МИТЭВМА БАИРТАМА

ОТЦЫ

ЭНОН I

В пятнадцатый день весны войско Властителя Шести Земель вторглось в область Спиртем. Многие бежали из Спиртема на север и юго-запад; многие выходили навстречу войску Властителя и становились на колени; были и такие, которые брали оружие и оборонялись. Бежавших не преследовали; склонившихся не пленяли; оборонявшихся убивали без пощады. Совет Лучших сдался весь; они и тех, кто хотел обороняться, убеждали покориться. Они говорили: «Нет силы, которая могла бы противостать войску Властителя Шести Земель. Лучше покориться, и не лишать своих детей отцов». Так войско Властителя увидело там позорное зрелище: всё войско области Спиртем построилось в боевые порядки и сложило оружие и знаки, носимые на древках. И область Спиртем не была разорена, а из имущества каждого жителя была взята четвёртая часть, и в область был поставлен от Властителя наместник. Властитель же с тех пор стал именоваться Властителем Семи Земель. В области Спиртем жил Учитель Илан со своими учениками. Жили они обособленно, селением из пяти домов: три семьи, пятеро вместе и Учитель. Когда туда явились солдаты Властителя, все они собрались вместе и стояли, ожидая, что будет. И солдаты не знали, что с ними делать, — потому что они и не выказывали покорности, и не бежали, и не оборонялись. Их взяли и привели к сотенному; а тот, не желая вникать в дело, велел отвести их к пятисотенному. Пятисотенный, не видя в них страха, велел доставить их к начальнику левого крыла. Тот подивился им и разместил их в одном из больших селений, а Учителя, как главного среди них, отправил к наместнику. Наместник заключил его под стражу, а тем временем распорядился узнать, что за люди. Ему сказали, что это люди добрые, вреда никому никогда не чинившие, а главный их — человек великой мудрости. Тогда наместник велел привести Учителя и спросил его, верно ли, что он — Илан; и он подтвердил. Тогда наместник спросил: «Что же ты не сокрушаешься; или вам не жалко ваших домов и имущества?». Илан ответил: «Всё наше при нас». Наместник сказал: «Что же оно и где: покажи». Илан ответил: «Если бы ты мог перевернуть глаза наоборот, тогда, может быть, и увидел бы». Тогда наместник рассердился и спросил: «А нужна ли вам жизнь?». Илан ответил: «Жизнь нужна». Наместник сказал: «Так выбирай: либо я сохраню жизнь тебе, но велю убить твоих собратьев, либо сохраню жизнь им, но убью тебя». Илан ответил: «Убей меня». Тогда наместник приказал выдворить его учеников вместе с их семьями за пределы Спиртема; и это было исполнено. Самого же его не убил, но вместо этого отправил в обозе с добычей ко двору Властителя. И в его послании Властителю было среди прочего сказано: «И вместе с прочим посылаю тебе, господин, здешнего мудреца. Сколь он мудр, о том не сужу; а верно то, что он всё равно что мертвец, — ибо своею жизнью выкупил у меня жизни своих собратьев. Не прогневайся, господин, на меня за то, что я шлю к твоему двору сей труп; но я доволен тем, что отыскал такого, который и мёртвый стоит многих живых».

ЭНОН II

Добравшись до столицы Властителя, начальник обоза не знал, что делать с Иланом. Он отвёл его в темницу и велел приковать к камню; повелеть же кормить его не мог, — а человеку, ведающему темницами, о нём не сообщил. И Илан голодал там четыре дня. Властитель же, осмотрев добычу, вспомнил и о нём, и повелел привести его на пир. Илана искали, но найти не могли; тогда послали за начальником обоза, — но он уже отбыл с отрядом солдат обратно в Спиртем. Управитель дворца отрядил за ним человека, и тот нагнал его и узнал об Илане, а затем возвратился и указал, где он. Илана взяли и спешно обрядили в новую одежду, а потом отвели на пир. Там его подвели к Властителю; и Властитель разглядывал его; и прочие, кто там был, тоже разглядывали его. Потом Властитель сказал ему: «О тебе говорят, будто ты — мудрец». Он ответил: «Не верь им. Разве они мудрецы, чтобы судить о том, кто мудр, а кто — нет?». Тогда Властитель сказал: «Так ты не мудрец?». Илан ответил: «Кто может судить о другом, мудрец он или не мудрец?». Властитель сказал: «У меня есть свои мудрецы: это те, кого я признал за таковых». Илан сказал: «Для червя и паук — мудрец». Тут бывшие в зале возмутились; Властитель же спросил Илана: «Так мудрец ли ты или нет?». Он ответил: «Глаз видит всё, — а себя не видит». Тогда Властитель сказал: «Выходит, я не смогу узнать, мудрец ты или нет». Илан сказал: «Если не хочешь оказаться глупцом, не верь на слово тому, кто называет другого глупцом; а если не хочешь оказаться ещё большим глупцом, не верь на слово тому, кто называет другого мудрецом». Властитель спросил: «Кто же ты?». Он ответил: «Я — Учитель тех, кто желает быть моими учениками». Властитель спросил: «Для учеников ты — Учитель; а для других кто?». И он ответил: «И для них я — Учитель своих учеников; а если нет — тогда и вовсе никто». Властитель сказал: «Как можно быть никем?». Илан ответил: «Не будь ты Властителем, разве кто-нибудь заметил бы тебя?». Тут бывшие в зале стали гневно восклицать и требовать его смерти; Властитель же велел им молчать. Потом он спросил Илана: «Чему же ты учишь?». Тот ответил: «Истине». Властитель спросил: «Что же она такое?». Илан ответил: «День и ночь сменяют друг друга: это — Истина; идёт дождь: это — Истина; из семени граната вырастает гранатовое дерево: это — Истина». Властитель сказал, усмехнувшись: «Неблагородна же твоя наука». Илан ответил: «Благороднее её нет. Повели после дня быть снова дню, а не ночи; повели дождю идти или не идти; повели из гранатового зерна вырасти не гранату, а кипарису. Я учу о том, что сильнее власти всех властителей всех земель, вместе взятых; если знать это, то и сам станешь столь же сильным. Как же ты говоришь, что моя наука неблагородна?». Властитель задумался, а после сказал: «Так ты сильнее меня?». Илан ответил: «Сильнее». Властитель сказал: «Я могу приказать убить тебя или сделать с тобой что-либо другое, что захочу». Илан ответил: «Ты можешь и дерево свалить, — но заставить его поклониться тебе не сможешь». Тогда Властитель сказал: «Я могу сломить тебя пытками». Илан ответил: «Я ведь уже пошёл на смерть; а что мёртвому пытки?». Властитель сказал: «Я дарую тебе жизнь; что скажешь теперь?». Илан ответил: «Если даже смерть меня не одолела, то пыток ли мне бояться?». Властитель сказал: «Сказать «гора» легко, — но трудно взобраться на гору». И он повелел подвергнуть Илана пыткам; и повелел сделать это так, чтобы не допустить его смерти. И его пытали всячески; но он не пожелал склониться перед Властителем. Через три дня Властитель пришёл к нему; а он лежал, обессилевший и изувеченный. И Властитель сказал ему: «Верно ли, что твой дух не сломлен?». Он ответил: «Мой дух воспарил к небу и взирает на тебя оттуда». Властитель сказал: «Мне следует покарать палачей за то, что они дурно сделали свою работу». Он ответил: «Покарай лучше себя за то, что хотел от них невозможного. А меня теперь вели убить: на что я тебе?». Властитель возвратился в свои покои и призвал к себе управителя дворца. И он приказал ему отвести Илану помещение во дворце, и лечить его; и чтобы делали это те же лекари, которые лечат его самого. И это было исполнено.

ЭНОН III

Когда Илан оправился от увечий, Властитель пришёл к нему и говорил с ним. Он сказал ему: «Ты достоин большего, чем мои мудрецы; однако же я не понимаю тебя. Их я понимаю: они боятся богов и боятся меня, и хотят быть почитаемыми и сильными, и жить в достатке. Каков же ты? Такая сила духа не бывает порождена одним лишь упрямством. А у тебя ничего нет; даже жизнь, и ту ты должен был утратить. Ради чего же ты претерпел пытки; в чём мера твоих поступков?». Илан ответил: «Мера их во мне. Я знаю, каким надлежит быть человеку, — и моя воля служит моему знанию. Лев скорее умрёт, чем согласится стать крысой. Так и я: моя сущность мне дороже жизни». Властитель спросил: «Что же тебе в твоей сущности; чем она хороша?». Илан ответил: «Как птица объяснит ящерице, что такое полёт? Однажды ящерица упросила птицу показать ей, что значит летать. Птица схватила её, подняла к небу и бросила вниз. Некоторое время ящерица наслаждалась полётом, — а потом разбилась о те же камни, по которым прежде бегала». Властитель выслушал его и ушёл, ничего не сказав. Через день он пришёл опять и сказал Илану: «Если ты — птица, то где небо, в котором ты пролагаешь путь для своего полёта? Если твоё небо — в тебе, то тогда ты подобен плоду, в котором целый мир сокрыт, как косточка. Что же ты за человек?». Илан ответил: «Что бы ответил ты сам, если бы тебя спросили, что ты за человек? Тебе пришлось бы рассказать о державе, которой ты правишь, и обо всей своей жизни, и о людях, которые тебя родили, и ещё много о чём. Как же я изъясню тебе себя, не описав всего того, что во мне? А если во мне целый мир, то сколько же дней тебе придётся провести, слушая меня? Да и я не желаю развлекать тебя напрасными речами. Убей же меня или отпусти». Властитель в ответ на это сказал: «Если бы властитель многих земель потворствовал напрасным делам, он не был бы властителем. Бремя власти тяжело; где взять силы на напрасное и ненужное? Что мне не нужно, того я не сделаю. Я видел разных людей: а подобных тебе не видел. Сила твоя велика; только глупец не захочет узнать что-нибудь о такой силе. Открой мне её истоки». Илан сказал: «У кого есть свой источник, тому не нужен чужой». Властитель ответил: «Нелегко мне просить тебя. Ни пыток, ни смерти ты не боишься, — и я не могу тебя принудить; но отпустить тебя мне жаль. Купи же себе свободу, чтобы не остаться здесь на годы, до самой старческой смерти: поговори со мною несколько дней, и я тебя отпущу. Обмана не опасайся, — ибо властитель многих земель не падёт до презренного обмана». Илан сказал: «Обмана я не опасаюсь, потому что уже достаточно узнал тебя. Свобода мне нужна; но ей нет цены, и я не могу купить её у тебя. Да и той свободы, которую я имею в себе, мне достаточно для жизни: ведь во мне — просторы небес. Пусть же я останусь здесь, как ты сказал». Тогда Властитель задумался и долго сидел молча. Потом он сказал: «Если так, то я отпускаю тебя. Ради пользы я жесток; а без пользы жесток только глупец, трус или безумец. Итак, ты свободен; я же удовольствуюсь тем, что успел от тебя услышать». Сказав так, он встал, чтобы уйти; и тогда Илан сказал ему: «Постой. Хотя ты и жесток, но я вижу, что ты — из лучших людей. Ум твой остёр, а совесть не слепа. Я буду говорить с тобою; может быть, потом и польза обнаружится». Властитель сказал: «Завтра тебя приведут в мои покои». Илан ответил: «Нет; ты сам приходи сюда, когда пожелаешь». Властитель ответил: «Пусть будет так, — ведь это я хотел тебя видеть, а не ты меня». И прежде чем он ушёл, Илан сказал ему: «Вот тебе моё первое слово. Сила побеждается другой силой, — а у доброго намерения врагов нет. Доброе намерение не вершит дурного; если ты хочешь доброго, то не начинай его со зла. Жестокость прибереги для тех, от кого сам ждёшь жестокости». И Властитель оставил его.

ЭНОН IV

Властитель пришёл к Илану и сказал ему: «Расскажи мне о человеке. Хочу знать, что он такое, — ибо не могу понять его сущности. Один достоин презрения, а другой — преклонения; как же так: ведь сущность — одна? Есть львы, а есть шакалы; одни — одно, а другие — другое. Человек же может быть львом, а может быть шакалом, — хотя облик один. Как же верно понимать человеческую сущность?». Илан ответил ему так: «Лев рождается львом, шакал — шакалом; каждый из них подобен обожжённому сосуду, который таков, каким сделал его мастер. Обожжённый сосуд не переделаешь: каков он есть, таким ему и быть. Человек же рождается подобным комку сырой глины; он и глина, и мастер. Зверь не может по своему произволу стать иным, — а человек может. Бывает, у добрых родителей вырастает дурной сын, а бывает, у дурных родителей вырастает сын добрый. Человек — сам себе мастер: каким он вылепит себя, таким и будет. А всё дело тут в разумении: по нему и лепка». Тогда Властитель спросил: «В чём же суть разумения?». Илан ответил: «Есть хорошее и есть дурное. Один хочет, чтобы было хорошо то, чему надлежит быть благим, а другой хочет, чтобы оно было дурно, и в том ищет себе выгоду. Один голодает сам, но кормит своих детей, а другой отнимает у своих детей пищу. Первый поступает хорошо, а второй дурно; первый ищет хорошего в хорошем, а второй мерой хорошего почитает себя. Вот в чём суть: один старается ради блага, а другой — ради себя. Один умрёт сам, но выкормит детей, другой же себя любит больше, и погубит их, чтобы спасти себя. Первый — добрый человек, а второй — дурной. В этом — суть разумения: разумеет ли человек, что он существует для чего-то, или он разумеет, что что-то существует для него. Первый будет кормить детей своим телом, а второй сам будет их пожирать». Властитель сказал: «Вижу справедливость твоих слов. Но иной и детей своих любит, и державу, — а всё равно плох». Илан ответил: «Иной любит детей ради того, чтобы опереться на них в старости, а державу — ради того, чтобы она его защищала. Любовь ради выгоды — не любовь, а торг. Такой любит всё же ради себя; его себялюбие рядится в одежды любви. Любовью не торгуют, и в долг её не дают. Кто желает делать это, тот дурной человек». Властитель спросил: «Чего же должен желать человек для себя?». Илан ответил: «Чистоты. Чистота есть неосквернённость злом; наилучший человек тот, кто чист. Вот первое, что надлежит понимать человеку: он мал, а мир велик. Его не было, — а мир был; его не будет, — а мир будет. Только глупец не поймёт, что не мир существует ради человека, но человек — ради мира. Человеку надлежит вершить добро, чтобы мир был хорош. У зверя нет сил, чтобы сделать мир лучше, — а у человека есть. Тем он и отличен от зверя; в том и его предназначение. Он может обустроить мир, как обустраивает своё жилище. Чем лучше жилище, тем лучше в нём живётся; чем лучше мир, тем лучше живётся людям и прочим его насельникам. Дурной человек чинит зло миру и людям, радея о своей выгоде; добрый человек радеет о благе мира и людей. Но разве сможет он вершить благо, если сам не будет хорош? Поэтому человеку надлежит радеть о своей чистоте, — ибо через неё он доставит благо миру и людям. Итак, вот в чём суть чистоты: если заботиться о себе, то так, чтобы забота эта была на пользу миру». Властитель спросил: «Почему же не о себе надлежит радеть, а о мире? И разве под силу человеку обустроить мир, и как это сделать?». Илан ответил: «Мир есть тело, а всё, что есть в нём, есть его члены. И человек есть один из членов этого тела. Если каждый из членов тела будет заботиться обо всём теле, то тело будет живо и здраво; если же члены его не будут заботиться о нём, оно умрёт. Человеку дана великая сила; ни у камней, ни у вод, ни у деревьев, ни у зверей нет такой силы. А какой из членов тела сильнее в своих умениях, тот больше о теле и заботится. Человек потому и человек, что он таков; и дело его заключается в том, чтобы заботиться о мире. Мир — это всё равно что дом его, и семья, и держава; если он сумеет доставить благо своему дому, своей семье и своей державе, то через это будет благо и ему самому. Если же он погибнет через свои труды, то его дом, семья и держава останутся его детям; а если не детям, то другим людям. Если же дом, семья и держава погибнут, то погибнет и он, и его дети, и другие люди. Поэтому нужно не жалея себя радеть о благе мира. Обустроить же мир человек может через ту силу, которая ему дана. Одно он вершит зримо, а другое незримо, — ибо не всё в мире зримо, как не всё зримо в человеке. Плоть вершит зримо, а ум и чувства — незримо: однако же их вершение велико. Так человек, соблюдающий себя в чистоте и вершащий благо, обустраивает мир. Мир живёт долго, а человек — кратко; мир обустраивает добро, вершимое поколениями. Если бы все вершили благо, и если бы нашёлся такой человек, который прожил бы столько, сколько живут сто поколений, то он воочию бы увидел обустройство мира. Но благо в мире смешано со злом, — ибо таковы деяния людей. Оттого и доброго обустройства мира не видно; что же будет доброго, когда одни строят, а другие рушат?». Властитель спросил: «Верно ли я понял, что из людей одни хороши, а другие плохи потому, что одни соблюдают своё предназначение, а другие не соблюдают?». Илан ответил: «Верно. Человек велик, потому что предназначение его велико; кто не соблюдает предназначения человека, тот ничтожен и жалок. Властелин зверей слаб в воде, а властелин рыб — на берегу; так и человек, сошедший с пути человека, либо жалок, как козёл с перебитым хребтом, либо опасен, как взбесившийся шакал. Все беды людей — от пороков, а пороки — от утраты верного пути. Человек, пренебрёгший путём человека, утрачивает свою человеческую сущность, — и тщетно ждать от него деяний, достойных человека. Если бы люди знали, какое счастье и наслаждение быть человеком, они перестали бы искать счастье в вымыслах, а наслаждение — в низменных страстях. Тогда не было бы дурных людей, недостойных поступков и горя». Властитель спросил: «Верно ли я понял, что от достойного человека мир становится лучше, подобно тому, как от целительного снадобья укрепляется тело? И верно ли я понял, что в том и заключается сущность человека, чтобы быть таким? И верно ли я понял, что подлинный человек тот, кто живёт ради блага мира?». Илан ответил: «Верно и первое, и второе, и третье. Человек столь велик, что мера его величия — благо всего мира, и оно же — мера его счастья. Только желание столь великого блага достойно человека, и только такие деяния его достойны, и только такое счастье его достойно. Если бы было не так, то человек был бы тварью наподобие мухи, а не человеком». Властитель выслушал его и ушёл, задумавшись.

ЭНОН V

На другой день Властитель сказал Илану: «Твои слова проникли в мою грудь. Если таково подлинное величие человека, то вот в чём причина того презрения, которое испытываешь, когда видишь низкого человека: это живая плоть сторонится падали». Илан сказал: «Лучшее не мертво и в дурном человеке, — поэтому низкие люди презирают друг друга. Есть люди, которым отвратительно зло в других, — а добро в других для них и вовсе хуже зла. Такие всю жизнь бегут от себя, боясь себя увидеть, — потому что знают, что если увидят себя подлинных, то повредятся в уме от ужаса и отвращения. Это оттого, что даже в них лучшее не мертво. Нет такого человека, в котором не осталось бы ничего от благого величия. Подлинное благо не умирает: его можно отвергнуть, но нельзя убить». Властитель сказал: «Ты говорил о счастье быть человеком; я полагаю, оно тебе ведомо». Илан ответил: «Поистине, так». Властитель спросил: «Каково же оно?». Илан ответил: «Каково на вкус небо, залитое светом солнца? Ты видишь, что в сравнении с этим счастьем даже смерть ничтожна. Вот что я скажу тебе. Разве устрашится ночной тьмы тот, кто имеет солнце в самом себе? Разве устрашится голода тот, кто имеет в самом себе все плоды мира? Разве устрашится темницы тот, кто имеет в самом себе все просторы земли и небес? Что для такого могущественный властитель, если он сам в себе ему не подвластен? Ничем нельзя устрашить подлинного человека, потому что нет ничего, что было бы сильнее его. Силу он черпает в себе, ибо он и мир — одно. Вся сила мира — в нём, и вся красота мира, и вся благость. Всё, что есть доброго, — всё содержит он в себе. Иной наелся — и уже счастлив; каково же счастье того, кто имеет в себе все блага мира? Иной бьётся до смерти за толику золота, другой рискует жизнью за ночь наслаждений с женщиной; как же мне не пойти на смерть за то, что я имею в себе? Пока я чист, мир пьёт мою чистоту и животворится ею, словно целительным снадобьем; как же мне оскверниться? Подлинный человек есть средоточие всех благ, — поэтому оскверниться он не может. И он не может быть несчастен, — ибо что ему надо, то есть в нём самом, а чего не надо, того в нём нет. Но страдания ему ведомы. Сам он — для мира; поэтому от себя он не страдает, — но страдает от страданий мира. Сам себя он не уязвляет, потому что в нём нет зла; и уязвление чужим злом ему не страшно, потому что благо, пребывающее в нём, сильнее. А страдает он от страданий мира, — ибо ощущает их как свои. Сколько блага в мире, всё оно — в нём; и сколько страданий в мире, все они — в нём. Но чем он лучше, тем больше из него изливается силы, исцеляющей страдания мира. Кто страдает ради того, чтобы не оскверниться, тот становится чище; чистота его целит страдания мира, — и от этого и его страдания становятся меньше. Если бы были поражены страшными болями все суставы твоего тела, а ты мог бы исцелиться, заплатив за это утратой мизинца, — разве ты не согласился бы? Так и подлинный человек: разве он не согласится претерпеть муки или принять смерть ради того, чтобы облегчить страдания мира? Это — великое благо; и наслаждение от него столь велико, что в сравнении с ним все страдания ничтожны. Разве мать, принимающая страдания и смерть ради спасения своих детей, не счастлива тем, что дети её спасены, и разве она не наслаждается этим? Каково же счастье и наслаждение того, кто облегчает страдания целого мира? Высказать это невозможно. Разве мог я оскверниться ради избавления своего тела от страданий, и при этом утратить столь великое счастье? Кто же пожертвует всем телом ради спасения одного мизинца? А суть всего этого — в том, что подлинный человек живет ради мира. Низкий же человек благу мира предпочитает блага ничтожные либо мнимые, — и потому его страдания всегда больше его счастья». Властитель сказал: «Поистине, это так и есть. За всю свою жизнь я не видел ни одного счастливого человека. Теперь скажу, что не видел никого счастливее тебя. Скажи мне о том, как люди уязвляют сами себя». Илан сказал: «Они уязвляют себя так же, как человек, который, ощутив голод, не идёт собрать плодов, но режет и пожирает собственное тело. Я сказал тебе, что величайшее счастье — не в богатстве, не во власти и не в удовлетворении плотских страстей. Оно — в чистоте и в деяниях на благо мира. Чистым может сделать себя всякий, и всякий может вершить благо. Это может любой, — потому что само предназначение человека заключается в этом. Один человек может воспрепятствовать другому обрести богатство, власть или удовлетворить плотские страсти, — но помешать обрести то благо, о котором я говорю, не сможет. Люди же пренебрегают тем великим, что могут обрести непременно, а желают того ничтожного, что едва ли могут обрести. И ради этого они вершат зло и губят других, и сами страдают. Если же что и обретут, то не умеют употребить его во благо. А то, что они мнят благом, на деле есть зло; и оно обрекает их на страдания и губит. И у них нет ничего, что облегчило бы их муки и сделало бы их гибель не напрасною. Так люди сами обрекают себя на страдания и позорную смерть». Выслушав Илана, Властитель ушёл, и не возвращался шесть дней.

ЭНОН VI

Придя к Илану, Властитель сказал ему: «Я словно бы болен от твоих слов. Грудь мою давит скорбь, а мысли царапают ум. Вот что ты сделал; что же теперь?». Илан сказал: «Радуйся. Мертвецы не знают страданий; стало быть, ты не мёртв». Властитель сказал: «Разве живут для страданий? Разве не лучше умереть тому, кто не может иначе избежать страданий?». Илан ответил: «Разве человек всеведущ? Верно ли он знает, что страданий избежать нельзя? Что, если он умрёт по незнанию, — хотя мог бы жить? Вот подлинная беда! Я говорю тебе, что каждый может достичь того, о чём говорил я в последнюю нашу встречу. Не может быть такого, чтобы смерть следовало предпочесть страданиям, — ибо нет таких страданий, которые были бы сильнее человека. Ты же радуйся, — ибо и я у тебя нахожусь не напрасно, и ты у меня находишься не напрасно». Выслушав его, Властитель ушёл. На другой день к Илану пришёл высокопоставленный воин. Почтительно поклонившись, он сказал: «Господин повелел отпустить тебя. Он повелел вывести тебя за пределы его владений и там оставить». И Илан пошёл за ним. Тот воин с полусотней солдат повёл его к границе; шли они четыре дня. На пятый день их нагнали два бегуна-вестника. Они поклонились Илану, и один из них сказал ему: «Господин хочет, чтобы ты вернулся. Если же вернуться не пожелаешь, то он просит тебя обратно хотя бы для того, чтобы попрощаться». Илан ответил: «Если он хочет, чтобы я вернулся, то я вернусь». И те двое отправились обратно; а вслед за ними возвратился и Илан. Его проводили в те покои, где он жил; и вскоре к нему пришёл Властитель. Он сказал Илану: «Сердце моё просит твоих бесед. Отпустив тебя, я увидел, что утратил нечто драгоценное, — и мне возомнилось, что я нищ и голоден. Я пробудился ночью словно бы от удушья; а ум мой словно бы в темнице. И я послал тебе вдогонку людей, чтобы просить тебя вернуться. Ты вернулся, — и тем словно бы одарил меня, Властителя Семи Земель, которому никто не мог поднести достойного дара. Но ты по-прежнему свободен, и можешь уйти, когда пожелаешь; я дам тебе подобающий эскорт. Однако же прошу тебя повременить с уходом». Илан ответил: «Пока не уйду. Если ты хочешь, я буду говорить с тобою, — ибо вижу, что ты не глух. Но мои ученики нуждаются во мне; а ведь они думают, что я мёртв. Поэтому я буду беседовать с тобой ещё двенадцать раз, а потом уйду». Властитель сказал: «Поистине, вот и радость, и огорчение. Не приходить ли мне с писцом, чтобы он записывал твои слова?». Илан сказал: «Пожалуй, пусть будет так». Властитель сказал: «Не повторишь ли ты ему всё то, что говорил мне?». Илан ответил: «Не я, но ты повтори ему всё то, что я говорил тебе». Властитель сказал: «Так и будет». И он ушёл.

ЭНОН VII

Властитель сказал Илану: «Скажи мне обо мне». Илан сказал: «Ты несчастен. Ты подобен льву, питающемуся падалью. Для того ли ему даны крепкие клыки, острые когти, великая сила мышц, гордая стать и мудрые глаза, чтобы он был пожирателем отбросов? Не думаешь ли ты, что властвуешь потому, что обладаешь многими достоинствами и добродетелями? Ты властвуешь не потому, что твой высокий сан есть достойное поместилище для твоих добродетелей, но потому, что он есть изгнание для них. Ты не вознесён на достойную тебя вершину, а выставлен на позор. Место твоё столь высоко, что всё, что есть в тебе дурного, видно издалека. Ты столь велик, что тебе не укрыться от людских взоров. Вор, блудник, глупец, трус, изверг, — все они могут скрыть свои пороки; твои же пороки так же явственны, как твой венец властителя. Что бы ты ни сделал доброго, всё будет казаться ничтожным в сравнении с величием твоего сана; что бы ты ни сделал дурного, всему твой сан придаст громадные размеры. Чтобы быть добрым, тебе надо сделать добра в тысячу раз больше, чем обычному человеку; а всякое твоё дурное деяние равно тысяче злодеяний обычного злодея. И бывает так, что ты не можешь сделать того доброго, что желал бы сделать, а должен делать то дурное, чего делать не хочешь. Сам ты хорош, — но живёшь так, что любой нищий лучше тебя. Итак, сам ты хорош, — но Властитель плох». Властитель сказал: «Что же сделать мне, чтобы и Властитель стал хорош?». Илан ответил: «Легче тебе взлететь к небу. Беда твоя в том, что ты пришёл к своему сану, а не он к тебе. Некто делает себе одежды по росту; и каков он, таковы выходят и одежды. Другой находит богатые одежды, которые ему малы или велики. И он подгоняет себя под эти одежды: он либо горбится и съёживается, сжимая себя, либо же всячески себя вытягивает. И будь так или так, — всё равно он уродует себя; и это уже не тот человек, но другой, — как бы калека. И это не он завладел одеждами, а они — им. Так ты, лев, влез в шкуру шакала: и львом в ней тебе не быть. Пока не сбросишь одеяний властителя, до тех пор не быть тебе подлинным человеком». Тогда Властитель сказал: «Разве нельзя мне быть другим, сохранив свой сан? Разве не мог бы я властвовать иначе?». Илан ответил: «Если ты вырастешь из нынешних своих одежд, они тебя задушат. А если не задушат, то разорвутся, и ты останешься нагим. Ты можешь сохранить нечто одно: либо себя, либо их». Властитель спросил: «Верно ли я понял, что нельзя быть подлинным человеком, имея сан властителя? Верно ли, что нет таких одежд, которые подошли бы и тому, и другому?». Илан ответил: «Это неверно. Можно быть человеком, будучи властителем. Но ты желал знать не об этом, а о себе. И я говорю тебе: ты таков, что тебе не стать подлинным человеком до тех пор, пока не перестанешь властвовать. Это подлинно так». Властитель выслушал его и ушёл, более ничего не сказав.

ЭНОН VIII

Властитель пришёл к Илану через четыре дня. Он пришёл и сказал: «В эти дни размышления над твоими словами были моей пищей. То, что ты сказал, — как печать на моём сердце. И я пришёл для того, чтобы спросить тебя о сущности власти. Скажи: что она такое и в чём её суть?». Илан ответил: «Власть есть добыча, уловляющая охотника. Однако же не всякая власть такова. Слушай, что я скажу тебе. Есть три власти: первая — власть ради власти, вторая — власть ради властвующего, третья — власть ради мира. Первая из них такова, что люди для неё — пища, которую она пожирает. Она подобна болезни, поражающей ум, сердце и совесть. Кто страдает этим тяжким недугом, тот жаждет только власти, и больше ничего. И он будет терзать других и будет страдать сам, — всё ради власти. Он будет истекать кровью и будет мучиться, и будет видеть, что от неё одно лишь зло, — но всё равно не откажется от неё. Он — её невольник; и как бы эта неволя ни была мучительна, — для него она сладка. Он мнит, что неволя эта — его жизнь, тогда как на деле она — его смерть. В такой власти нет смысла, но лишь безумие. Вторая из них подобна полю, на котором произрастают злаки наслаждения. Человек добывает её ради того, чтобы она ему служила, как невольница. Она доставляет ему удовлетворение всяческих его прихотей и похотей, и тем для него мила. Наслаждение его не в том, чтобы властвовать, а в том, чтобы иметь всё, чего хочется. Если всё это он сможет получить без жестокости, то он будет добрым властителем; если же нет, то он будет жесток. Если бы он мог получить всё это иначе, чем через власть, то он власти и не хотел бы. В такой власти нет иного смысла, кроме скотского, — ибо такой человек подобен либо голодному скоту, либо сытому. Третья из них подобна полю, на котором произрастают злаки, питающие жизнь. Ищет её тот, кто хочет вершить добро. Такой не вершит зла ради обретения власти и не вершит его властвуя. Власть эта — тяжёлое бремя, и она доставляет властвующему великие страдания; и он подвергает себя им ради блага людей и мира. Лишь в вершении сказанного блага его наслаждение, а не в самой власти. Власть для него — неволя, коей он предался ради блага других. Его власть — благо для державы. Если же она не может уже быть во благо, то он оставит её, сожалея не о ней, но о благе. Такой принимает власть так, словно идёт в сражение, в котором готов и погибнуть ради правого дела. Таковы три рода власти. Но скажу и ещё. Есть две власти: первая — власть над собой, вторая — власть над другими. Первая из них бывает либо по необходимости, либо по желанию. Необходимость провозглашается умом: человек и не желает, — но принуждён необходимостью. Такая власть столь мучительна, что иной её бремени предпочтёт гибель. Желание провозглашается сердцем, — и желание это придаёт великие силы. Не бывает так, чтобы такой не смог обрести этой власти или предпочёл бы ей гибель. Всякая власть над собой есть великий труд: это труд тела, ума и сердца; и это труд благой. Кто не властен над собой, тот ни на что не годится, кроме как на поживу стервятникам. Человеку подобает властвовать над собой; кто этого не умеет, тот пал ниже скотского состояния. Если человек не властен над собой, то что он тогда может, и кто он тогда, и зачем живёт? Без этого не суметь вершить благо; а если так, то и не суметь исполнить предназначения человека. Вторая из них бывает потому, о чём я уже сказал тебе; и она бывает такою, как я тебе сказал. Великая беда, когда власть над другими обретает тот, кто не властен над собой. Я сказал тебе, какою бывает власть. Смысл же её и предназначение — в том, чтобы вершить благо для мира. Кто имеет власть, но не поступает так, тот подлинной власти не знает и не имеет. Власть, вершащая зло, есть власть ложная: она настолько же подобна подлинной власти, насколько бодливый козёл подобен исполненному благородной мощи льву. Только тот властитель есть подлинный властитель, который употребляет свою власть на благо мира. А всякое, даже малейшее благо, есть благо всего мира, — если оно подлинное благо. Вот один властвует над великой державой, — но властвует не ради блага; а другой нищ, — но сделал добро, хотя и малое, рукой или словом. И этот второй есть подлинный властитель; он могущественнее первого в тысячи тысяч раз. Первый же — пустой сосуд, плод, выеденный червями, ничтожная мошка, обман во плоти. Вот то, что хотел ты знать». Услышав это, писец так испугался, что выронил писало, а потом пал к ногам Властителя. Властитель же велел ему делать своё дело, а Илану сказал: «Через твои слова я вижу тебя. Всё это правда, — иначе тебя здесь не было бы. Вижу, что я и вправду не смог бы сломить тебя; и никто бы не смог. Всё, что ты сказал, — правда: иначе не я просил бы у тебя твоих богатств, а ты просил бы у меня моих. Могу ли я тебе не поверить, если даже я сам своими поступками подтвердил справедливость твоих слов? Человека, подобного тебе, я не встречал. Как величественна правда! Я ухожу и уношу её с собою». Сказав так, он ушёл.

ЭНОН IX

Придя к Илану, Властитель сказал: «Скажи о том, что следует делать мне». Илан сказал так: «Прежде прочего пойми, кто ты и каков ты. Человек ли ты или нет, властитель ли ты или нет. После пойми, для чего тебе быть человеком и для чего тебе быть властителем. Жить напрасно — хуже, чем не жить вовсе. Если ты найдёшь, что живёшь правильно и вершишь надлежащее, то я тебе не нужен. Если же найдёшь, что жизнь твоя и дела твои неверны, то отыщи в себе желание жить иначе. Если тебе угодно слушать меня, то позаботься о том, чтобы мои слова не пропали даром. Итак, вот что тебе надлежит сделать прежде всего: понять, желательно ли тебе быть иным». Властитель спросил: «Верно ли я понял, что мне надлежит отказаться от власти?». Илан ответил: «Разве во власти твоя сущность? Глупец не станет умнее, если сменит жилище. Ты не станешь лучше, если оставишь власть, — но власть твоя станет лучше, если станешь лучше ты. Она — твои одежды; тебе незачем снимать одежды, чтобы стать лучше. Если ты станешь иным, то это будет то же самое, как если бы новый человек обрёл власть, приняв её от прежнего властителя. Доброму человеку не зазорно принять власть; а примет ли власть его? Добиваясь её через зло или удерживая её через зло, он более не будет добрым человеком: так власть пожрёт его. Если же он, не желая вершить зло, допустит утрату власти, то это надлежит понимать так, что власть не приняла его, извергла его из себя. Итак, если ты станешь иным, то власть либо пожрёт тебя, либо извергнет; либо же ты и её сделаешь иною». Властитель спросил: «Как же сделать власть иною?». Илан спросил в ответ: «Слышишь ли ты меня? Ведь я сказал, что тебе нужно понять, следует ли тебе стать иным, а не то, как сделать иною власть. Можно ли дать имя ещё не зачатому ребёнку? Впрочем, скажу тебе о сути дела. Всякий властитель есть тот, над кем властвует его сан. Земледелец властвует над полем, — но на деле это оно властвует над ним. Он возделывает его так, как нужно полю, и собирает урожай тогда, когда угодно полю, и не может без него жить. Так и властитель повинуется своему сану. Он властвует над землями и людьми; и власть его такова, чтобы властвовать над ними такими, каковы они есть. Возможно ли властвовать над дурными людьми через то же, через что возможно властвовать над людьми добрыми? Над добрыми людьми не должно властвовать жестоко; а дурные люди не склонятся перед мягкой властью. Поэтому власть такова, каковы люди. И если ты желаешь быть иным, то и власть твоя должна быть иною; а для этого нужно быть иными и людям, над которыми ты властвуешь. Властитель един со своею властью и с тем, над чем он властвует. Поэтому если он желает стать лучше, то он должен порадеть о том, чтобы стал лучше и его народ. Если же нет, то тогда он вынужден будет пресекать зло в народе через другое зло: так власть пожрёт его. Если же он не пресечёт зла в народе, то оно распространится и станет сильнее властителя, и лишит его сана или убьёт: так власть извергнет его. Вот в чём суть: властитель, желающий стать лучше, должен сделать лучше и свой народ. А кто не желает блага народу, тот отнимает его у народа; такой преступен, и едва ли он станет лучше. Добрая власть хороша и для доброго правителя, и для доброго народа. Если хочешь стать лучше, то радей об исправлении народа столь же усердно, сколь усердно радеешь об исправлении себя. Если же на это тебе недостаёт мудрости и терпения, то тогда сложи с себя сан властителя. Подумай же о том, желательно ли тебе стать иным». Властитель сказал: «Какую великую тяжесть влечёт на себе человек! Как безмерны его печали и труды ради блага! Каких страданий не изведает он в стремлении к сему!». Илан сказал: «Разве стоит тягот и трудов зло? Кто решится вкусить печаль и принять страдания ради умножения зла? Великому делу — великие тяготы, великие усилия и великая награда». Властитель спросил: «Но столь великое дело по силам ли человеку?». Илан сказал: «Кто же и вершит это, как не человек? Великим силам — великое дело». Властитель выслушал его слова и долго сидел молча, задумавшись. Писец его смиренно молчал; и Илан молчал тоже. Потом Властитель встал, поклонился Илану и ушёл. И писец его пошёл за ним, трепеща от ужаса.

ЭНОН X

Властитель пришёл к Илану, и с ним был уже другой писец. Властитель сказал: «Тот писец, который был прежде, бежал; а будучи пойманным, повредился в уме от страха. Ныне со мною другой; этот стар, и не боится уже ничего». Илан сказал: «Вот каковы люди. Добра и зла они боятся одинаково, потому что ни от того, ни от другого не ждут жизни, но лишь смерти. Видишь ли ты, что твоя жестокость и моя Истина равно страшны для них? Им и отрава смертельна, и целебное снадобье». Властитель спросил: «Отчего же так? Я и сам от твоих слов словно бы умираю, — но всё же живу. Сердце стонет от боли, — но боль эту оно предпочтёт самому изысканному наслаждению». Илан сказал: «Люди не знают блага, но хотят его, и страдают от зла, но вершат его. Некто знает благо на вид, но не знает его на вкус; и для него оно подобно плоду, приятному для глаза, но горькому для языка. Но кто ощутит вкус подлинного блага, тот другой пищи уже не захочет. На вкус оно — сама Жизнь. Когда человек вкушает его, тогда дурное в этом человеке страдает, а доброе наслаждается. Но страх обращает наслаждение в муку: потому и бежал твой писец. И если бы над тобою был властитель, ты бежал бы тоже». Властитель спросил: «Что мне сделать?». Илан ответил: «Что под силу сухой ветке? Разве может она принести плоды или дать в зной добрую тень? Для неё угодить в костёр — счастье, потому что она хотя бы так принесёт пользу». Властитель спросил печально: «Почему же я — сухая ветка? Я умён и могуществен, и имею богатство и сыновей; разве же я ничем не хорош?». Илан ответил: «Ты хорош тем, что можешь быть хорош. Ум и могущество можно употребить во зло, богатство может питать собою пороки, а сыновья есть и у горного козла. Человек хорош не тем, что имеет, но тем, ради чего живёт. Хорош ли тот, кто живёт ради наслаждений чрева? Хорош ли тот, кто живёт ради того, чтобы являть силу своих рук и мощь своего оружия? Хорош ли тот, кто живёт для того лишь, чтобы подольше не умирать? Но хорош тот, кто живёт ради того, чтобы жил мир. Поистине хорош тот, кто живёт для того, чтобы употребить свою жизнь на благо мира. Такой и жизнь свою употребит мудро, и смерть; он хорош во всём, и даже смерть для него — благо. Для такого смерть — часть жизни, и ему нечего бояться. Что же ты сделал такого, чтобы смерть твоя была мудрой и благотворной для мира? Что ты сделал доброго? Но ты ещё жив, и можешь стать хорош. Да и в смерти человек не умирает, но живёт; а после рождается и живёт опять. Дурной человек и в жизни мёртв, а в смерти — тем паче; добрый же человек и в смерти не познает смерти, но будет вершить дело жизни». Властитель сказал: «Вижу, что не тебе бояться смерти, ибо сущность твоя — жизнь. Но ведь однажды ты умрёшь: что же тогда?». Илан ответил: «Тогда буду жить. Ум мой останется при мне, и сила останется, и стремления. А когда придёт время, я вновь обрету плоть, — и тогда жизнь моя станет очевидной даже для слепцов». Властитель выслушал его, потом воздел руки и сказал: «Кто сильнее тебя? Тебя и убить нельзя; если бы я тебя убил, то ты жил бы всё равно, — а я лишился бы тебя. Даже гора разрушается и гибнет: а ты — прочнее. Не вечен ли ты?». Илан ответил: «Вечен тот, кто вершит дело Вечности. Один мёртв и в жизни, а другой жил до себя и будет жить после себя. Струя реки живёт и в истоке, и в течении, и в устье: она есть вся река. Кто вершит великое дело, тот есть оно. Моё дело есть дело прошлого и грядущего; поэтому сам я жил раньше, и живу, не ведая смерти, и буду жить потом, и не умру». Властитель сказал: «Скажи же мне об этом. Я мнил, что моё дело есть дело великое, ибо власть моя велика; но я умру, — и моего дела не станет тоже. Расскажи же мне о деле, над которым смерть не властна». Илан ответил ему: «Приди ко мне вновь, и я расскажу тебе». И Властитель ушёл.

ЭНОН XI

Когда Властитель пришёл к Илану, Илан сказал ему: «Ничтожен тот, кто делает малое дело. Для паука уловить в тенёта мошку — великое дело; но что такое этот паук для тебя? И для тебя твоё дело есть великое дело; но что такое ты и что такое оно для мира? Ты — великий властитель; но ты умрёшь — и что будет другим до тебя, и что будет им до твоего дела? Ты желаешь власти, а другой хочет есть, а третий хочет вкусить усладу с женщиной; для каждого из вас ваше дело велико в себе. Не ради себя ли ты воюешь чужие земли? Так же и другие; а нет человека — нет и его дела. Вот мера ничтожности: ничтожен тот, кто мерой своей жизни и мерой своих дел ставит себя. Убей паука — и паутины его не будет; и хотя много на свете пауков, но так — с каждым из них. Ничтожность человека в том, что он живёт как мелкая неразумная тварь, хотя он — человек. Ты, великий властитель, на деле то же, что паук, блоха или плодовый червь. Разве это достойно тебя? Разве это достойно человека, наделённого умом и чувством, наделённого великой силой? Итак, достойно человека иметь своим делом великое дело. Великое же дело есть дело мира. Мир породил человека не через похоть, но через Мудрость; породил его для великого дела. Так и вершится: есть люди, а есть ничтожные твари в облике людей, — блохи да мошки. А различить их легко: спроси лишь человека, какое дело он вершит, и для чего». Властитель сказал: «Хочу знать о твоём деле, и что такое ты». Илан сказал: «Ты имеешь глаза, но ты слеп; ты имеешь уши, но ты глух; ты имеешь язык, но ты нем. Ты мнишь своё дело великим, — но на самом деле оно не перевесит твоих державных одежд. Ничтожный велик лишь для других ничтожных; паук сильнее мошки, — но что он для человека? В твоём величии ты видел так мало, знаешь так мало, можешь так мало, что непонятно даже, есть ли ты на свете или тебя нет. Теперь скажи, не оскорбляю ли я тебя? Если я оскорбляю тебя этими речами, то я не скажу больше ничего». Властитель ответил: «Продолжай же, говори. Неужели я оскорблюсь тем, чего хотел сам? Как может дождь оскорбить жаждущую землю?». И Илан сказал: «Слушай же меня. Есть подлинно великое дело, перед которым твоё дело ничтожно, и было бы ничтожным, даже если бы ты был властителем всего мира. Подлинное благо есть благо не меньшее, чем благо всего мира. Для того и порождён человек, чтобы вершить это благо: оно ему под силу. Но кто знает, каково оно, и кто умеет вершить его? Было время, когда люди знали, каково оно; но время то прошло. Изначально было в человеке и великое, и ничтожное; но достичь великого трудно, а ничтожного — легко. Потому и пали люди в ничтожность, и дела ничтожные предпочли великому делу. И настало время, когда никто уже не помнил о великом деле. Тогда человек, именуя себя человеком, жил как мелкая ничтожная тварь, а подлинную свою сущность забыл. И тогда мир заплакал, закричал безмолвным страшным криком, ибо увидел, что лучшее его дитя гибнет, убивает себя. Горе его было велико; и он кричал так, что солнце содрогалось. И крик его услышал первый и мудрейший из богов, Шарикаш, и пришёл в мир. И когда он пришёл, мир засмеялся от радости, а небо засияло белым огнём. И Шарикаш пришёл к лучшему из людей, и говорил с ним. Все бежали от него, боясь ослепнуть, — так он сиял; а тот не побежал, и смотрел на него, и не ослеп. И Шарикаш открыл ему великое благо и великое дело, которое достойно человека. И когда он ушёл, на том месте, где он был, осталось сияние. Человека же того он назвал своим вестником. Этот вестник стал учить людей, указывая им верный путь и верное дело. То был Первый Учитель, мудрейший из всех. Он учил, и имел учеников, и они тоже имели учеников. Когда он умер, небо просияло белым огнём, и над небом забил незримый источник благой силы. Были его ученики, и их ученики, и ученики тех, и тех, и ещё много. И боль мира утихла, — ибо лучшее его дитя не умерло. Но пришло время, когда умер последний из череды учеников; и тогда люди опять стали обращаться к ничтожности. Тогда снова пришёл Шарикаш, первый и мудрейший из богов, и снова избрал себе вестника. И в тот раз никто, кроме избранного вестника, не видел его. И вновь была череда учеников; и когда умер последний из них, люди вновь обратились к ничтожности. И Шарикаш приходил ещё не раз, и так было не раз. И каждый вестник и каждый ученик, умерев, входили в незримый источник благой силы, бьющий над небом, и пополняли его собою. Так вершится и сейчас. Четырнадцать поколений назад жил вестник, ученики которого были Учителями для своих учеников, а те — для своих; и я — один из сей череды. Мне ведома подлинная сущность человека, и верный путь, и достойное дело. Я радею о благе мира; и вот моё дело: я храню подлинные знания и даю их тем, кто может их принять. И я не делаю дурного, но лишь доброе; так я радею о благе мира своими делами и самой своей жизнью. Понял ли ты, ради чего я живу? Дело моё подобно реке, исток коей — Первый Учитель. И река эта не пересыхает, — ибо даже когда умирает в мире последний знающий, над небом продолжает бить источник благой силы, орошающий мир. В этой великой реке я — струя. И как мог ты взять надо мною верх? Разве может блоха, скакнувшая в реку, запрудить её собою? Вот тебе мои слова; больше сегодня не скажу ничего». Так сказал Илан. Властитель же склонился перед ним и сказал: «Ухожу — и уношу твои слова с собой. Буду вкушать их, как зёрна хлебного злака, и пить, как воду. Ныне и сам ещё не знаю, какое богатство уношу с собой. Оно подобно земле: её можно коснуться, — но как обхватить?». Так он сказал и ушёл.

ЭНОН XII

Властитель пришёл к Илану и сказал ему: «Прошу, продолжи свои речи. Я пришёл за тем, чего у меня нет». Илан ответил: «Это значит, что ты пришёл за собой». Властитель сказал: «Что я ищу, то нахожу. И вот что поистине верно: не всё, чего желаешь, бывает в радость, и не всякая радость бывает в наслаждение. Я обретаю себя, — но таким ли, каким себе мнился?». Илан сказал: «Каков ты есть, таков есть, и каким потрудишься быть, таким будешь. Хотя ты и не таков, каким себе мнился, — но разве не можешь ты быть хорош таким, каков есть? Если бы я не знал, что ты можешь быть хорош, я не говорил бы с тобою». Тогда Властитель сказал ему: «Скажи же мне ещё о своём деле». Илан спросил: «Для чего тебе знать о нём?». Властитель ответил: «Для того, что ты полагаешь нужным говорить со мною о нём». Тогда Илан сказал: «Вот что скажу тебе. Тебе ведома твоя жизнь, и ведомы просторы твоей державы, и ведомы её законы. Ты — одно со своим делом: поэтому оно так хорошо известно тебе. Но что ты в сравнении с миром? О, как мало ты знаешь! Это потому, что сам ты мал, ничтожен. Ничтожный человек вершит ничтожное дело, — и оно вновь и вновь низвергает его в ничтожность. Говорю тебе это не для того, чтобы оскорбить тебя, но для того, чтобы ты увидел, что достоин лучшего. Ты видишь меня, и видишь, что мне лучше, чем тебе. Это подлинно так. Я един с моим делом: все его свершения есть мои свершения, а все его времена есть мои времена. Я ныне здесь, — но я в то же время пребываю у истоков моего дела. Первый Учитель есть я, — ибо я есть то же дело, что и он. Я есть каждый из вестников и Учителей; все их жизни есть моя жизнь, вся их сила есть моя сила, все их деяния есть мои деяния. Я ныне здесь, — но я в то же время пребываю в каждом из них, а каждый из них пребывает во мне. Не думай, что та моя жизнь, которая зрима для тебя, есть вся моя жизнь. Это лишь малая часть моей жизни, — ибо я живу уже тысячи лет, и для меня нет смерти. И сила моя неисчерпаема. Кто может одолеть силу столь великую, что уже много тысяч лет человеческий род зиждится ею и ею спасается от смерти? Все деяния, совершённые ради этого, есть мои деяния. Так чего же я могу устрашиться; чему под силу взять надо мною верх? Дело моё вершилось прежде, вершится сейчас и будет вершиться далее. Я есть и всё то, что будет в грядущем. Другие вестники и Учители ещё не родились, — а они уже во мне, и я — в них. Во мне всё то, что будет свершено, и вся грядущая жизнь мира, и вся грядущая мощь благого дела. И венец моего дела, его торжество, — тоже во мне. Можно ли убить меня, если жизнь моя объемлет собою и прошлое, и настоящее, и грядущее? Можно ли устрашить меня или принудить к дурному, если все великие благие деяния прошлого, настоящего и грядущего — во мне? Можно ли сломить меня, если моя сила — это благая сила всех времён? Зрима ли для тебя теперь моя подлинная сущность?». Властитель спросил его, содрогнувшись: «Человек ли ты?». И он ответил: «Подлинно, я — человек. Горе тебе: ты не знал, каков подлинный человек, а узнав — устрашился. Но не меня ты устрашился, а себя. В какую же ничтожность пали люди, если даже великие властители содрогаются, узнав, каким надлежит быть человеку! Но я не всё ещё сказал; теперь скажу далее. Моё дело восторжествует потому, что все люди в нём таковы, как я сказал. Одного такого и то нельзя одолеть: а ведь нас — сонм. И придёт время, когда все станут такими, — все люди мира. Кто уже умер, так и не став таким, тот родится вновь, и в свой час станет таким. Моё дело есть дело подлинных людей; а всякий человек под грязью ничтожности есть подлинный человек. Моё дело есть великий поток, в котором вместо воды — благая сила. И поток этот в некое время омоет всех людей и смоет с них сказанную грязь; и тогда каждый человек засияет белым огнём своей подлинной сущности. Это будет; и оно — во мне, — так, словно уже свершилось. Теперь скажу так: великое это дело есть дело на благо мира. Мир породил человека, — и потому мир, человек и сказанное дело едины. Слышишь ли ты: я един со всем миром. Земля, и небо, и великие воды, и всё, что есть в мире, и все его времена, и все его силы, — всё это во мне. Посягнуть на меня есть то же самое, что посягнуть на весь мир. Если и найдётся такой, который посягнёт на весь мир, то не найдётся такого, кто имел бы в этом успех. Пытать меня — всё равно что хлестать плетью небо; казнить меня — всё равно что пытаться заколоть копьём землю. Понимаешь ли ты то, о чем я говорю? Я говорю не о невиданном, не о дивном, не о немыслимом, не о чудесном, а о человеке. Таким надлежит быть человеку; человек порождён для того, чтобы быть таким. Когда человек не таков, — вот диво. Но всякий таков под грязью ничтожности; а избавится от неё тот, кто пожелает от неё избавиться. Понял ли ты меня, Властитель? Говоря о себе, я говорю о тебе. Я рассказал тебе о себе, — но ведь я рассказал тебе о тебе. Ты — таков: лишь поднимись из ничтожности. Каждый человек таков; горе тому, кто этого не понимает». Властитель слушал его молча, не шелохнувшись. И когда Илан закончил свою речь, Властитель долго, весьма долго сидел молча, опустив взор. Илан молчал, и писец молчал, ожидая. Так прошло времени столько, сколько нужно солнцу для того, чтобы пройти длинный путь по небу. Потом Властитель обратил взор на писца и сказал ему: «Пойди и позови двоих из челяди»; и писец вышел. Пришли два человека, и Властитель сказал им: «Помогите мне подняться и дойти до покоев с моим дневным ложем». И они взяли его под руки и повели; и шёл он тяжело, как глубокий старик. Потом пришёл писец, забрал свои записи и ушёл, ничего не сказав.

ЭНОН XIII

Прошло четыре дня, и к Илану пришёл человек в богатых одеждах. Он сказал: «Господин пребывает в недуге. Он лежит в горячке и не поднимается с ложа; и не ведомо никому, будет ли он жив. Господин передаёт тебе, что ты волен уйти, если сочтёшь это нужным. Он повелел дать тебе всё, чего ты пожелаешь, и чтобы полутысяча солдат сопроводила тебя туда, куда ты укажешь». Так сказав, он поклонился с великим почтением. Илан ответил: «Не возьму ничего и не уйду, но буду ожидать, поправится ли он. Скажи ему, что я не ушёл». И тот человек опять поклонился и вышел. Прошли дни, и Властитель не умер; и все эти дни Илан пребывал в одиночестве. В один из дней Властитель призвал его на свою трапезу; и по дороге в покои Властителя Илана сопровождали двое слуг и четыре солдата. За трапезой Властитель не пожелал видеть никого, кроме Илана. Сам же он был ещё слаб, и ему прислуживали двое из челяди. И за трапезой он сказал Илану: «Речи твои подобно оружию пронзили мой ум, и душу, и тело. Сначала я был словно бы заключён в камень, а потом словно бы пал в огонь. И я словно бы горел внутри и снаружи; и я не видел ничего, и только как будто слышал твой голос. Когда же ум мой прояснился, я послал к тебе человека; и он возвратился и сказал, что ты не ушёл. И я думал, что же делать мне теперь. И я то был в беспамятстве, то мой ум прояснялся; а прояснения эти и сами были подобны беспамятству. В один из дней я видел не сон и не явь; и вот что я видел. Воды, великие воды без берегов, — и все из пламени. Они поглотили меня, и я горел в них; и я сгорал и погибал, — и в то же время не сгорал. Велики были те муки: подобных им я прежде не знал. Потом я вознёсся вверх, и поднялся над огненными водами, — и сам был из огня. И я шёл над огненными водами и над землёю; а потом земля разверзлась и поглотила меня. Там была тьма, — и я осветил её собою; и тогда земля разверзлась вновь, и я вышел наружу, — и был уже не из огня, но нагим человеком. Вот что я видел». Илан сказал: «Всё, что ты видел, — правда. Твой путь таков; но ты волен не идти этим путём. Ни у кого нет власти над тобой: только ты сам над собою властен. Также и ни над кем ты подлинно не властен, как только над собой. И если ты не сумеешь властвовать над собой, то, значит, ты и не рождался, и не жил. Избери сам, что есть твоя жизнь: жизнь или смерть. Тот ли путь, который тебе увиделся, или иной, — а избрать тебе надлежит». Властитель сказал: «Ты знаешь меня лучше, чем я сам себя знаю. Ведь ты узрел во мне моё видение ещё прежде того, как я сам его узрел?». Илан ответил: «Да, так». И с того дня во всякий день Властитель призывал Илана к себе на трапезы. Когда недуг оставил Властителя, Илан сказал ему: «Больше меня не призывай к себе, но сам теперь приходи ко мне, как раньше». Властитель ответил: «Завтра ожидай меня у себя». Так он сказал, и Илан возвратился туда, где желал быть.

ЭНОН XIV

Властитель пришёл к Илану и сказал ему: «Ты мудр и прозорлив. Ты всегда видишь свой путь, и всегда знаешь, что не будешь повержен. Если бы я был таким хотя бы на один ноготь, то я был бы уже властителем мира. А сейчас я нищ; и я хотел бы дать тебе что-нибудь, — да ничего не нахожу. Неужто есть и ещё такие, как ты?». Илан ответил: «Были, есть и будут, — ибо мир породил людей не напрасно. Из дурного человек может стать подлинно добрым; а из подлинно доброго в дурного не обратится никогда. Не верь, что некто был добрым человеком, а потом стал дурным. Подлинно доброму человеку нет пути в скверну, и он не падёт. Если добрый человек стал дурным, то это значит, что подлинно добрым человеком он и не был, но лгал о себе себе и другим. Хищный зверь тогда лишь не пускает никому кровь, когда сыт или связан. Так и дурной человек может казаться добрым потому лишь, что некого терзать, или потому, что имеет желаемое, или же потому, что не имеет сил или боится. Есть люди слабые, — они не чинят никому зла, но сами страдают от других. Такие добры потому лишь, что зло их повергнуто чужим злом: так губительный зной не даёт хищному зверю выйти из логова. Упраздни кару за убийство — и люди, слывшие добрыми и терпеливыми, станут убивать за одно слово. Так и во всём прочем. Добрый человек, совершивший лишь одно дурное деяние, достоин сожаления большего, чем дурной человек, совершивший лишь одно доброе деяние, — ибо сей последний сделал шаг в благо, а первый словно никогда в благе и не был. Подлинная сущность человека зрима тогда, когда он силён и над ним никто не довлеет. Ты таков; ты не убил меня, хотя я не подчинился тебе: так я узрел в тебе доброе. Да и над тобой довлеет твой сан: он — твой властитель. Но ты сам вознёс себя так высоко; ты сам обременил себя своим саном, как того и желал. Так ты сам довлеешь над собою. Сан твой понуждает тебя к жестокости; но ведь ты знал, что так будет, и хотел этого. Но меня ты не убил, хотя твой сан и понуждал тебя к тому. Себе противиться труднее, чем противиться кому-либо другому. Ты сам обременил себя своим саном, и сам довлеешь над собою; но ты воспротивился себе, и победил, и не убил меня. Ты сам обременил себя жестокостью; но доброе в тебе столь сильно, что ты восстал на своё зло и взял над ним верх. И я увидел, что ты — добрый человек; доброе в тебе столь сильно, что твоё зло отступает перед ним. И я увидел, что доброму в тебе потребна опора, чтобы оно восстало и повергло зло. Я увидел, что опору оно нашло во мне, — и не ушёл, чтобы не лишить его опоры. Вижу и знаю, что если ты пожелаешь, то твой путь сойдётся с моим путём, и дело у нас будет одно. Ты дивишься тому, что есть люди, подобные мне; но и ты можешь быть таким». Властитель думал, а потом сказал: «Верно ли я понял, что человек, совершивший одно дурное деяние, на деле напитан злом, как ткань — водой?». Илан ответил: «Нет, ты заблуждаешься. Не во всём он подвластен дурному, но только в том, в чём поступил дурно. Подлинно честный человек не солжёт никогда, а тот, кому отвратительно воровство, не украдёт. Если же он сделал это, то, значит, на деле он таков и есть; но лжец не есть вор, вор не есть блудник, а блудник не есть гордец. Однако же бывает так, что порок порождает порок. Так жадность порождает воровство, гордыня порождает гнев, леность порождает равнодушие. Так во многом. Но можно ли назвать чистой одежду, на которой есть капля грязи? Так и человек: даже если он хорош во всём, а плох только в чём-то одном, то и тогда он уже хуже, чем подобает быть человеку». Властитель спросил: «Как же человеку сделаться таким, каким ему подобает быть?». Илан ответил: «Кто будет подлинно справедлив, тот будет таким. А корень справедливости в том, чтобы не предпочитать вторичное первичному. Человек порождён ради блага мира: это подлинно так. И потому несправедлив тот, кто свою силу предпочитает силе мира, свою пользу — пользе мира, свою радость — радости мира. Кто радеет не о себе, а о мире, тот и справедлив. Кто желает жить так и живёт так, тот чист, — ибо в нём неоткуда взяться скверне. Мир чист, и дела его чисты; а ради чистого не вершится скверное. Кто живёт так, тот живёт достойно». Властитель сказал: «Я слышал твои слова о том, что всякий человек есть подлинный человек. Как же тогда и почему человек бывает плох? Если мир хорош и человек хорош, откуда тогда берётся скверна?». Илан ответил: «Добро есть добро только тогда, когда оно противостоит злу. Без добра не было бы зла, а без зла не было бы добра. Чтобы добро могло вершить себя, в мире есть два пути: путь добра и путь зла. Мир идёт по пути добра; и ради блага он породил человека. Человек же не был мудр, но при этом был волен в своих деяниях. Он был хорош; но ему надлежало стать ещё лучше, чтобы сделать лучше и мир. Лучше же может стать только тот, кто познал, что хорошо, а что дурно, и пожелал отвергнуть зло, и отверг его. И люди, желая лучшего, стали искать верный путь; и многие находили дурной путь, — но мнили, что он хорош. А путь сей есть путь несправедливости, путь предпочтения себя миру. И люди узрели в нём приятность, и возомнили эту приятность благом. Так они впали в заблуждение, — ибо трудиться для малого себя легче, чем трудиться для великого мира. А где есть предпочтение вторичного первичному, там и скверна, и зло. И люди пришли на лёгкий путь; лёгок же он потому, что на нём не надо противиться злу и трудиться великим трудом ради великого блага. Таково заблуждение людей: мнимую радость они принимают за подлинную и мнимое благо принимают за подлинное благо. Верный путь они забыли; те же, кто способен различить добро и зло, не желают предпочесть себе нечто иное, хотя бы и лучшее. Люди предпочитают себя миру: в этой несправедливости и беда. В заблуждении они забывают, для чего порождены: в этом и горе. Вот откуда взялась в людях скверна». Тогда Властитель сказал: «Верно ли я понял, что спасение от зла — в верном знании? Верно ли, что тот, кто идёт по должному пути, тем избавляет от зла себя и других?». Илан сказал: «Да, верно. В том и заключается моё дело, чтобы указывать людям должный путь». Властитель сказал: «Дай же мне знания о мире и о верном пути». Илан ответил: «Верный путь я указую тебе собою. Иди за мною; стань моим учеником — и я дам тебе то, чего ты просишь». Властитель сказал: «Дивно, что иначе нельзя». Илан сказал: «Ученику надлежит повиноваться Учителю. Ты знаешь, что я научу тебя доброму; предпочти же это своей гордыне. Если не сможешь этого, то как сможешь предпочесть себе мир? Пожелай и сумей поступиться своей гордыней; если сумеешь, тогда я усмотрю пользу в том, чтобы учить тебя». Властитель молчал и думал, и потом сказал: «Подлинно, иначе нельзя». Так сказав, он поклонился и ушёл.

ЭНОН XV

Властитель сказал Илану: «Всё для меня теперь подобно смерти. Прежняя моя сущность выгорела, и остались уголья; иной же обрести не могу. Прежний Властитель умер, — а новый не родился. Тяжко мне от самого себя, а жизнь подобна недугу. Что же ты скажешь мне?». Илан ответил: «Какою бы ни была жизнь, всё же она — жизнь. Даже смерть есть жизнь, — ибо умерший живёт незримо, как солнце ночью. И что мнится тебе смертью, то есть жизнь; ты живёшь всегда, и смерти на тебя нет. Человек живёт и умирает, и рождается вновь, и вновь живёт и умирает, и рождается, и живёт опять. Существование его подобно смене дня и ночи; но ведь и ночью дыхание не оставляет человека. Чтобы не страдать от смерти, умей наслаждаться сущностью непреходящей жизни. Если умрёшь, умей увидеть, что жив. Ты всегда прежний, — но всегда иной. Человек был младенцем, а стал зрелым мужем; человек был богат, а стал нищ; человек был здрав, а стал увечен; человек был жителем гор, а стал жителем равнин. Человек всё тот же — и всё иной; и сколько раз он в одной жизни умирает и рождается вновь — не счесть. И плоть умирает и рождается вновь; и иных смертей в жизни много. И когда я согласился говорить с тобою, я знал, что от моих бесед ты умрёшь. Но ещё я знал, что ты родишься вновь. Поистине, ты меня не убил, — а я убил тебя. Я убил тебя для того, чтобы ты родился вновь, и родился иным, лучшим и сильнейшим прежнего. Но ты хотел этого сам, — ведь ты требовал этого от меня, и спрашивал, и внимал, и принимал в себя мои речи. Ты и сам хотел умереть, чтобы обрести иную жизнь; я же изумился, увидев это. Вот, я делаю так, как ты хочешь: и это — подлинное благо. Слушай: я скажу тебе правдивые слова. Когда человек умирает, в нём если что и гибнет подлинно, то лишь дурное. Нельзя умереть в благе и родиться в скверне, — но можно только так: умереть в скверне и родиться в благе. Если кто-то, родившись вновь, стал хуже, чем был, то, значит, лучше он и не был, но зло было сокрыто в нём, как уродство под красивыми одеждами. Если же кто-то, родившись вновь, стал лучше в том или другом, то хуже в этом он уже не станет никогда. Ныне ты умираешь и рождаешься вновь; и многое дурное в тебе умирает, а доброе рождается. Это имело быть, — и вот оно вершится». Властитель сказал: «Верно говорил ты, что мне ведомо мало. Разве мог я понять, желая твоих бесед, чего хочу и что делаю? Но вот вершится то, что вершится; что же мне делать теперь?». Илан ответил: «Прими смерть, как то подобает человеку; смотри на неё и вкушай её, чтобы знать, какою бывает жизнь. В своей смерти прозри рождение, и насладись им; поистине, мало есть наслаждений, подобных этому. Вспомни себя, каким ты был прежде; вкуси прошедшую свою жизнь умом и сердцем. Пусть страх не замутит твоего ума, и пусть отчаяние не задушит твоего сердца. Скоро я уйду отсюда; что будет с тобою — на то твоя воля. Ты прежний, — но ты иной; и всё вокруг тебя прежнее, — но иное, потому что ты теперь иной. Я тоже жил, и однажды умер так же, как ты теперь. И вот я перед тобой, и я жив и силён, и для меня больше нет смерти. Не страшись мук смерти, потому что муки преходящи, а смерть — частица жизни. Это говорю тебе я, переживший смерть». Властитель сказал: «Страдание не бывает само по себе — так, чтобы человека не было, а страдание было. И если так, то, значит, страдание есть частица человека. А если человек властен над собою, то, значит, он властен и над страданием, и может перетерпеть любое страдание и побороть его. И страдание не может убить человека, если он сам того не пожелает. Верно ли я говорю?». Илан ответил: «Верно. Верные слова есть путь к верным поступкам, а верные поступки есть путь к верной жизни. Не обмани же сам себя: не пройди равнодушно мимо собственного сердца». Выслушав его, Властитель поклонился и ушёл.

ЭНОН XVI

Властитель сказал Илану: «Ты столь мудр, что в каждом твоём дыхании содержится Истина. Скажи: что надлежит почитать человеку, и как?». Илан ответил: «Поистине, без почитания нельзя, — ибо где нет почитания, там рождается вражда. Всё доброе достойно почитания. Прежде прочего почитай Истину, — ибо без неё человек слеп; без неё ему не быть подлинным человеком, и без неё его как бы и вовсе нет. Иди путём Истины; оберегай её от лжи и заблуждений; верши себя через неё, — а она пусть вершится через тебя. Почитай Шарикаша, — ибо он есть мудрейший, хранитель Истины, дарователь знаний. Будь ему подмогой в его деле; а что он дал, то береги и преумножай. Почитай и прочих богов, вершащих законы мира. Не возноси им молений и не приноси им даров, но сердцем своим желай подобающего вершения их дела. Почитай мир, — ибо он существует ради блага. Береги его и храни, защищай его от зла, радуйся ему, познавай его, преумножай его блага. Всё, что видишь ты вокруг себя, есть его частицы. Все звери, и птицы, и рыбы, и гады земные и водные, и насекомые, и всё растущее, и земля, и вода, и ветер, и небесные светила, и камни, и малейшая пылинка. Всё это почитай и береги; то же, что годится в пищу или на иное доброе употребление, напрасно не губи, не губи сверх позволительной меры. Доброе употребление тоже есть почитание; но излишество есть зло. И то почитай, что сработал человек, — жилище ли, одежду ли, мотыгу ли или что иное. Оружие почитай за то, что оно достойно вершит своё дело; дело это злое, — но не оружие в том повинно, а человек. И дождь почитай, и засуху, и сотрясение земли, и прочее подобное, и молнию, и всякий огонь. Почитай жизнь и смерть, — ибо в них рождается и живёт всё рождающееся и живущее. Жизни не хули, а смерти не страшись, — но принимай их даяния с благодарностью. Благо почитай за то, что оно таково, а зло — за то, что в борении с ним вершится благо. Зло не ненавидь, потому что нет в мире того, что заслуживало бы ненависти. Если возненавидишь зло — станешь хуже его. Ненависть оскверняет благие стремления; а где нет подлинного блага, там нельзя превозмочь зло. Почитай зло за то, что оно вершит надлежащее дело, и борись с ним, — так ты будешь почитать его наилучшим образом. Итак, почитай всё существующее, — ибо всё имеет своё место и своё дело. Теперь скажу о человеке. Он есть умнейшее, сильнейшее и добрейшее дитя мира. Почитай человека, — ибо он поистине порождён ради блага, и подлинно достоин почитания. Почитай всех людей, — и хороших, и дурных. Всякий человек хорош; дурное же в человеке — не он сам, но лишь грязь скверны. Почитай дурного человека за то доброе, что сокрыто под сказанной грязью. Всех людей береги, сколь то возможно, заботься о них и делай им добро, какое в твоих силах. У доброго человека добры и дела; помогай же ему в этих делах, сколь можешь, и воздавай ему уместную хвалу перед другими. Дурного человека омой от скверны, сколь он тебе то позволит; открой ему его благо и помоги избавиться от зла. Но злу, которое он вершит, противься, — при этом, однако, не принимая в себя ненависти и гнева. Почитай всех, — но повинуйся лишь тому, кто мудрее тебя в благе. Повинуясь дурному человеку, ты вершишь его зло и умножаешь в мире скверну. Повинуйся такому тогда лишь, если прежде обещал ему повиноваться. Так и с властителем, и с иными из тех, кто стоит над тобою. Почитай своих друзей; пусть из твоего сердца в сердце друга стремится поток блага. Почитай своих родичей, а более прочих — родителей; и даже если эти последние не добры к тебе, — всё равно не желай им зла. Одному супругу надлежит почитать другого супруга, — ибо порождение жизни есть подлинное благо, и взращивание ребёнка есть благо великое. Без любви и почитания нет подлинного супружества, — а неподлинное супружество есть ложное благо. Почитай своих детей, — ибо если ты почитаешь даже зло, то неужто они хуже зла? Они — благо, они — жизнь, они — люди; почитай их, заботься о них, научай их благу. И с прочими детьми будь таков же, — ибо они таковы же, как и твои. Теперь скажу вот что: почитай своего Учителя. Он наставит тебя в благе, — а без блага тебе и жить незачем. Повинуйся ему во всём; верши его дело; предай ему себя. Делай для него всё, что в твоих силах, и помни: как бы ты его ни почитал и что бы для него ни сделал, — всё будет меньше того, чего он заслуживает. Вот что я сказал о почитании. Теперь ответь: по твоему разумению, всё ли я сказал?». Властитель ответил: «Обо всём ты сказал; более не нахожу ничего». Тогда Илан сказал: «Нет, не всё я сказал, и не обо всём. Вот что скажу ещё: почитай самого себя. А суть сего почитания вот в чём: не предавай себя злу, не пачкай скверной. Помни о том, что в тебе живёт благо, и не отдавай его на растерзание злу. Оберегай своё благо и взращивай его, и не склоняйся перед злом: вот достойное почитание себя. Почитать себя есть то же, что блюсти себя в благе. Если не сумеешь подобающим образом почитать себя, то как сумеешь подобающим образом почитать что-либо другое? Однако же остерегайся в сём излишнего, — ибо излишнее почитание себя порождает гордыню, которая есть одно из худших зол. И вот верный признак гордыни: когда человек почитает себя больше, чем что-либо из того, о чём я сказал. Вот что помни: без должного почитания себя нельзя, а чрезмерность в сём почитании есть дорога в зло. Теперь я сказал всё». Выслушав его, Властитель сказал: «Вижу, что всё, что существует, священно. Дело подлинного блага — нелёгкое дело. Сперва надлежит вершить его в себе, чтобы была ему надёжная опора. Научиться почитать нелегко; вершить же — тем паче. Но ты, мудрый, говоришь, — и я принимаю твои слова в своё сердце». Сказав так, Властитель поклонился и ушёл.

ЭНОН XVII

Властитель пришёл к Илану через три дня на четвёртый. Он пришёл и сказал: «Скажи мне о том, как надлежит человеку идти по верному пути». Илан ответил: «Он не должен различать этот путь и свою жизнь. Они для него — одно. И если он утратит жизнь, то верного пути не утратит, и от него обретёт новую жизнь; если же утратит верный путь, то сама жизнь для него обратится в смерть. Он должен быть одним целым со своим путём. Так он никогда не утратит свою сущность и свой смысл, — сколько бы жизней ни прожил. И он никогда не будет одинок, никогда не будет слаб, никогда не будет сломлен невзгодами. И так ему никогда не придётся стыдиться себя. Теперь скажу о различении верного пути и неверного. Всякий путь, который не ведёт к благу через благо, есть неверный путь. Всякий путь, который имеет предел, есть неверный путь. Всякий путь, который не идёт всё выше и выше, есть неверный путь. Всякий путь, который не указан меньшему большим, есть неверный путь. Всякий путь, который не для всех, есть неверный путь. Всякий путь, который не идёт через всё существующее, есть неверный путь. И вот каким надлежит быть человеку, желающему идти по верному пути. Он не должен хотеть дурного, — никогда, что бы ни было. Он не должен желать покоя в конце пути. Он не должен довольствоваться тем благом, которое есть, но всегда должен желать блага большего, и ради него трудиться. Он не должен в гордыне возносить себя над тем, что больше его в мудрости и благе. Он не должен желать блага лишь для себя, или полагать, что оно предназначено не для всякого. Он не должен полагать, что подлинное знание, подлинная любовь и подлинное единство могут отвергать что-либо из существующего. Кто не таков, как я сказал, тот не идёт по верному пути. Кто желает идти по верному пути, тот должен радеть обо всём, что существует, а не об одном лишь себе. Тот, кто живёт ради себя одного, или же ради лишь некоторых людей, или же ради одних только людей, тот не на верном пути. Идущий по верному пути должен блюсти себя. Прежде прочего он должен уметь преодолеть дурное в себе; а если не сумеет этого, то как сумеет преодолеть зло в мире? Ему надлежит отвергнуть в себе всё недолжное, изгнать из себя скверну. Ему надлежит воздерживаться от недолжного; он должен научить себя этому. Он должен отвергать пороки и искусы, как бы они ни были прельстительны. Это великая борьба и великие страдания: но таков верный путь. Наслаждение от пороков есть наслаждение мнимое; подлинным же оно мнится лишь тому, кто не вкусил подлинного наслаждения. А подлинное наслаждение — в подлинном благе; поэтому верный путь есть поток нескончаемого наслаждения. Что имеет тот, кто ради мнимого отверг подлинное? Поистине, страдания в преодолении себя есть начало великого наслаждения. Человек, вступивший на путь такого преодоления, не должен уступить пороку и тем запятнать себя, — ибо может ли запятнанный вершить чистоту мира? Горе тому, кто не противостоит пороку, — ибо ради мнимой услады, кратковременной и вредоносной, он отвергает всё благо мира и лишает мир своей благой силы. Это ли не горе, это ли не зло, это ли не преступление? Поэтому надлежит блюсти себя в чистоте. Ещё надлежит усердно исполнять своё дело, которое есть достойнейшее для человека. Дело это есть дело блага, — и потому зло покусится на него не однажды. Сей человек должен устоять в сражении со злом, должен не склониться перед ним в покорности. Зло может терзать его страшно, и муки его могут быть велики, — но он должен устоять раз, и два, и бесчисленное множество раз, сколько будет нужно ради блага. Нет мук, сильнейших подлинного человека, и нет силы, способной повергнуть его. Кто не пожелает быть повергнутым, тот не будет повергнут, и победит. Вот подлинная скверна, одна из гнуснейших: избежать мук через покорство злу. Кто поступил так, тот поистине запятнан, ибо предпочёл своё благополучие благу всего мира. Где отыскать худший порок, худшую мерзость? Надлежит противиться злу и не покоряться ему перед лицом мук, даже и страшнейших, и даже перед лицом самой смерти. Муки преходящи, — а наслаждение благом не преходит. И смерть преходяща тоже, потому что и после смерти человек живёт, а потом рождается. Что преходящая смерть в сравнении с непреходящим благом всего мира? Кто примет смерть в борьбе со злом, тот этим победит зло; сам же он не исчезнет, но будет жить дальше, и если нужно, то сможет и дальше вершить своё дело. Кто не склонится перед муками и не устрашится смерти, тот есть подлинный источник блага для мира. Он подобен огню, а зло подобно туче мелких крылатых тварей, которые летят на огонь и сгорают в нём. Человек тогда таков, как я сказал, когда он желает жить не ради себя лишь одного, но ради всего мира. В нём — жизнь всего мира; и разве на такую жизнь отыщется смерть? Когда человек таков, тогда и должное вершение ему удаётся, и препон не по силам для него нет. Его дело есть дело блага всего мира. А как вершить его наилучшим образом, то укажет сам путь, — ибо его мудрость проистекает из уст Шарикаша. Учители есть водители на сём пути; они велики и в знании, и в вершении. Учитель и указует путь, и ведёт по нему: поэтому нельзя без Учителя тому, кто желает идти по верному пути. Я сказал достаточно». Властитель сказал: «Благодарю тебя за твои речи ко мне. Если я ныне и дивлюсь чему, то тому, что ты находишься здесь и удостаиваешь меня своим вниманием. Теперь я ухожу, и приду завтра». Засим он поклонился и ушёл.

ЭНОН XVIII

Властитель пришёл к Илану и сказал ему: «Скажи мне о том, как умирает человек и как он живёт тогда, когда погребают его тело. Если тело разлагается в земле, или сгорает, или его поедают хищные твари, а человек живёт, то есть ли тело — человек? Быть может, тот, кто видит тело, не видит человека, а тот, кто убил тело, не убил человека?». Илан ответил ему: «Человек есть душа, ум и тело. Без души не бывает человека; без ума человек не видит и не знает ничего, и тогда он слабее камня; без тела же он таков же, как и с телом, но при этом незрим и прозрачен для руки. Есть дела в мире зримом, и есть дела в мире незримом. Плоть дается человеку для того, чтобы мог он вершить то, для чего потребна сила мышц, а паче — для того, чтобы он познал зримый и осязаемый облик мира. Нужно это ради взращения в человеке потребных миру чувств и острого ума. Тело знает само, когда ему умирать; а подобает ему смерть от дряхлости. Кто убил человека, тот совершил великое злодеяние, — ибо убийство препятствует убитому человеку в обретении того, ради обретения чего он родился. И себя убивать человек не должен, — даже если в жизни его нет ничего, кроме страданий. Ему надлежит познать их, — ибо муки преходящи, знание же ведёт к Мудрости, а Мудрость — к благу. Умирая, человек оставляет тело, как оставляют жилище. И он обретается в незримой части мира, и там видит, осязает, ходит и говорит. И он уносит туда всё зло, которое скопил в себе, и всё благо. Если в нём зло, то там оно терзает его и мучает, словно дикий зверь или пытка; и так продолжается в течение некоего срока. Если же в нём благо, то там через него он обретает великую силу, а мудрость свою преумножает. Есть над небом великий источник блага; он есть обитель тех, кто в зримом мире шёл по верному пути и достиг большой чистоты, мудрости и силы. Это их благая мощь изливается оттуда и омывает мир, повергая скверну. Из тех, кто обретается в незримой части мира, одни могут видеть зримый мир, другие же нет; а тот, кто весьма силён, может и касаться его, и даже нечто вершить в нём. Много удивительного есть в незримом мире; но об этом я тебе не скажу. Так люди пребывают там, не старея, и питают там свой ум и свои чувства. И каждый рождается вновь, когда приходит его время. Тогда человек обретает новое тело, и обретает его ради того, о чём я сказал прежде. Тот же, кто в обеих частях мира обрёл величайшую Мудрость и величайшую силу в благе, обращается в белый огонь и проницает собою мир, как кровь проницает тело. Так он вершит величайшее благо, и самим собою обустраивает мир, и просвещает сердца людей, входя в них и обращая их к добру. Вот то, что можно тебе знать сейчас». Властитель выслушал его, потом воздел руки и сказал: «Сколь величественно то, о чём ты говоришь! Оно более величественно, чем солнце. Какого же величия может достигнуть человек, если весь мир может быть проникнут и напитан им, словно воздух — светом солнца! Верно ли я понял, что каждый может достигнуть этого, — даже последний нищий и наихудший злодей?». Илан ответил: «Ты уразумел верно. Каждый может достичь этого, ибо человек — всегда человек, а верный путь — для всех». Тогда Властитель впал в раздумье, а потом сказал: «Если так, то не всё ли равно, быть ли нищим или великим властителем?». Илан ответил: «Для сущности пути — всё равно, потому что путь всегда один. Но для людей — не всё равно, ибо может ли нищий накормить столько же голодных, сколько может накормить великий властитель?». Тогда Властитель сказал: «Вижу, что власть есть дар, обретаемый ради блага людей». Илан сказал: «Благо людей есть благо мира, а благо мира есть благо людей. Нищему — своё вершение блага, а властителю — своё; каждый вершит благо, как может: но благо это — одно. Что бы с тобою ни было, — живи ради блага: так ты свершишь и его, и себя, и мир». Выслушав его, Властитель встал и низко поклонился ему. И Илан сказал ему: «Ты придёшь ко мне ещё один раз, последний». Властитель сказал: «Сердце моё полно горя, словно ты уже оставил меня; я скорблю о себе». Сказав так, он поклонился опять и ушёл.

ЭНОН XIX

Властитель пришёл к Илану через четыре дня. Он пришёл и сказал: «О мудрый, я скорблю. Ты уйдёшь, а я останусь иным, нежели чем был, и всё для меня будет иным. Я буду как чужестранец, или как рыба, вынутая из воды; всё будет чужим для меня в моих же владениях. И уже сейчас всё для меня не таково, как прежде. Что же ты скажешь мне: как мне жить теперь?». Илан сказал: «Ты теперь не таков, каким был, и потому всё для тебя теперь не таково. Птице земля видится иною, нежели чем полевой мыши. Ты был слеп — а теперь прозрел: радуйся же. Знаешь ты меньше, чем мог бы знать; ты словно бы глядишь на мир вполглаза. Но и этого достаточно для того, чтобы увидеть верный путь; а на нём обретёшь и полное прозрение. Радуйся, — ибо ты стал чужд дурному. Кто видит подлинное благо, тому невмочь пребывать в скверне. Ты теперь таков, что сам же ты прежний теперь чужак для себя нынешнего. Но ты сам желал этого; и сам ты не видел в себе сказанного желания, — а я увидел его в тебе. И если бы я ошибся, то не было бы сейчас того, что есть. Поистине, тебе есть чему радоваться: в тебе было доброе желание, достойное человека, — и оно исполнилось. Однако же одного прозрения мало, — ибо прозрение даётся для деяния. Ты видишь, что есть благо, а что — зло; верши же благо и изживай зло. Веди себя к добру и трудись ради того, чтобы мир стал лучше. Если ты видишь, что одежда твоя нехороша, — облекись в другую; если видишь, что дом твой нехорош, — возведи новый дом. Разумеешь ли ты мои слова?». Властитель ответил: «Суть твоих слов для меня зрима. Помню всё, что ты говорил мне; вижу, что ты простираешь передо мною явственный путь. Сердце моё боится его, — но и столь сильно жаждет вступить на него, что рвётся из груди. Знаю, что всё сказанное тобою — правда, и вижу для себя в грядущем череду смертей. Знаю, что умру не однажды; но и знаю, что без этого не смогу подлинно жить». Илан сказал: «Вижу, что ты избрал уже для себя должное. Верный путь один для всех, — но камни на нём для каждого свои. Вот что помни: кто идёт по верному пути, тот пройдёт его. Иначе и не было, и не будет. Смертей не страшись: сколько бы их не было, подлинной жизни им не пресечь. Верши то, что подобает вершить человеку; а благо и Жизнь будут с тобою всегда». Выслушав его, Властитель сидел молча, в раздумье; потом он сказал Илану: «Великое благо требует великих усилий; где же взять силы?». Илан ответил: «Кто полагает, что человек слаб, тот заблуждается губительным заблуждением. Мир породил человека для великого дела; и мог ли он не дать ему на это соответствующих сил? Сила человека столь велика, что он и сам не знает её предела. Кто погряз в скверне, тот не даёт в себе воли доброму, и в числе прочего — подлинной силе. Сила зла на деле ничтожна: в сравнении с силой блага она — что искра против бездны огня. И кто отвергает заблуждения ради Истины и скверну ради блага, в том вершит себя подлинная сила. Зло не может преодолеть смерти. А что не подвластно силе блага, если она даже смерть обращает в жизнь? Сила эта есть достояние каждого из людей; также и твоё. Ныне ты умер, и рождаешься вновь. Многое из того, что ты имел в себе и вокруг себя, ты утратил; но утрачивается лишь преходящее. Какое благо было в тебе и вокруг тебя, то осталось, — ибо подлинное благо не преходит, а только преумножается. Только глупец станет искать опору и силу в преходящем: как оно удержит его, если и само себя удержать не может? Ищи силу в непреходящем: оно есть всегда, и оно всегда с тобою и в тебе. Что бы ни было с тобою, — для тебя всегда есть источник великой силы. Сила эта такова, что обладающий ею может переменить мир. Благая сила обретается через благо: источник её — на верном пути. Путь этот прежде прочего ведёт к подлинной сущности человека; а в неё мир и вложил ту великую силу, о которой я говорю. Итак, будь подлинным человеком и ищи опору в непреходящем: так обретёшь силу, равной которой нет». Властитель сказал: «Скажи же мне о непреходящем. Что из существующего не знает гибели, тлена и забвения?». Илан ответил: «Благо таково, мир таков, законы мира таковы, подлинный человек таков, верный путь таков». Властитель выслушал его и поклонился с великим почтением. Потом Илан сказал ему: «Здесь я был столько, сколько было позволительно; теперь мне надлежит уйти. Повременю ещё пять дней, а на шестой уйду. Тебе же за сказанное время надлежит решить, что будет с тобою: пойдёшь ли ты со мной или же останешься, и если останешься, то как будешь жить. Что я говорил тебе, то ты слышал; избери же теперь самого себя». Так он сказал; выслушав его, Властитель поклонился и ушёл.

ЭНОН XX

Через пять дней на шестой за Иланом пришёл человек и почтительно провёл его в покои Властителя. И Властитель склонился перед Иланом и сказал ему: «Приветствую тебя, Учитель». Потом он сказал: «Хочу пойти с тобою, — но не могу. Вот держава, которую я создал; и я вижу, что много в ней дурного. В том моя вина; и разве могу я уйти? Может быть, я смогу исправить нечто из содеянного; если же не попытаюсь сделать этого, то останусь в скверне, даже будучи в благе. Иди же, Учитель; а слова твои пребудут со мною. Со мною и верный путь. Для меня он пролегает здесь; я останусь, — но останусь на верном пути. Однако же если ты велишь мне идти за тобой, то я пойду. Но прошу тебя, Учитель: если возможно, то не вели мне этого, — ибо сердце моё призывает меня остаться». Илан молчал, а потом сказал ему: «Сердце твоё не лжёт. Но знаешь ли ты, что остаёшься на смерть? Власть убьёт тебя; вспомни, что я говорил о том, как убивает власть. Другого она, быть может, и не убила бы, — а тебя убьёт, ибо твой путь ей неугоден». Властитель ответил: «Помню твои слова, и знаю, что остаюсь на смерть. Но не это ли мой путь?». И Учитель Илан сказал: «Пусть будет так». Затем Властитель сказал ему: «Остаюсь и буду вершить надлежащее, пока не умру. Когда умру, тогда приду в незримую часть мира, и буду пребывать там столько, сколько надлежит. Не знаю, что будет там со мною; но прошу тебя, Учитель: когда ты умрёшь, отыщи меня там, чтобы я мог видеть тебя и пойти за тобой. Отыщи меня там, Учитель, если то будет возможно». Илан ответил: «Буду искать тебя там, — и если возможно будет отыскать, то отыщу». Тогда Властитель поклонился ему и сказал: «Вот моя последняя просьба, Учитель. Я не могу пойти с тобой; но возьми с собой моего сына». Илан ответил: «Вижу, чего ты хочешь». Тогда Властитель вышел в смежный покой и вывел оттуда меня. Он сказал: «Другие двое уже не дети; а это — младший. Имя ему — Баиртам, а возрастом он не достиг ещё трёх лет. Будь теперь ему отцом, и учи его тому, чему учил бы меня, если бы я пошёл с тобой. Прошу: возьми его с собой. Берёшь ли?». Учитель ответил: «Беру; не тревожься о нём». Властитель поклонился вновь и вновь вышел; и вернувшись он принёс две сумы. Он сказал: «В одной суме — одежда и пища в дорогу тебе и ребёнку, Учитель. В другой же суме свитки, на которые я велел списать твои беседы с тех записей, которые делали писцы. И ещё в ней мои слова к сыну. Когда он возмужает, отдай ему то и другое, — и свои слова, и мои. Берёшь ли?». Учитель ответил: «Пусть будет так». Он взял сумы и взял на руки меня; и Властитель вывел его наружу, под небо. Там ожидал военачальник с четырьмя полутысячами солдат, чтобы сопроводить Учителя до границ державы. И Илану дали повозку, и с великим почётом сопроводили до внешних границ Спиртема, чтобы он мог оттуда достичь нового селения своих учеников. Сам Властитель сопровождал его, идя у повозки, словно простой солдат. И когда на границе Учитель вышел из повозки, тогда Властитель взял меня у него из рук, обнял и отдал опять. Потом он склонился и обнял ноги Учителя. И все солдаты, и пятисотенные, и военачальник, увидев это, в страхе упали на колени. И Учитель ушёл, взяв с собою меня; а Властитель возвратился в свою столицу.