или силою подчинить его себе, он тоже движим предпочтением: он предпочитает себя тому, на кого нападает. И вот сие уже есть гордыня, — порок, порождающий зло. Вы видите: здоровое предпочтение необходимо также и для защиты от тех, в ком оно переродилось в порок. Но я скажу вам, что иной раз бывает весьма непросто различить здоровое предпочтение и гордыню; весьма тонка и зыбка граница, разделяющая их. А бывает и так, что они как бы сливаются в одно; это бывает тогда, когда нельзя определить, что же справедливее, — предпочесть себя или другого человека. В сём случае лучше предпочесть другого себе. Лучше обделить себя, чем дать в себе пищу гордыне. Так если и утратишь некие блага, то взамен обретёшь благо в своей душе. Вот что верно: для того, чтобы отличить здоровое предпочтение от гордыни, нужно уметь видеть справедливость. А умение это есть одно из лучших человеческих качеств, и достигается оно через упорный и самоотверженный труд в себе. Далеко не каждый им обладает; и часто именно из-за недостачи сего умения люди переходят границу между здоровым предпочтением и гордыней.
     4. Так чувство справедливости есть верное средство от гордыни. Сама же справедливость есть одно из величайших проявлений принципа естественности. Здоровое предпочтение естественно; поэтому оно хорошо сочетается со справедливостью. Но вам известно, что естественное имеет свойство переходить в противоестественное, если утрачена мера естественности. Тогда вместо блага рождается зло. Природа определила должную меру для всего; и нетрудно понять принцип, по которому превышение меры превращает доброе и полезное в дурное и опасное. Так огонь, согревающий озябшего, причинит ожог, если приблизиться к нему больше, чем необходимо; так самая добрая пища, если злоупотребить ею, станет бедой для желудка. Так и с гордыней: она есть здоровое предпочтение, утратившее свою естественную меру. Верно то, что в простейшем своём выражении предпочтение это свойственно и животным. Оно и для них является частью инстинкта, помогающего выживать. Не будь его, хищник не охотился бы, а травоядный не спасался бы и не защищался бы в отчаянии; и самцы не соперничали бы за самок и за угодья для прокорма. Вы видите, что здоровое предпочтение важно и для самой эволюции. Но у животных в сём отношении всё много проще, — ибо от них не требуется понимать происходящее. Для людей же, с их разумом, свободной волей и многоразличным вершением, назначена иная мера естественности. Человек способен понять, сколь драгоценен всякий другой человек; к тому же и жизнь человеческая, и дела человеческие весьма многообразны. Жизнь животного я уподоблю проведению прямой линии; жизнь человека — созданию сложной картины с изобилием образов, форм и красок. Потому и справедливость у человека иная, много более сложная, чем немудрёная справедливость животного. То, что для животного естественно, для человека может быть противоестественно. Здесь же, к слову, предостерегу вас от одной из опасных ошибок. Некоторые призывают жить и поступать так же просто и естественно, как животные. Простоту эту они почитают благородною, а естественность её для человека не ставят под сомнение. На деле же человек не может и не должен жить и поступать как животное с его простой мерой и справедливостью. Иной раз, впрочем, сие бывает уместно, — ибо есть принципы, общие для людей и животных. Но надо уметь понимать, когда это уместно, а когда нет. И чтобы понимать это, нужно немало знать жизнь и человеческую сущность. Если бы человеку во всём подходили принципы жизни животного, он не был бы человеком. Не соблазняйтесь же бездумным уподоблением человека животному. Простота сама по себе ещё не есть мера естественности; да и простота у человека иная, нежели чем у зверя.
     5. Здоровое предпочтение человеку необходимо, как и животному, — но принцип проявления его у человека иной. Зверь прежде всего заботится о себе, после — о своих детёнышах, и лишь после — обо всей своей породе. Для человека естественно иное. Прежде он заботится обо всём роде человеческом и о других людях как таковых, — и лишь потом он заботится о себе. Это для него естественно. Многие скажут, что это весьма трудно и, может быть, даже вовсе невозможно. Я же скажу: это возможно. А что трудно, — так ведь и впрямь трудно быть человеком. Быть бездумным и ничего не создающим животным куда легче. И те, кто призывает к животной простоте, делают это потому, что боятся великого труда быть и оставаться людьми. Они готовы принять бездумье звериного существования, потому что не хотят трудить свой разум и свою совесть; они готовы принять жестокость звериного мира, потому что боятся труда, который нужен для того, чтобы сделать лучше мир людей. И они, подобно зверям, ставят своё собственное благо, часто вкупе с благом своего потомства, превыше всего. А подлинный человек не таков. Он радеет обо всём мире и обо всех людях. И он сознаёт то, чего не сознаёт животное: он сознаёт, что малая жизнь существует в великой, подобно тому, как капля существует в океане. И он понимает, что малая его жизнь не может и не должна быть предпочтена жизни великой. Он сознаёт, что другие люди, каковы бы они ни были, равны с ним в своём праве на жизнь и благо, и что предпочитать им в этом себя было бы несправедливо. Более того: для человека естественно предпочитать в этом других людей себе. Зверь — и тот иной раз жертвует собою ради своих детёнышей и ради своей стаи или стада; для человека же естественно поступать так ради любого другого человека, даже и незнакомого, и ради всего мира. Принцип самопожертвования для человека несравненно шире, нежели чем для животного, — ибо человек может объять мыслью и зрячим чувством то, что недоступно животному. Предпочитать других людей и мир себе — один из тех великих благих принципов, которым следует подлинный  человек. И соблюдение сего принципа дарует человеку столь великое продвижение в духовном восхождении, которое недоступно животному. Такова естественная взаимосвязь: человеку дано неизмеримо больше, чем животному, и потому жизнь его много сложнее, — но зато благим плодом всего этого является духовное совершенствование, посильное и доступное только осознающему.
     6. И вот что необходимо понимать: человеку дано столь многое ради великого блага, — но при торжестве противоестественности великое благо превращается в великое зло. Человек зиждит собою род людей и мир, — но человек же может их и уничтожить. Ответственность его велика; и он должен уметь жить так, чтобы жизнь его была тем, через что зиждится жизнь рода людей и всего мира. А это невозможно, если предпочитать себя людям и миру. Это возможно только если умеешь предпочесть их себе. Тогда во благо им пойдёт и твоя жизнь, и твоя смерть. И вредоносность гордыни заключается в том, что она понуждает поступать обратным образом: зиждить своё существование, отнимая у людей и мира всё, что хватает сил у них отнять. Это есть форма гордыни как предпочтения себя другим. Такую гордыню именуют эгоизмом. Каждый знает, что такое эгоизм; он справедливо почитается тяжким пороком и осуждается. Но в то же время он, в большей или меньшей степени, свойствен всем людям. Одни неустанно борются с ним в себе и изживают его; другие следуют его зову в определённых делах или при определённых обстоятельствах, и сами этого стыдятся; третьи берут его себе за принцип, следуют ему во всём и называют глупцами тех, кто так не поступает. Сколько обид, зла и горя причинил и причиняет людям эгоизм! Полагаю, что каждый из вас так или иначе испытал это на себе. И полагаю также, что каждый из вас усматривал эгоизм в себе, ужасался и стыдился его. Да: он — одно из порождений гордыни. Ведь эгоизм есть то же самое предпочтение себя другим. А это означает поставление себя над другими, поставление своих нужд и потребностей над чужими нуждами и потребностями. Я назову эгоизм немой гордыней, ибо эгоист может и не превозносить себя над другими ни открыто, ни даже втайне, и может даже вовсе не считать себя лучше других, — но поступает он при этом так, словно превозносит себя над другими, и словно он достоин большего и лучшего, нежели чем они. Любовь к людям и заботу о них он считает признаком скудоумия; и если любит кого-то и заботится о ком-то, то лишь о своих ближайших. Вот вам и человек, живущий по принципам животного. Даже не превознося себя над другими, он только берёт от людей и мира, и не желает ничего им давать. Такие подобны вредным жукам, грызущим живое дерево — сиречь наш мир — и оставляющим за собою лишь негодную труху.
     7. Совокупно с эгоизмом от гордыни порождаются и питаются многие иные пороки и дурные качества. Все они, как из единого корня, произрастают из предпочтения себя другим. Такова верная спутница эгоизма — жадность. Жадный не даёт другому то, что мог бы дать; а иной раз ещё и отбирает у того его достояние. Жадный гребёт под себя то, до чего может дотянуться; и бывает, что накопит столько, сколько ему и не нужно, — и всё же не даст ничего другому. Весьма многих обездолила чужая жадность, и весьма многих она лишила помощи; и немало людей она вовсе погубила. Жадность, корыстолюбие, алчность, скупость, — они словно уродливые, вонючие, злобные и ядовитые твари, рыскающие стаей и оставляющие после себя иной раз испражнения и смрад, а иной раз и растерзанные тела. Другое порождение гордыни — подлость. Только тот, кто ставит себя выше других, может совершать подлые поступки ради своей выгоды или удовольствия. Нужно вовсе ни во что не ставить другого человека, чтобы учинить над ним подлость. А сколько страданий приняли люди через чужую подлость, сколько жизней ею сломано или вовсе погублено, — поистине, надо быть слепым, чтобы не видеть! Ещё один порок из того же выводка — трусость. Когда некто из позорной трусости унижается — это мерзко само по себе; но мало ли человеческих жизней угасло из-за неё? Мало ли таких, которые из трусости предают товарищей своих на расправу, клевещут на невинных, отправляют на смерть других ради собственного спасения? Такие ставят себя настолько выше других, что готовы многими чужими жизнями оплатить одну свою. И может статься, что такой трусливый негодяй даже сам не подозревает в себе гордыни, — но она в нём есть: иначе он не ценил бы свою жизнь выше чужих. Подобным же образом причиной предательства может быть и корыстолюбие, кое было уже упомянуто выше; это случается тогда, когда кто-то ставит себя и свою выгоду выше чужих жизней. Ещё один из выродков гордыни — зависть. Завистливый не может смириться с тем, что кто-то в чём-то лучше его, или больше преуспел, или более уважаем и любим, или даже просто имеет что-то, чего нет у него. Завистливому чужда справедливость; он весьма часто притязает на то, чего не заслуживает, а у других готов отнять заслуженное ими. И снова я спрошу: мало ли людей было измучено и даже погублено завистниками, коим гордыня не позволяет смириться? Далее скажу, что равнодушие к чужим трудностям и бедам тоже есть проявление гордыни. Если некто не желает озаботиться чужой бедой, ставя свои заботы или свой покой выше блага другого человека, то что это, если не один из ликов гордыни? А она поистине многолика! Лишь некоторые из её проявлений я назвал здесь. И вы видите, что все они омерзительны, сугубо вредоносны и губительны для людей. Любое из них может стать и становится палачом для человеческих судеб и жизней. Такова гордыня: она — одно из худших зол, чума человеческих душ. Даже малое её зерно способно в итоге принести смертоносные плоды.
     8. Однако же это ещё не всё. Назову здесь ещё один из ликов гордыни, — и один из худших, подлинный бич человечества. Я говорю о властолюбии. Во многом множестве человеческих душ пустило оно свои корни. Властолюбием одержимы и откровенные гордецы, считающие, что они лучше других, и те, кто так не считает. Но властолюбие — это гордыня. Ведь властвовать над другими желает тот, кто ставит себя выше их. Я говорю здесь не о той власти, которой хотят для того, чтобы дать лучшее устройство какому-либо делу или принести иную пользу, но о той, которой домогаются ради собственного удовольствия, или ради наживы, или из иных дурных побуждений. Всюду пустил корни этот порок. Где нельзя найти властолюбца? В семье, в кругу друзей, в любой организации, учреждении, в любом месте, где люди исполняют какую-либо работу или учатся, среди деятелей духовных, среди охранителей закона, в армии и у кормила государственной власти, — везде они есть. И они приносят неисчислимо бед и страданий другим людям. Вот старший брат тиранит младшего, отец — сына, а муж — жену; мало ли в семьях боли и горя из-за сего? Вот один из друзей рвётся верховодить прочими; это есть то, из-за чего разрушается дружба и порождаются различные обиды. Вот начальник помыкает теми, кто ему подвластен; весьма много дурного происходит из-за этого. Вот духовный пастырь из-за властолюбия погрязает в лицемерии, сам не следуя тому, чему должен учить других, и тем пороча учение, коему призван служить. Вот блюститель закона через своё властолюбие чинит несправедливости. И вовсе уж страшно помыслить, сколько зла учиняют те, кто уже облечён властью, но хочет власти ещё большей. Они плетут интриги, затевают заговоры, издают дурные законы, притесняют, преследуют и казнят тех, кто им неугоден, начинают войны и истребляют целые народы. Из-за них не было в жизни рода человеческого спокойных времён; ими пролиты моря крови, а жертвы их невозможно счесть. Это так, — ведь об руку с властолюбием ходит жестокость. И всё это произрастает из корня гордыни; это она чинит зверства руками властолюбцев, устраивает подлости руками подлецов, предаёт устами трусов, бездеятельно взирает на людские страдания глазами равнодушных, мыслит умами эгоистов, как бы побольше урвать от мира и людей. Поистине, она — мать множества пороков и зол. Следует уметь разглядеть её в том дурном, что вершат люди; и хотя не во всём дурном она есть, но во многом, весьма во многом! Научившись её замечать, вы сможете лучше понимать суть многого из того, что вершат люди, сможете яснее видеть истоки происходящего. И сумеете вовремя замечать движение гордыни в своих душах, — а значит, сможете успешнее бороться с нею в себе самих.
     9. Но, как и было сказано, бывает и откровенное вознесение себя над другими. Именно его и принято среди людей считать гордыней. Однако же если уподобить гордыню высокой горе, то сия откровенная гордыня окажется лишь самою её вершиной, видимой издалека; вся же основная толща горы, большая её часть, окажется совокупностью тех проявлений гордыни, которые скрываются под личинами перечисленных мною и иных пороков. Откровенную гордыню не столь трудно заметить в себе, и уж совсем легко заметить её в других. Пищей ей служат самые различные предубеждения. Вот сын знаменитого отца считает себя достойным почитания. Но не дурость ли это? Заслуги отцов не идут в заслугу детям; и даже у самого достойного и почитаемого человека может родиться злобный глупец или негодяй. Вот потомок древнего или чем-либо славного рода смотрит свысока на тех, чей род не таков, и отказывает им в благородстве. Не смешно ли это? Разве славный род может превратить мелкую мошку в орла? Вот старший чванится перед младшим, требуя уважения к своему старшинству. Вот уж что не всегда имеет основательные причины! Старшинство само по себе — не заслуга; человека украшают добрые качества и достойные дела, — а ими может быть богаче и младший. Вот мужчина ставит себя выше женщины. Такой несправедливости нет оправдания. Человек есть человек, — и мужчина и женщина равны в своём достоинстве, и разум имеют равный, и душу. Вот умный брезгливо пренебрегает тем, кто не столь умён. Это достойно удивления. Если он не понимает, что люди не выбирают себе ум, и если ставит щедрый дар Природы себе в заслугу, а менее щедрый её дар — в упрёк другому человеку, то он уж верно не столь умён, как кажется. Вот богатый кичится перед бедным. Сие достойно сожаления. Богач этот ставит деньги выше человеческой сущности, — и тем унижает себя же самого, ибо получается, что он есть лишь ничтожный придаток своего богатства; а исчезни богатство — и сам он вовсе станет ничем. Вот человек из одного народа или расы презирает людей из другого народа или расы. Это гнусно. Все люди равны, и ни один народ или раса не хуже другого народа или расы; если кто ищет себе такого превосходства, то этим он являет ничтожество своей души и слепоту своего ума. Вот, вы видите, что ни в чём нет достойной причины для откровенной гордыни. Крепко запомните это! И вот ещё что надлежит понимать и помнить каждому. Даже если ты и наделён многими добрыми качествами, и даже если дела твои и впрямь достойны уважения, всё равно не возноси себя над другими людьми, не кичись перед ними, не считай их в сравнении с собою людьми более низкого сорта и достоинства. Твои добрые качества и дела украшают тебя, — гордыня же уродует. Чем больше почёта ты требуешь от других, чем больше принижаешь их перед собою, тем более отвратителен для них становишься. И душу твою тронет гнильца; и если будешь таков, то сгниёшь изнутри, как негодный плод. И если ты допустишь это, то прежние твои добрые качества и дела тебя не оправдают.
     10. Итак, вы видите, что такое гордыня, какова она и сколько зла она приносит людям. Остерегайтесь её. Будьте взыскательны к себе. Пусть никто из вас не полагает себя недоступным для гордыни. Семя её есть в каждом, — и оно норовит прорасти при всякой возможности. Однако же не впадайте и в чрезмерный страх перед ней. Страх такой проистекает из сомнения в своих силах; кто боится гордыни, тот готовится быть слабее её. Относитесь к ней как к грязи, могущей запятнать вашу чистую одежду. Что бояться грязи? Бояться её не следует, — но избегать её нужно. Я предостерегаю вас от такого страха для того, чтобы он не стал для вас навязчивой угрозой. Ведь бывает так, что человек, боясь чего-то, только и думает, что о предмете своего страха, ищет и высматривает его везде и каждую минуту. Так он отнимает себя у важных дел, — ибо внимание его занято предметом страха, и что бы ни случилось, первая мысль всегда о нём. Такие всю жизнь находятся в бегстве от того, чего боятся. Это достойно скорби, — ибо путь такого несчастного есть не путь к доброй цели, но вечное бегство; такой не владеет собою, и то, от чего он спасается, довлеет над ним и словно бы управляет им, и пути его жизни спутаны. А бывает и так, что страх доводит до душевной болезни, — и тогда пропал человек. Ещё бывает, что страх перед чем-то в себе порождает ненависть к другим, — к тем, в ком видишь то, чего боишься. Тут можешь увидеть и то, чего нет: ведь страх — великий художник, создающий правдоподобные образы. Если же рождения ненависти и удастся избежать, то можно угодить в тенёта предубеждения, — а это всё равно что ослепнуть. Потому я говорю вам: не поддавайтесь этому страху. Понимайте гордыню как напасть, которая заведомо слабее вас, — ибо так оно и есть на самом деле. Однако же и чрезмерно самоуверенными не будьте: от сего я уже предостерегал вас. Относитесь к гордыне как к недугу, который может проявиться в любом из вас, но которого не надо панически бояться, а довольно будет лишь проявлять разумную бдительность и принимать должные меры предосторожности, — и он не затронет вас.
     11. И вот ещё что важно: следует уметь различать гордыню и гордость. Что такое гордыня и какова она, я сказал уже; гордость же есть свойство души, кое противится несправедливому принижению. Вспомните проявления откровенной гордыни, которые перечислил я выше; противодействие им есть дело здоровой гордости. Так, к примеру, если некто считает чужой народ худшим своего и позволяет себе обращение с человеком, к нему принадлежащим, как с низшим, а тот возмущается и не желает терпеть сего, то это и будет гордость. Так же и в отношении всего остального, о чём говорилось выше. Здоровая гордость заложена в нас Природой, — ибо душа всякого из нас знает, что все люди равны в своей человеческой сущности и в своём достоинстве. Гордость есть то, что противостоит чужой гордыне и не позволяет ей низводить людей до степени ничтожества. И среди людей были, есть и будут такие, которые сражаются за своё человеческое достоинство, — и не только за своё, но и за чужое. Слава заслужена такими воинами, и она подлинно украшает их. А принижать других горазды многие. Это может делать и человек, и некий круг людей, считающий других ниже себя, и народ, в коем сильны предрассудки к другому народу, или же многие из народа или целой расы, и религия, если верования её заражены предубеждением, и государство, если в нём дурные законы. Всему этому противостоит здоровая гордость. Так она есть одна из препон на пути зла. Но бывает, что и она переходит естественные пределы и превращается в гордыню. Это происходит тогда, когда человек не только противостоит несправедливому неравенству, но и домогается несправедливого равенства. Да: равенство бывает несправедливым. Или, вернее сказать, неравенство бывает справедливым. Я говорил уже, и повторяю: все люди равны в своей человеческой сущности и в своём достоинстве. Однако же каждый может избирать для себя следование благу или злу. И если, скажем, некто совершает подлые и гнусные поступки, то справедливо ли будет относиться с равным уважением к нему и к тому, кто не запятнал себя подобными поступками? То же и с преступниками: несправедливо равнять преступника с невиновным, а того принижать до уровня преступника. Такие люди, как подлецы и преступники, сами лишают себя достоинства; они меняют его на то, что желают получить через подлость или преступление. К ним и относиться должно так, как они того заслуживают. Для того же, чтобы вновь обрести равное уважение с порядочными людьми, им надлежит исправиться. Вот пример справедливого неравенства. Но это вершится тогда, когда человек сам лишает себя чести, достоинства и уважения. А бывает и иное справедливое неравенство. Так, когда один выучился какому-нибудь ремеслу и стал в нём мастером, а другой ещё лишь только учится, то их также нельзя ставить вровень. Тот, который ещё учится, или выучился плохо, или вовсе не учился, должен понимать, что мастер в своём деле выше его, и должен почитать его как мастера. Так же не только в ремёслах, но в любом деле, где потребны знания и мастерство. Если же несведущий домогается такого же отношения к себе, как к сведущему мастеру, или если сам он не уважает сего последнего, не признаёт его более высоким в сказанном деле и непочтителен с ним, то это уже гордыня. Ведь мастер трудился и взошёл по ступеням мастерства; как же может тот, кто по ним не взошёл, требовать к себе равного уважения, как за равные заслуги? Сие было бы несправедливо.
     12. Так в любом деле есть те, кто трудом своим достиг мастерства, и тем заслужил более высокий статус, чем прочие, и их уважение. Подобным же образом бывает, что некто достиг преклонных лет, многое узнал о жизни, многое понял в ней, научился добру. Такого я уподоблю мастеру, достигшему доброго искусства в самой жизни. Он достоин уважения; и пусть те, кто моложе летами и не столь хорошо знает жизнь, будут почтительны с ним, пусть они прислушиваются к его словам и берут их себе в науку. Ведь в науке жизни им до него далеко, и это — справедливое неравенство. А если кто из них потребует такого же почтения к себе, как к нему, то это будет гордыней. Так же и солдат, отличившийся примерной храбростью и верностью своему долгу, заслуживает особого уважения. Всё это — примеры справедливого неравенства, не задевающего гордости того, кто ниже, но и не должного служить пищей для гордыни в том, кто выше. Кроме этого, есть ещё и другой род справедливого неравенства. Это неравенство по отношению к тому, кто поставлен выше тебя и кому ты обязан подчиняться. Таковыми могут быть, например, командир — для солдата, начальник — для подчинённого, наставник — для ученика, представитель власти — для гражданина. В семье для несовершеннолетних таковыми являются родители и другие родичи старшего поколения. Но во всех сказанных случаях почтения к себе и подчинения вышестоящие имеют право ожидать и требовать лишь тогда, когда они достойно, честно и усердно исполняют свой долг. Так, заслуживает ли почтения и подчинения несведущий, бесчестный или оскорбительно-заносчивый начальник? А бездарный или трусливый командир? А несведущий или равнодушный наставник? А несправедливый судья, равнодушный или лихоимствующий охранитель порядка, дурной правитель? А отец, не заботящийся о своих детях или жестокий к ним? Все эти негодные люди не заслуживают своего статуса, и для них требование почтения к себе и подчинения есть гордыня. Потому что сама Природа установила так: ты подлинно являешься кем-то лишь тогда, когда ты таков, каким должен быть он, и когда исполняешь надлежащий ему долг. И это установление Природы не изменить никакими человеческими законами или предписаниями. То же и в отношении морали. Добрый и порядочный человек, сторонящийся предосудительных дел и не запятнавший себя низкими поступками, всегда будет достоин большего уважения, чем человек порочный, подлый или совершающий преступления. И для того, кто идёт против совести, справедливости и морали, величайшей гордыней будет требовать к себе такого же отношения, какого достойны приличные люди.
     13. Особо скажу о том, как надлежит беречься гордыни в отношениях духовного Учителя и ученика. Учитель для ученика — особенный человек. Он помогает ученику познать и понять устройство мира, принципы вершения того, что в нём вершится, его законы, смысл его существования. Так он приводит ученика в подлинный мир, словно бы помогает ему родиться заново, дарует ему новую жизнь. Поэтому для ученика он всё равно что отец. Затем, он открывает ученику сущность человека, показывает, каким должен быть человек, даёт знания о том, как достичь сего. Так он дарует ученику его самого. Это ли не драгоценнейшие дары — подлинный мир и сущность подлинного человека? За это ученик обязан Учителю великою благодарностью; и он должен понимать, что Учитель много выше его в своих знаниях и в своём умении следовать должному. Поэтому ученик должен глубоко почитать Учителя, относясь к нему в одно время как к отцу, сведущему наставнику, искусному мастеру и справедливому судье. Это есть естественное положение вещей. У ученика не может быть гордыни перед Учителем. Если же она появляется, то сие значит, что ученик несправедлив, неблагодарен и не сумел должным образом отнестись к своему ученичеству. С одним из моих учеников было вот что. Натура у него была непостоянная, склонная к необузданному своевольству, гордыне и возмущению против всех и всяческих законов и установлений. Будучи у меня в ученичестве несколько месяцев, он устал обуздывать себя и следовать моим наставлениям. И вот как-то раз он совершил недостойный поступок и похвастался этим; я же исправил то дурное, что он сделал, а ему за то попенял. И тогда в нём взыграла гордыня, и он говорил мне: «По какому праву ты вмешался в то, что я сделал?». Я отвечал: «Я — твой Учитель, и я вижу, что ты совершил злое, недостойное дело против другого человека. Для любого естественным поступком будет защитить того, кто подвергается насилию. Ты же, совершивший недоброе дело, — мой ученик; и потому я почёл своим долгом защитить того человека от тебя». В ответ на это он говорил мне: «А почему ты — Учитель, а я — ученик? А может, я более сведущ во всём, и это я здесь Учитель! Нет: ты не Учитель мне больше!». И он оставил своё ученичество. Сей случай, поистине печальный и прискорбный, есть пример того, чего никоим образом не должно быть со стороны ученика. Вот что верно: гордыня подобна губительному урагану, разрушающему то, что люди строят долго, со тщанием и любовью. Нет того, чего не могла бы она разрушить. Что же до того, как должен вести себя ученик, то скажу вам так. Он должен быть почтителен с Учителем, должен внимательно выслушивать его наставления и следовать им по мере своих сил, должен быть готов услужить Учителю, буде сие потребуется, — но без подобострастия. Держаться перед Учителем надо смиренно и скромно, со спокойным достоинством. Ученик не должен вести себя униженно, не должен раболепствовать. Это противно не только гордыне, но и здоровой гордости. Да Учитель никогда и не потребует подобного. К сказанному добавлю ещё вот что. Всякий добрый человек, в коем не молчит совесть, относится к тому, кому он весьма многим обязан, по закону благодарности. Так же и вы относитесь к Учителю, — и благодарность будет для ваших сердец надёжным указанием и верным правилом в сём деле.
     14. Есть средства, помогающие не допустить цветения гордыни в человеческой душе. И первейшее из них — знание Истины. Ведь гордыня есть зло, а зло — это то, что противоестественно. Поэтому вам надо знать, что естественно для человека. А для этого надо знать, что он такое и каков он. Относительно противодействия гордыне скажу так: помните, что все люди есть частицы одного рода, который есть род человеческий. И помните, что во всех людях живёт единый Дух, частицами своими изошедший из мира Духа и давший нам сущность Жизни и Блага. Ни в ком из людей Дух не хуже, чем в других; и во всех нас он равным образом проходит путь своего совершенствования. Поэтому каждый из людей равно драгоценен для Мироздания; каждым из нас зиждится будущая жизнь Творца; каждый из нас являет собою залог его грядущего преображения. Умейте же видеть всё это в каждом человеке. Если будете уметь видеть это, то откуда в вас возьмётся вкус к принижению других, откуда в вас возьмётся гордыня? Для человека естественно понимать, сколь драгоценны люди, и уважать их. И если следовать сему естественному отношению, то противоестественность гордыни не найдёт себе пищи в вас. Далее помните, что Природа создала одних людей мужчинами, а других женщинами не для того, чтобы кто-то из них был ниже другого, но для того, чтобы они любили друг друга, и чтобы в красоте и благе этой любви порождали новую жизнь. Они необходимы друг другу, они дополняют друг друга, и каждый из них несёт в себе счастье для другого. Нет здесь ничего для гордыни, и быть не может. Далее помните, что если существуют разные народы и расы, то лишь потому, что это естественно и необходимо. Ни один народ не хуже другого, — ибо сущность у всех одна. И придёт время, когда все народы сольются в один народ. Пусть же и здесь не будет пищи гордыне. Далее помните, что каждый человек проходит путь от незнания к знанию, от меньшего совершенства к большему. Так назначено Природой, ибо так нужно Творцу. И каждый человек однажды придёт к Истине, — ибо таково естественное завершение естественного пути. Одни проходят путь сей быстрее, другие медленнее; но для всех без исключения он закончится в мире Духа, слиянием всех пришедших. Поэтому не возноситесь в гордыне над теми, кто ещё не вышел на верный путь. Они представляют мир не таким, каков он есть на самом деле, и желают жить по тем принципам, кои ошибочно мнят верными; они заблуждаются, принимая кажимость за Истину. Но это естественно — идти от заблуждений к верному знанию. Каждый из вас был или может быть таков, — в прошлых жизнях, в нынешней жизни или в жизнях будущих. Пусть же и здесь гордыня не найдёт пищи для себя. Вы видите, что если знать естественное и помнить о нём, то для гордыни не найдётся почвы, на которой она могла бы взрасти в ваших душах. Поэтому в противодействии ей так важно знание. Подлинно: Истина — меч, поражающий гордыню.
     15. Однако же нечасто бывает так, чтобы знание меняло человека тотчас же. Ведь понять мало: надо ещё осознать. Осознание изменяет душу и ум. Бывает, это свершается в один миг: осознание вспыхивает в человеке — и вот нечто изменилось в нём, и он уже не таков, каким был. Так в душах проявляет себя Природа, открывая в них единение с благими принципами. Но чаще бывает так, что человек узнаёт нечто и понимает, что ему надлежит в чём-то изменить себя, — но в душе сей перемены ещё нет, и прежнее в ней ещё сильно. И если в такой момент он не начнёт приучать себя жить в соответствии с узнанным, не употребит на это должную волю, усилия, старания и терпение, то и узнанное, сколь бы ни было оно важно, может не прижиться в душе. Пройдёт несколько времени, и душа перестанет чувствовать его, а разум начнёт забывать. И вот уже словно и не было ничего. Да к чему и узнавать о должном, если не держаться его? Поэтому не отпускайте от себя то доброе, что узнаёте; ведите себя по пути следования ему. Сие касается и того знания, о котором говорил я выше и которое отнимает у гордыни пищу. Ведь может быть так, что кто-то из вас ранее пребывал во власти названных мною предубеждений и следовал откровенной гордыне. Узнав, что это есть предубеждения и что их нужно отвергнуть, пусть он приучит себя поступать вопреки им. Может быть, поначалу это будет нелегко и, может быть, душа будет настойчиво требовать прежнего; но надо прилагать необходимые усилия и стараться поступать должным образом. Это есть необходимая практика: практика через вершение.  Так ты приучаешь себя к надлежащему; после же, когда душа и разум привыкнут к надлежащему и срастутся с ним в одно, придёт и осознание. Найдутся такие, которые спросят: «А хорошо ли это — принуждать себя поступать вопреки желанию души? Не есть ли это предосудительное насилие над собою?». Я же спрошу в ответ: разве всякое противодействие злу не есть своего рода насилие? И разве гордыня перед другим человеком и унизительное пренебрежение им не есть зло? Что же хуже: продолжать вершить зло, уже зная, что это — зло, или заставить себя отказаться от его вершения? Несомненно, лучше восстать на зло в себе, чем ждать, когда оно иссякнет само собою. Ведь оно может так никогда и не иссякнуть. Любое зло таково, что если ты не возмущаешься им и не гонишь его из себя, то, значит, ты с ним смирился, — и тогда оно идёт в рост, ибо никогда не довольствуется тем, чем уже владеет. Если ты не борешься со злом в себе, то ты его в себе взращиваешь. Так бывает всегда; так же и с гордыней. Поэтому боритесь с гордыней через волевое противодействие ей; практикуйте отношение к людям исходя из того, что вам было сказано о единстве и равенстве всех людей. В ком из вас гордыни нет, в том эта практика не позволит ей прорасти; а в ком она есть, в том эта практика поможет её изжить.
     16. Знание о единстве есть одна из важнейших основ жизни в Истине. Одно оно уже может изменить человека столь основательно, что он станет совершенно другим. Ведь это — знание столь великое, что с ним мало что может сравниться. Мы все — частицы великого живого существа: нашего Творца. Мы — частицы его живого тела, его живой души, его живого разума. И не только мы, люди, но и другие осознающие, и не осознающие, и то, что принято считать неживым, — всё, что существует в Мироздании, есть частицы Творца; он слагается из них, подобно тому, как человеческое тело слагается из живых своих членов и живых частиц. И как для человеческого тела есть единая кровь, единое дыхание, единые ощущения, единые законы и единая жизнь, так же всё едино и в Творце. Он невообразимо огромен, — но всякая его частица соединена со всякой другой, сколь бы далеко друг от друга они ни находились. Для того, кто понял и осознал это, возможно почувствовать сказанное великое единство. Чувствование это заложено в нас изначально, и оно лишь ждёт своего времени, чтобы пробудиться. И тот, в ком оно пробудится, станет иным: в нём раскроется способность к новому восприятию, — столь обширному, глубокому и ясному, что неосознавшему невозможно это даже представить. Но даже и простое знание о великом единстве, без глубокого осознания, способно изменить человека и пробудить в нём новое понимание и новое чувствование. Как остаться прежним, если знаешь, что всё, что есть в мире, — это частицы тебя; что даже звёзды, сияющие над твоею головою, — тоже частицы тебя? И уж тем более изменяет душу знание о том, что все люди едины с тобою. Если знаешь это, можешь ли остаться прежним? Можешь ли не почувствовать любви к людям, — ко всем им, без различения пола, народа, звания и убеждений? А если так, то откуда в тебе взяться пище для гордыни? Если ты так знаешь и так чувствуешь, то ты не только не будешь возноситься над другими в гордыне, но, напротив, будешь готов отдать им всего себя; будешь готов отдать за них и саму жизнь свою, если это потребуется. И я скажу: сие есть естественное и подлинно верное отношение к людям. Если оно есть, то неоткуда взяться ни откровенной гордыне, ни опосредованной в лице эгоизма, зависти, равнодушия и других гадов из её гнусного выводка. Единство — это реальность, а реальность — это Истина. Поэтому я снова повторю: Истина — меч, поражающий гордыню. Вы видите, что все средства борьбы с гордыней восходят к Истине, как к единому истоку. Иначе и быть не может. Основы Мироздания зиждятся на всеобщих благих принципах, кои управляют в Мироздании всем, — от величайшего до малейшего. И для того, чтобы наверняка изжить любое зло и выправить всякую кривду, нужно идти от истока блага и порядка, от основ естественности. Так вершится и в человеке. Чтобы исправить дурное в себе, он должен раскрыть в себе сказанные великие истоки и основы. Это словно целительная сила, много сильнейшая любого недуга; словно чистый и мощный поток, смывающий с души грязь. Так большее, раскрываясь в меньшем, исцеляет его от зла, которое в сравнении с сим великим благом мало и слабо. Это возможно, ибо человек един с Мирозданием, — и благие принципы, вершащие жизнь и путь Мироздания, могут помочь человеку. Он ведь тоже существует по ним: надо лишь понять это. Так можно одолеть любое зло в себе. Так можно изжить и гордыню.
     17. Познавайте же великое единство и сущность человека. Никогда не останавливайтесь в этом, никогда не успокаивайтесь, — ибо это такой путь, по которому можно восходить до самого мира Духа. Учитесь; учитесь всю жизнь. Пусть ваш разум узнаёт, душа совершенствуется, а плоть следует за ними. Это естественный путь, назначенный человеку самой Природой. В движении по нему человек достигает того, для чего был создан: совершенствуя себя, он совершенствует Творца. Что же до правил жизни, надлежащих тому, кто не желает сделаться вьючным скотом гордыни, то скажу, что соблюдение их есть та практика через вершение, о которой я говорил. И вот она какова. Прежде всего помните, что для откровенной гордыни нет причин; и никогда не верьте тому, кто скажет, что они есть, и что некий народ выше другого, или что сыну должны ставиться в заслугу заслуги отца, — словом, не допускайте в себя тех предубеждений, от которых я предостерегал вас. Затем, не забывайте, что все люди есть одно целое друг с другом, со своим миром и со всем Мирозданием. Если ясно поймёте и крепко запомните это, то в вас не угнездится эгоизм, и прочие лики гордыни отойдут от вас. Поистине, откуда взяться зависти, жадности, подлости, трусости, если весь мир — это ты? Откуда взяться всему этому, если ты видишь всех людей в себе, и себя — во всех людях? Также умейте различать гордыню и здоровую гордость: это весьма важно. Далее, непременно приучайте себя к скромности. Она заключается в том, чтобы отказываться от незаслуженного и излишнего. Она нужна во многом; даже в таком простом деле, как принятие пищи, скромность всегда уместна. Тем паче она необходима в том, что касается борьбы с гордыней. И чтобы уметь быть скромными по отношению к другим, научитесь быть скромными перед собою. А для этого нужно быть честными с собою. Надо научиться не возносить себя перед собою, — и тогда не будет стремления возносить себя перед другими. Пусть всякий из вас честно признаётся себе, в чём он нехорош, к чему неспособен, чего не знает и не понимает. Сие поможет уберечься от многих бед. И помните, что всегда лучше недооценить себя, чем переоценить; лучше недополучить, чем взять лишнее; лучше несправедливо оказаться позади, чем несправедливо оказаться впереди. Скромный помнит это, и так и поступает. О властолюбии же скажу так: власть — это инструмент для доброго вершения. И хороша она, во-первых, для того, кто использует её во благо; во-вторых, для того, кто способен и умеет ею пользоваться; в-третьих, для того, кто добыл её достойным путём; в-четвёртых, для того, кто не болен ею. Помните это. И ещё помните вот что: смешон и в то же время опасен тот, кто стремится властвовать над другими, не умея властвовать над собой и обуздывать себя. А неуёмное стремление к власти как раз и есть одно из следствий неумения обуздать себя. Ещё скажу вам: отдавайте себя людям. Делайте для них то, что можете, — по способностям своим и умениям. Если ты умеешь нечто — подари своё умение людям. Надо учиться жить так. Ведь даже хороший стежок на одежде делает мир лучше. Всё, что вы делаете, делайте с мыслью о мире и людях. Ради них живите, ради них умирайте. И тогда вы не только не оскверните мир своей гордыней и теми мерзостями, которые она порождает, но и оставите его после себя лучшим, чем он был до вас.
     18. Здесь я сказал вам о гордыне и о том, как бороться с нею. Я сказал главнейшее об этом; сказать же и перечислить всё, до малейших мелочей, едва ли возможно. Но вы поймите и запомните то, что я сказал. Исходя из сего как из основы, вы сможете многое увидеть и понять сами. Ведь гордыня проникает во многое в жизни человеческой, подобно тому, как дым проникает в укромнейшие уголки жилища; и вот, глаз не видит его, и кажется, что его нет в той или другой комнате, — но запах его говорит о том, что он есть. Так же и с гордыней. Много где и много в чём можно учуять её зловоние; и она может обнаружиться там, где и ожидать было нельзя. И средства борьбы с нею тоже весьма многообразны; во многом можно открыть их. Будьте же внимательны; учитесь видеть. Будьте взыскательны к себе, — и прежде, чем к другим, и более, чем к другим. Помните: лучше быть чрезмерно строгим к себе, чем чрезмерно мягким. От взыскательности к себе человек становится бдительнее и сильнее, от попустительства же — невнимательнее и слабее. Это как воинские упражнения: лучше упражняться, но так и не столкнуться с необходимостью сражаться, чем не упражняться, и в первом же сражении пасть от первого же неприятельского удара. Надо жить так, чтобы быть достойными воинами; и по тем же принципам борьбы с гордыней и прочим злом надо жить, чтобы быть достойными людьми. Это естественно для человека; сама Природа создала его таким, и именно таким он нужен Мирозданию. Поэтому знайте, что я не требую от вас ничего невозможного, ничего непосильного, — но лишь того, что вам подлинно необходимо и что вам по силам. Я сам иду по этому пути, и я указываю его вам. Живите же так, чтобы сама жизнь ваша была указанием пути другим людям; и пусть этот мир останется после вас лучшим, чем был до вас, а после них — ещё лучшим. На этом держится наш мир, и на этом взрастает жизнь человеческая.

     Доброго пути.